Погасшие маяки (гет)

D

Так уж вышло, что он с детства любил великосветские приемы. Действительно любил. Когда-то давно — потому что можно было показать себя. Вот он я, а вот ореол величия вокруг меня. Падать ниц дозволяю... Если не вспоминать в деталях, скулы как от лимона практически не сводит. Сейчас — о, вне всякого сомнения, сейчас, потому что было на что посмотреть. Даже не зная всех нюансов, порой можно было собрать совершенно великолепную мозаику. Кто с кем разговаривает и кто молчит, кто смотрит по сторонам и кто рассчитывает увидеть что-то по-настоящему интересное. Чьи взоры обращены на тебя и чьи уши услышат каждое твое слово. Кто верит, что происходит именно то, что ему кажется здесь и сейчас. Это даже не шахматы, нет, потому что ты сам присутствуешь здесь же. Находишься среди них всех — игроков, марионеток, предметов интерьера, пешек и очень, очень влиятельных фигур.

К вопросу о шахматах...

— Мистер Уизли! — Муж Грейнджер совершенно не воспринимается как личность, зато, по крайней мере, эта говорящая табуретка уже давно не вызывает раздражения. — Миссис Уизли! Какая встреча!

— Малфой, — да уж, их чувства определенно невзаимны.

— Мистер Малфой, — а вот Грейнджер определенно держит себя в руках. И наверняка повторяет отточенную до блеска мантру про контроль над эмоциями. Здесь достаточно и министерских шишек, которым она перешла дорогу, и древних семейств, которым все еще тяжело признать то, что сам Драко принял за факт объективной реальности почти двадцать лет назад. Она как никогда будет следить за каждым словом — и можно не сомневаться, не только своим.

...Коричневая мантия с золотой каймой шла ей, пожалуй, не хуже любой вещи из гардероба, которую они могли бы подобрать у Мадам. Но это не белый жемчуг, даже, право, жаль, что Грейнджер настолько щепетильна в таких вопросах. Ему бы и в голову не пришло предложить ей взятку.

— Астория, моя супруга.

Великолепная женщина. Она не вмешивается в его дела, он не мешает ей путешествовать. Четырнадцать лет семейной идиллии.

— Рон, Гермиона! — А это уже начальник аврората. И рыжая Уизли, странно, в Нью-Йорке она ему казалось едва ли не в каждой женщине, а сейчас он видит ее вблизи и отчетливо понимает, что она совсем другая. Остается разобраться, кого же он, в таком случае, видел и почему. Когда там в следующий раз пожертвования в Мунго?

Осторожно, но вежливо здороваются. Поттер изменился — на такой-то работе и таких должностях, да еще за девятнадцать лет! Они видятся достаточно редко, чтобы это особенно резко бросалось в глаза. И то, как изящно аврорат устранился от всех реформаторских дрязг, притом до сих пор сохраняя положение ключевого столпа силы в Министерстве, говорит, что Поттер многому научился. Нетрудно понять, у кого.

А теперь шлифовал свое искусство до блеска.

Пожалуй, с ним тоже будет интересно поговорить, но не здесь, не сейчас... Хотя, почему, собственно, нет?

— Как вы нашли Новый Свет, Малфой? Вы много путешествуете в последнее время. — Еще бы глава аврората не знал, что он «много путешествует»! А главное, куда. Сколько у них сейчас функций, помимо, собственно, борьбы с изведенными под корень темными магами? Служба безопасности, контрразведка, чем Слизерин не шутит, а может, и внешняя разведка тоже.

— Он другой. Просто удивительно, насколько. И, пожалуй, нам так же далеко до их забот, как им — до наших.

— Вот как? И какие же у них заботы?

Малфой улыбнулся. Что бы ответил Поттер на фразу «Ну вот в чем здесь состав преступления»?..

— Это сложно передать словами. Лучше увидеть самому, правда.

— Не сомневаюсь. Джинни, ты бы не возражала против поездки в Америку?

— Когда у тебя в последний раз был отпуск? Три года назад? — к вопросу о семейных идиллиях. А Поттер, похоже, ничуть не расстроен, скорее наоборот.

— Хороший вопрос. Сейчас я узнаю у Малфоя, зачем ему нужно, чтобы я уехал из страны, и мы его обсудим, дорогая. Миссис Малфой, обещаю вернуть вашего мужа в целости и сохранности .

Простой и незатейливый аврорский юмор. А вообще, оперативны наши спецслужбы, ох, оперативны. Они отходят в сторону, Астория что-то спрашивает у Гермионы, та отвечает. Что же, вечер начался.

Поттер поправил очки:

— Ты ничего не хочешь мне рассказать, Малфой?

— Про Штаты? Ради Мерлина, никакого тайного умысла. Это место действительно стоит видеть своими глазами.

— Не смеши, Малфой. Что может быть интересно далекому от бизнеса человеку в этой стране?

Допустим, есть что. Ночные огни, восход солнца на Лонг-Айленде, мир как на ладони с вершины небоскреба. А сколько он еще не увидел?

— Поттер, это разговор о желаниях и целях. Назови, что ты хочешь, и ты раньше меня поймешь, что тебе может быть интересно.

Глава аврората просто улыбался.

«Я думаю, мне будет интересно с тобой просто поговорить».

Драко непроизвольно моргнул. Ему показалось, или... Или Поттер произнес слова вслух?

— К вопросу о тайных умыслах. Нет, я действительно размышляю об отпуске и о том, чтобы это было незабываемое время, — как ни в чем не бывало, продолжал глава аврората. — Джинни будет очень приятно. А ты действительно очень много путешествуешь.

— Каир, — пожал плечами Драко. В самом деле, почему бы не поделиться секретом? Который, вдобавок, не секрет ни для кого, кому приходила в голову простая мысль прямо спросить его об этом. — Знаешь, прогулки по Нилу, пирамиды, храмы...

— Джинни уже была в Каире, — покачал головой Поттер.

— Целый один раз? Эта страна стоит тысячи поездок.

— Для тебя, не так ли?

...Это определенно были не шахматы...

— Я ведь и говорю о себе, Поттер. Астория бы предпочла Францию, но в ней, я уверен, Джинни была не меньше дюжины раз.

— Это хорошо, что они познакомились. Астория ведь тоже много путешествует, не так ли?

Больше, чем он. С той разницей, что она именно путешествует.

— Действительно, замечательно. Кстати, Скорпиус много пишет об Альбусе. Они сдружились. Он очень впечатлен тем, что твой сын оказался в Слизерине.

— Выбрал, — аккуратно поправил Поттер. И по лицу не скажешь, что он хоть сколько-то огорчен или разочарован. А вот что творилось с Уизли, можно даже не представлять — картинка получалась ну очень выразительная.

— Замечательная вещь — выбор, — а ведь Скорп действительно под впечатлением. Он не скупился на подробности — и обстоятельно изложил в первом же письме из Хогвартса все. И то, как Ал едва ли не всю сознательную жизнь вздрагивал от одной мысли о Слизерине, и о подначках старшего брата, и о словах отца на вокзале. И о том, как посмотрел в глаза своему страху, надев на голову Распределяющую Шляпу. Скорп просто обожает своего друга и, похоже, не слишком обращает внимание на имена и фамилии...

— Что, по-твоему, делает нас теми, кто мы есть? — Глаза Поттера блеснули за стеклами очков.

— Я думаю, правильный ответ на вопрос, кто принимает решение. Кто выбирает.

— И кто же выбирает? — а вот это вызов. Поттер делает свой ход.

— Хороший вопрос. Что в твоей жизни не было распланировано, Поттер? — Гриффиндор, Темный Лорд, аврорат, рыжая Уизли...

— А в твоей, Малфой?

— Ой, да что в ней только не было...

— И это каждый раз был твой выбор, Малфой.

Если очень грубо, то да. А если нет... то тоже да.

— Ты же знаешь, что такое театр, Поттер? Есть сцена, есть декорации, есть пьеса. Если есть яйцо, из него вылупится василиск. А даже если нет, в этих декорациях будет разыгран именно этот спектакль. Это тоже нужно понимать, когда... выбираешь.

— Это называется не «театр», а «плыть по течению», хотя в остальном я, пожалуй, соглашусь. Что ты еще понял, Малфой?

— А ты, Поттер?

— Чаще думай об Азкабане, Малфой, когда называешь смерти и убийства спектаклем. Почему-то одно приводит к другому. Это я тебе не как глава аврората говорю.

— Я вообще не люблю театр, Поттер, вот ведь в чем дело.

D

— Это было очень символично, — Астория улыбалась. — Когда с одной стороны стояли Уизли, а с другой подошли Поттеры. Прямо «Драко Малфой и Отдел обеспечения магического правопорядка».

Я тоже тебя люблю, дорогая, только называется это «попал между Департаментом исполнения законодательства и Авроратом» .

— Видимо, это судьба всех выпускников Хогвартса — всегда быть вместе... Мне кажется, или оркестр начинает играть громче?

— Ты произнес слово «кажется», дорогой? Что с тобой сделал Поттер?

— Напугал до смерти, разумеется.

— Азкабаном с конфискацией?

— Почти. Я случайно представил, что вырастет целое поколение детей, для которых Хэллоуин будет ассоциироваться исключительно с авроратом и службами магической безопасности, — Драко взял жену за руку и уверенно повел вперед. Навстречу музыке.

— Ты еще скажи, что хочешь стоять у истоков этой традиции, — какие знакомые выразительные интонации в ее голосе! Для завершения образа не хватает взгляда — но, право, это самое легкое препятствие. Перехватить кисть, изящный поворот под рукой, поднести тыльную сторону ладони к губам... Он и она, и так действительно интереснее. — А на вопрос «зачем?» ответь, что плестись в конце очереди тебя никогда не устраивало.

Блики света на водной глади. Игры теней летящих одуванчиков. Можно ли сказать, что ты их уже видел?

— Я способен произнести подобную чушь?

— Странный вопрос, — она устраивается в его руках... и он уже едва-едва может чувствовать ее тело. И столь же совершенно может чувствовать свое. — Как будто ты не знаешь, на что способен.

Шаг в сторону. В этой музыке хочется раствориться, эта музыка не может не вызвать задумчиво-грустную улыбку, от этой музыки нельзя не закрыть глаза, в такт этой музыке бьется сердце... Забавно, он уже давно не ловил себя на этой мысли.

Уже очень, очень давно.

— Пожалуй, что нет. Не знаю. И это мне нравится больше всего.

...Танцующих оказалось неожиданно много. Вспоминался Нью-Йорк — и, Мерлин, сравнения в голову приходить отказывались. Вообще. Музыка и музыка, пары и пары, полумрак и яркий свет... Другое. Да, это самое правильное описание. Другое и все равно — столь же неизмеримо прекрасное и притягательное.

Что же, вот еще один элемент настоящей магии.

...Вынырнуть непросто — и дело не в других танцующих. Не отпускает музыка. И даже когда ты берешь волю в кулак, это чувство лишь словно прячется. Скрывается, забирается в укромные уголки — но никуда не пропадает. Всегда остается с тобой. Это не закат в Касабланке, верно. Но одновременно и он.

Они даже не успевают по-настоящему отойти в сторону — Асторию приглашает Уизли. Уши красные и все эмоции на лице... похоже, ему только что объяснили, кто в доме хозяин.

— Разумеется, — кивает он, в последний момент сдерживая усмешку. В голову очень не вовремя вернулся поэтический образ... А вот и Грейнджер. Полуулыбка и оттенок вызова.

Драко выразительно поднял бровь. Говорить о делах во время танца?

Насмешливо-неодобрительный взгляд в ответ. Малфой, ты что, идиот?

— Миссис Уизли?

— Не возражаю. — Нет, ну надо же, и как это он догадался!

...Музыка начинает стихать. Кажется, сейчас будет слово Министра, а потом можно будет ловить великолепную делегацию из Восточной Европы. Грейнджер закрыла глаза и, похоже, пытается, восстановить дыхание. Что же, это... было. Да, это было, и ему не в чем упрекнуть ни единое мгновение.

— Я вижу цель и средства, — даже если Уизли захочет стряхнуть Асторию с хвоста, ему придется постараться. Время есть. — Сильный Министр и сильный выборный орган. И этим инструментом — серьезное изменение очень многого из того, что есть. От административного регламента до бюджетной политики. Средство — пожалуй, партия. Платформа — развитие среды. Ну ты в курсе, создание возможностей, отмена неэффективных законов, снятие лишних барьеров. Твои реформаторы, мои связи, валлийские либералы с их региональной политикой...

— Альянс, который сложно даже представить.

— Тем лучше. Значит, для всех это будет шоком, который позволит нам выиграть время и темп.

— Допустим. Партия?

— Это можно назвать любым словом. Альянс, союз, партия... Изначально, разумеется, неофициальная.

— И кто будет Министром?

— Тот, кого выберут волшебники.

— Малфой!

— Да не важно, кого выберут. Потом придумаем. Главное, чтобы не мешал. Зато создадим работающие институты, проведем туда тех, кто умеет работать. В вопрос же не в фамилиях. А в том, что это болото нужно как следует расшевелить. И расшевелив, не дать превратиться во что-нибудь столь же гнилое .

Недоверие. Или что-то другое, но близкое. Думает и пытается принять решение... Если бы Астория рисовала сейчас ее портрет, получила бы квитэссенцию Сомнения.

— Подумай. Сегодня мы говорили с Гарри о том, что делает нас теми, кто мы есть... Выбери, чего ты хочешь. Ты ведь знаешь, чего ты хочешь?

Бросает взгляд на него. Неужели ищет подсказку, ищет ужасного Драко из Слизерина, повод сказать «Нет!» и выйти из игры?

— А чего хочешь ты, Малфой?

— Я не хочу вариться в каше, которую начали не мы и из которой даже сейчас не можем выбраться. И не хочу до конца жизни бродить среди призраков.

— Так ведь этого никто не хочет, Малфой. А чего ты хочешь?

А ведь у него было много времени, чтобы ответить на этот вопрос. Десять лет — чертова бездна. Мерлин, сколько же у него ушло, чтобы написать на чистом пергаменте одно-единственное слово?

Жить.

Тогда он хотел просто жить. То, что жизнь — это и восход над Городом Живых, и тонущее в огненном океане солнце, он понял намного, намного позже. А тогда это означало...

— Начать сначала. И сделать по-другому... так, как надо. Тем более, что сейчас у меня есть возможности.

— И как же надо?

— А как сделала бы ты?

Закусила губы. Вот тебе и вопрос, Гермиона Грейнджер. А теперь хорошенько подумай над ответом, потому что все, что хотел, он сегодня уже сказал.

— Я сделаю так, что мы встретимся через неделю, — последние штрихи. Теперь картина будет закончена. — Обдумай все... и постарайся не трепаться. Этот проект может быть успешен ровно настолько, насколько его удастся подготовить в тайне. Хотя бы в начале.

— Почему я должна тебе верить?

— Потому что тебе это будет интересно.

— Гермиона! Вот вы где! — Уизли только что не бросается к ним и пытается, насколько может, отгородить жену от Малфоя. И поскорее увести в сторону, словно тот ее украдет или заколдует. Смешно. Астория подходит к нему сзади и берет под руку, нежно проведя ладонью по плечу. Драко поворачивается — она с трудом сдерживает ликующую улыбку.

— Я хочу нарисовать портрет этого мужчины, дорогой. Он весь такой... целостный и гармоничный.

Вот уж в чем он точно никогда не сомневался!

— Как знаешь, дорогая, — в самом деле, почему нет. Он ведь так до конца и не понимал, что она любила больше — свои путешествия, свои журналы о них или свои картины. Совершенно разные и притом одинаково сильные страсти. Она, похоже, и сама не понимала.

Оркестр играет туш. Министр Магии, заключительный акт на сегодня. У Грейнджер есть время подумать, и если подумать, его устроит любой ее ответ. С Поттером они обязательно продолжат, им ведь теперь есть много о чем поговорить. А у него, похоже, появилось еще несколько вопросов, которые он не может адресовать никому, кроме себя.

И несколько ответов, а вот это делало происходящее уже по-настоящему интересным.

D

Драко сел на кровати, отбрасывая в сторону простыни. Мерлин! На часах четверть пятого, значит, он дремал не больше часа. С учетом программы на завтра, имело смысл поспать хоть немного больше, но, похоже, свою счастливую возможность он уже упустил. Впрочем, не в первый раз.

В комнате легкий полумрак — и ни одного светильника. Кажется, что свечение исходит прямо из воздуха. По-своему живописная картина брошенных на пол вечерних мантий. Приглушенные огни в дальнем конце. Ну разумеется, Астория. Он бы действительно удивился, если бы она уснула, не попытавшись оставить на пергаменте самые яркие впечатления прошедшего вечера. Огромный письменный стол, сидящая за ним тонкая, аккуратная фигура. Небрежно наброшенный халат — густое серебро, перетекающее в сиреневый жемчуг, почти не скрывающее великолепные изгибы ее линий.

Тихо подойти, аккуратно и нежно обнять. Она едва замечает его, целиком погрузившись в работу. На столе уже лежат наброски — в основном лица. Срезы мгновений, подаренные вечности. Уже заметно постаревший Мирко Славутич, посол по особым поручениям. Хитрая сволочь с начисто атрофированной совестью. Вот уж с кем держать ухо востро и не попадаться на провокации. Настороженный, чем-то встревоженный и даже как будто поникший Перси Уизли. Кто-то из поляков — на лице самодовольство и надменность. Неудачный набросок Грейнджер — кажется, всего несколько штрихов, незаконченных, отброшенных в сторону, но эти глаза... Неуверенность и решимость, подозрительность и почти детское доверие, невозмутимое спокойствие и с трудом сдерживаемая ярость пополам со страхом, холодный подсчет вероятностей и отчаянная попытка прислушаться к внутреннему голосу. Фантастическое сочетание.

Она не могла не заинтересовать Асторию.

Воистину, квитэссенция Сомнения. Игрок, который оказался в сердце бури и теперь прикидывает, какой величины ставка только и позволит ему выбраться. Который знает очень хорошо, что отпустить штурвал равноценно самоубийству, но вот куда вести, как и как долго...

Драко встречал такие лица.

В силу специфики занятия — намного чаще, чем она.

Следующий рисунок. Стремительные линии, перо так и скользит по пергаменту. Драко постепенно начинает различать получающуюся картину — и не находит слов. Просто не может подобрать. Гарри Поттер и Драко Малфой, два извечных... попутчика. Глава аврората, темноволосый, в темной же мантии, поглощающей свет — и его же дарящей. Осиянный Светом и вбирающий его во Тьму. И рядом — преумноживший семейное состояние аристократ и бизнесмен, потомок вейл, с платиновыми волосами, в светлой мантии. Окутанный Тьмой и пронзивший ее насквозь белоснежным росчерком. Отражения друг друга, отрицания друг друга, чья разница грозит вот-вот перейти в сходство.

Драко пораженно молчал, глядя, как Астория накладывает последние штрихи.

— Не бери в голову, дорогой, это просто мысли на тему, — улыбнулась она, поворачивая голову к нему. — Вы так удивительно смотрелись вместе. Должно было получиться что-то очень необычное.

— Оно действительно необычно, — признался Драко.

— Разумеется, выглядели вы куда более прозаично, — ехидные интонации в голосе Астории даже не думали прятаться, пока она собирала пергамент и отодвигала получившуюся весьма немаленькую стопку к дальнему углу. — Я бы даже не сказала, что вокруг вас закручивался весь остальной поток. Но ощущение силы было настоящее. Ощущение присутствия. Вы были реальны. Вместе вы далеко пойдете.

Драко едва заметно вздрогнул. «Вместе вы далеко пойдете...» Что она знает на самом деле?

Что она может знать?

— Ты что-то почувствовала?

— Не думаю. В любом случае, все, что может произойти, зависит от вас самих. И я не вмешиваюсь в твои дела, или ты забыл?

Что она может почувствовать — она, художник? Что здесь от привычной магии, а что от более древних и могущественных сил? Есть ли здесь что-то?

— Я не забыл.