От ненависти до... любви? (гет)

Даже сейчас, спустя много лет, я не могу описать, что я чувствовала тогда. Одно могу сказать точно: в те несколько месяцев, со дня разговора с мистером Коннором до дня моей свадьбы, я была сама не своя.

Мои обычные наблюдательность и рассудительность как будто исчезли куда-то. Я не замечала многих вещей, на которые раньше обязательно обратила бы внимание. Иногда я думаю: как бы сложилась моя жизнь, если бы в то время я смогла обратить внимание хотя бы на некоторые из них? Мне кажется, что единственное чувство, которое владело мной тогда — это страх. Огромный, всепоглощающий страх. Конечно же, в первую очередь меня пугало то, что мне придётся жить в Малфой-мэноре — вы знаете, чем для меня было это место. И как бы не стремилась я не показать своего страха Люциусу Малфою, я боялась его. Что бы не произошло в последние годы, он не изменил своих взглядов — это я ясно поняла, когда мы обговаривали с ним условия нашего брака.

Ах да! Об этом нужно рассказать подробнее. То, что брак был магическим, вы уже знаете. Но даже для магического союза он был необычным. Начиная с обряда его заключения и заканчивая относительной свободой поведения супругов после. Обряд, как нам объяснил мистер Коннор, был более древним, чем тот, по которому обычно заключались магические браки, и одновременно — более простым. Настолько, что не было необходимости нам рассказывать о нём заранее. «Не волнуйтесь, мисс Грейнджер, — сказал мне мистер Коннор, когда я выразила беспокойство, что могу что-то сделать не так, как нужно, — поверьте мне, на этой церемонии вы просто не сможете ошибиться».

Так вот, были некоторые условия, которые мы обязаны были соблюдать — в частности, необходимость жить под одной крышей. Разумеется, Люциус Малфой не мог жить нигде, кроме Малфой-мэнора, а значит, и мне предстояло жить здесь же. Как бы мне не было тяжело, я понимала, что он прав. Немного поразмыслив, я пришла к выводу, что так даже лучше. Брак подруги Гарри Поттера и бывшего пожирателя смерти наверняка вызовет много пересудов в обществе, а чтобы скрыться от назойливого внимания, более подходящего места было не найти — к этому времени хозяин поместья сумел добиться того, чтобы оно снова стало ненаносимым.

Однако мы имели право не сообщать о своём браке обществу — вообще или столько, сколько сочтём нужным. Признаться, меня такая возможность обрадовала. К моему изумлению, Малфой-старший со мной согласился безоговорочно.

Не буду рассказывать вам обо всех наших договорённостях, чтобы вас не утомлять — если будет необходимо, я упомяну о них позже.

Но о чём я обязательно должна сказать — так это о том, что поведение моего будущего мужа в эти месяцы меня удивило. Он вёл себя осторожно, но я ясно поняла, что он по-прежнему считает, что магглорождённым волшебникам (и мне в том числе!) не место в магическом обществе. И всё же он ни разу не выказал своего недовольства нашим браком. Причину этого я смогла понять только спустя много месяцев.

Пока же я боролась со своими страхами — страхом перед прошлым, который воплощал собой Малфой-мэнор, и страхом перед будущим, которым был для меня Люциус Малфой. Нет, я не боялась его после окончания войны — что мог мне сделать один из двух избежавших заключения в Азкабан пожирателей смерти? Но одно дело — не бояться его на расстоянии, и другое — жить с ним под одной крышей, быть членом его семьи. Как оказалось, боялась я не напрасно.

* * *

Для обряда требовались специальные предметы — магические кулоны и браслеты. Причём обязательно гоблинской работы. Заказы от волшебников, и особенно от Министерства магии, гоблины принимали крайне неохотно, и мистер Коннор сетовал, что изготовление кулонов и браслетов может затянуться. Но как только они будут готовы, церемония бракосочетания должна была состояться сразу же.

Несколько месяцев промелькнули для меня как одно мгновенье. Чем ближе был день свадьбы, тем тяжелее мне становилось. Друзья поддерживали меня, как могли.

В назначенный день я с Гарри и Роном аппарировала в Малфой-мэнор. Не скажу, что я привыкла к имению, но те несколько раз, когда я вынуждена была его посетить, принесли мне небольшую пользу. Я почувствовала, что смогу жить здесь. Конечно, всё время проводить в его стенах — на это моих сил не хватило бы. Но хотя бы столько, чтобы можно было сказать, что я делю кров с мужем — это я смогла бы выдержать. И втайне надеялась, что со временем мой страх исчезнет совсем.

Для подготовки к церемонии мне выделили комнату и домашнего эльфа, точнее — эльфийку по имени Лонки, которая после свадьбы должна была стать моей горничной. Это решение хозяина поместья мне не понравилось совсем — если я и не стала работать в министерстве, как планировала сначала, это вовсе не означало то, что я изменила своим взглядам. Нет, я по-прежнему считала, что положение эльфов в магическом обществе унизительно. Но... со временем я поняла, что сами домовики ещё не готовы к своей свободе, а сделать кого-то счастливым против его воли — это в принципе невозможно. Добби был ярким исключением из этого правила. Что же касается распоряжения моего будущего мужа относительно моей прислуги — живя в Риме, нужно поступать так же, как римляне. Я вынуждена была согласиться с его решением. Но себе дала обещание пользоваться услугами домашних эльфов как можно реже.

— Лонки всё сделала, госпожа, — сказала мне домовиха, закончив мой туалет. — Не угодно ли госпоже посмотреть, какая она красивая?

Подойдя вслед за Лонки к зеркалу, я взглянула на себя. Более чем скромная невеста для Малфоя! Простое белое платье в пол, отделанное вышивкой по подолу и краям рукавов. Из украшений — только кулон с изображением руны «райдо». Незамысловатая причёска, в которую Лонки вплела живые цветы. Даже столь естественный в руках невесты маленький букетик — и тот отсутствовал. Совсем не такой невестой я себя представляла, когда мечтала о свадьбе с Роном. При воспоминании о Роне и нашем несостоявшемся браке к горлу подступил комок. Хотелось забиться в какой-нибудь угол и плакать, плакать до тех пор, пока совсем не останется слёз. Однако я взяла себя в руки.

— Глупо переживать из-за того, что ты изменить не в силах, — сказала я своему отражению.

В это время появился ещё один эльф и передал, что Кингсли и мистер Коннор прибыли, и все ждут только меня. Поблагодарив эльфа, я ещё раз взглянула на себя в зеркало и вышла из комнаты.

Пожалуй, тот путь до гостиной был самым долгим в моей жизни. Наверное, потому, что чувство, которое я тогда переживала, я назвала про себя ожиданием смерти.

Когда я вошла в гостиную, взгляды всех присутствующих обратились ко мне, и я почувствовала себя ещё хуже. Но я собрала все свои силы, чтобы не показать этого. Гарри и Рон смотрели на меня: Гарри — с беспокойством, Рон — виновато. Мне хотелось поддержать его, но сейчас я просто не смогла бы сделать этого.

Я не захотела, чтобы кто-то из семьи Уизли, кроме Рона, присутствовал на церемонии. Даже Джинни. Всё семейство переживало за меня, и я боялась, что они не смогут сдержать волнения, а вслед за ними испарится и моя решимость идти до конца.

Министр магии должен был присутствовать при заключении брака согласно обычаю. Директор МакГонагалл даже не спрашивала разрешения — она просто известила меня, что на церемонии будет обязательно. И сейчас я была ей особенно благодарна за это — в глазах Минервы и Кингсли читалась поддержка, так необходимая мне в эту минуту.

Немного удивило меня то, что со стороны Люциуса Малфоя не было ни одного приглашённого. За пять лет, прошедших с окончания войны, Малфои сумели восстановить почти потерянное положение в магическом обществе, а значит, обязательно нашёлся хоть кто-нибудь, кто счёл бы за честь получить приглашение на церемонию. Увы, искренних друзей, которые готовы были бы разделить с ними горе и радость, в их окружении не наблюдалось. Если таковые и были когда-то, то, скорее всего, уже либо мертвы, либо находятся в Азкабане. Единственное, что я смогла предположить — что Малфои просто не могли допустить, чтобы кто-то увидел их невластными над обстоятельствами. Именно поэтому, скорее всего, на церемонии и не было гостей с их стороны.

Люциус Малфой был одет в простой чёрный костюм, отделанный серебром. Если бы такой костюм был надет на кого-нибудь другого, я бы его, пожалуй, назвала даже скромным. Мой взгляд задержался на единственном украшении — кулоне с руной, точно таком же, как и у меня. По лицу Малфоя-старшего, как обычно, нельзя было ничего прочесть. Только я не сомневалась, что под этой маской — сплошная ненависть и презрение. Вот сын его, несмотря на всё отцовское воспитание, пока так и не научился скрывать очень сильные эмоции, и то, что нельзя было прочесть по лицу старшего Малфоя, вполне мог показать младший. Я перевела взгляд на Драко, ожидая найти подтверждение своим мыслям, и удивлённо замерла: в его глазах были не ненависть и презрение, а покорность. Нет, не покорность, а... смирение?! Осознание этого потрясло меня настолько, что я застыла, не в силах оторвать от него взгляд. Драко, заметив это, тут же принял надменный вид. Но нескольких секунд созерцания столь несвойственного Малфою чувства придало мне сил, и опасный огонёк, блеснувший в глазах Люциуса Малфоя, заметившего этот обмен взглядами, на меня уже не подействовал.

Наконец, я взглянула на мистера Коннора и сама не поняла, что произошло. Но взгляд невыразимца странным образом повлиял на меня: что бы ни случилось, я была здесь для того, чтобы сохранить в мире магию, ту самую, которая открыла мне сказку в жизни, ту самую, перед которой я была в долгу. В конце концов, я училась на Гриффиндоре! А гриффиндорцы всегда верны долгу! Теперь я была уверена, что мне хватит сил выдержать до конца церемонии.

Мистер Коннор посмотрел на меня и Люциуса Малфоя: можно ли начинать? Получив в ответ два утвердительных кивка, он сделал знак нам встать рядом, гостям — расположиться за нашими спинами. Затем прочёл какое-то заклинание — и стало темно, хотя был ещё не поздний вечер, а в окна гостиной только что проникал свет.

Конечно же, нас предупреждали, что предстоящая церемония будет мало похожа на обычную: «Мы собрались здесь, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину...». Но то, что разворачивалось на наших глазах, было... волшебством! Голос мистера Коннора, читавшего заклинания на неизвестном мне языке, в темноте звучал особенно торжественно. Внезапно появился крохотный огонёк: свечение шло из точки на полу между мной и Люциусом Малфоем. Постепенно светящаяся точка превратилась в небольшой круг, а затем — в кольцо, которое расширялось до тех пор, пока мы не оказались стоящими внутри него. Таким же образом появилось другое кольцо, но чуть поменьше первого. Затем между кольцами начали появляться руны. Я попыталась расшифровать текст, но в это время мистер Коннор закончил читать заклинания, и я всё своё внимание переключила на то, что стал говорить он.

— Я, Брендан Коннор, — начал начальник Отдела тайн, — хранитель тайн древней магии, подтверждаю получение послания.

Узор на полу вспыхнул чуть ярче.

— Я, Брендан Коннор, хранитель тайн древней магии, сообщаю, что согласно воле магии собираюсь соединить узами брака Люциуса Малфоя и Гермиону Джин Грейнджер.

На этот раз засветились обе руны на кулонах.

— Я, Брендан Коннор, хранитель тайн древней магии, подтверждаю, что, согласно древним обычаям, клятвы, данные при заключении этого брака, будут запечатлены в магических браслетах.

После его слов в воздухе появились четыре раскрытых браслета. Мистер Малфой взял два из них, те, что были поменьше, оба одновременно надел на мои запястья и чуть надавил — браслеты превратились в не слишком широкие кольца.

— Сознаёшь ли ты, Люциус Малфой, что древняя магия выбрала тебя проводником своей воли? — раздался голос мистера Коннора.

— Сознаю, — ответил Люциус, не выпуская моих рук из своих.

— Принимаешь ли ты это?

— Принимаю.

Руны на кулонах вспыхнули, из каждого потянулась светящаяся ниточка. Обе ниточки сплелись вместе, а затем распались на две светящиеся точки, которые скользнули в браслеты на моих руках.

— Сознаёшь ли ты, Люциус Малфой, что магия выбрала твоим помощником в исполнении её воли Гермиону Джин Грейнджер?

— Сознаю.

— Принимаешь ли ты это?

— Принимаю.

Ещё две светящиеся ниточки сплелись в клубок, а затем исчезли в браслетах.

— Для исполнения воли древней магии соединяешь ли ты свой род с родом Гермионы Джин Грейнджер?

Мистер Малфой так сжал мои запястья, что мне стало больно, но его голос прозвучал ровно, без эмоций:

— Соединяю.

И ещё раз две ниточки, сплетясь в клубок, распались и проникли в браслеты. После этого мои браслеты засветились, превращаясь в монолитные кольца. Отныне никто не мог бы снять их ни обычным, ни магическим способом.

— Магия приняла твои клятвы. — После этих слов мистер Малфой отпустил мои руки.

Теперь настала очередь моих клятв. Я взяла вторую пару браслетов, надела их на запястья Люциуса Малфоя и так же, не отпуская его рук, отвечала на те же вопросы, что ранее и он.

И когда мистер Коннор задал последний вопрос, я сглотнула, но ответила твёрдо:

— Соединяю.

Я понимала, почему этот вопрос не понравился моему мужу. Это был не тот брак, когда женщина, выходя замуж, становится частью семьи мужа. А муж, хоть это и не было закреплено магическими законами, становился её господином и повелителем, потому что таковы были традиции. Нет, в браке, только что связавшем нас до конца жизни, мы были равны друг другу. В волшебном обществе издревле действовал закон, который не допускал подчинения одного магического рода другому. А мы были не просто членами двух магических родов — мы были их главами. И неважно, что его род насчитывал несколько поколений волшебников, а я — единственная волшебница в своей семье. Союз глав двух магических родов означал, что в нашей совместной жизни все решения могут быть осуществимы только тогда, когда с ними согласятся оба супруга. Соединение же родов означало, что все, в ком течёт его кровь, становятся членами моей семьи, а все, в ком течёт моя кровь, становятся членами его семьи.

Вспыхнувший браслет стал монолитным, и мистер Коннор произнёс:

— Магия приняла твои клятвы.

* * *

«Как странно, — думала я, когда церемония была закончена, комната оказалась снова освещённой, а мистер Коннор посчитал необходимым ещё раз напомнить, какие условия нам следует выполнять неукоснительно, и в чём предоставлена свобода выбора, — и как всё до смешного просто. Самая могущественная сила на земле, не подвластная даже волшебнику, не то что магглу, — и твоя жизнь действительно больше не принадлежит тебе. Проявление магии, у которого нет даже хоть сколько-нибудь поэтичного, необычного названия — всего лишь «светящаяся руна», несколько вопросов и ответов — и два человека, питающие друг к другу лютую ненависть, связаны без шанса когда-либо освободиться друг от друга».

Слушать мистера Коннора ещё раз мне не хотелось. Моё внимание привлекли друзья, стоявшие немного в стороне. Гарри что-то говорил Рону, но лица Рона я не видела. Вспомнив его виноватый взгляд, я подошла к ним.

— Слушайте, я, конечно, понимаю, что Малфой... м-м-м... не самая удачная для меня партия, но, может быть, вы всё-таки поздравите меня — как-никак, теперь я замужняя дама, — попыталась пошутить я.

После моих слов виноватый взгляд Рона стал взглядом затравленного зверя.

— Ты ни в чём не виноват, Рон, — сказала я, беря его за руку, — поэтому не стоит изводить себя, поверь. Если мне суждено было стать женой Малфоя...

— Если бы не я, не было бы того разговора, и ты не сказала бы... — с отчаяньем в голосе начал говорить Рон.

— Если мне суждено было стать женой Малфоя, — не обращая внимания на его слова, продолжала я, — то руна появилась бы независимо от того, поспорили бы мы с тобой или нет. Сейчас же я уверенно могу сказать, что мне было бы намного хуже, если бы тогда тебя со мной не было. Потому что мне было страшно как никогда в жизни. Так что прекрати корить себя и улыбнись — за последние месяцы мне до чёртиков надоели все эти сочувствующие лица.

— Вот-вот, и я о том же говорю ему, — сказал Гарри. — Ты же не умерла, и в случае чего защитить мы тебя всегда сумеем.

— Верно. Гарри прав, Рон. Я не умерла, и у меня всё ещё есть вы оба.

— Ладно. — Лицо Рона немного просветлело. — Только самое главное — не скрывай ничего от нас, слышишь? А то мы тебя знаем — будешь защищать его только потому, что он получил титул твоего мужа.

Я не сдержалась и звонко рассмеялась.

— Ты так сказал — титул моего мужа. Готова поспорить, что сам Малфой считает, что это он снизошёл до меня, подарив мне титул... своей жены.

Теперь со смеху прыснули уже мы все.

— Мисс Грейнджер, — обратился ко мне мистер Коннор. — Ваши друзья до церемонии выказывали беспокойство, что ваш супруг сможет причинить вам вред. Я постарался их уверить, что их волнения напрасны, но, наверное, будет лучше, если они смогут увидеть это своими глазами. Что вы об этом думаете?

Я согласно кивнула, но на всякий случай незаметно достала палочку.

— В таком случае, мистер Поттер, мистер Уизли, — сказал мистер Коннор моим друзьям, — попрошу вас отойти немного в сторону. Если мистер Малфой не сможет причинить вред мисс Грейнджер — это не значит, что он не сможет причинить его вам.

Все гости отошли на довольно приличное расстояние. В центре комнаты остались только я и Люциус Малфой, направивший на меня палочку. Какое заклинание он произнесёт, я поняла, увидев вспыхнувший огонёк в серых глазах, за миг до того, как услышала два слова:

— Авада Кедавра!

Зелёный луч из его палочки не вырвался, но в ту же секунду заклинания, выпущенные Гарри, Роном, Кингсли и профессором МакГонагалл, устремились к нему — и разбились о щиты, поставленные на их пути. Думаю, что сразу же за убивающим Малфой невербально произнёс защитное заклятие. Драко мгновенно поставил второй щит. Третье же защитное заклинание произнесла я. Люциус Малфой был достаточно опытен, чтобы понять, что два щита не смогли бы выдержать четыре заклинания от людей, виртуозно владеющих боевой магией. В поисках того, кто поставил третий щит, он посмотрел сначала на мистера Коннора, а затем на меня — и, кажется, успел увидеть, как я опустила палочку.

Вы спросите меня: зачем я это сделала? Месяцы перед нашей свадьбой я почти постоянно думала о том, как будут складываться наши отношения с мужем. Решала, как же мне следует себя вести. Вся история с нашим браком напоминала мне ситуацию, как если бы двух человек, ненавидящих друг друга, заперли в одной комнате и не дали возможность выйти оттуда. Что бы им оставалось делать? Либо уничтожить друг друга, либо — постараться существовать вместе. Уничтожать Люциуса Малфоя я не хотела и, как оказалось, просто не смогла бы. Поэтому я решила, что самым правильным будет наладить отношения — насколько это будет возможно. Не позволять унижать друг друга — себе и посторонним людям. Если бы заклинания моих друзей достигли своей цели, Малфой оказался бы в унизительном положении. Да, это было бы для него унижением — лежать оглушённым в своём же доме после собственной свадьбы, на глазах любимого сына, ненавистной жены и ещё пяти человек, занимающих высокое положение в обществе. Возможно, это и стало бы бальзамом для моей измученной души. Но как бы там ни было — он был моим мужем. А значит, допустить, чтобы он оказался униженным, я просто не могла.

— Что же, мистер Малфой, я знал, что непростительные заклятья не подействуют на вашу жену, — сказал мистер Коннор, который явно был потрясён, — но не думал, что вы решитесь применить одно из них.

— Зато теперь все присутствующие могут быть уверены, что мы не поубиваем друг друга. Не так ли, миссис Малфой? — едко произнёс Люциус Малфой, обращаясь ко мне.

— Предпочитаю, чтобы меня называли мисс Грейнджер, — глядя ему прямо в глаза, ответила я.

— Как скажете... мисс Грейнджер, — сказал, как выплюнул, Малфой-старший.

* * *

Если кто-то когда-либо считал, что в школьные годы я была любимицей профессора МакГонагалл, он заблуждался. Профессор никогда не выделяла меня среди других учеников. Просто я тянулась к знаниям, и моему преподавателю это моё качество импонировало. Поэтому она всегда помогала мне по мере своих возможностей.

Однако после появления руны мы сблизились с Минервой. Было не так уж много людей, с которыми я могла поговорить об этом, ещё меньше тех, с кем я хотела говорить на эту тему. Иногда мне кажется, что в тот период времени я стала для неё дочерью, которой у неё никогда не было. Она не жалела меня, не оплакивала заранее мою судьбу. Но я всегда ощущала её молчаливую поддержку.

— Тяжело тебе придётся, девочка, — сказала она мне на прощанье, когда я провожала её. — Магия, которая соединила вас, позаботилась о вашей безопасности. И ты себя в обиду не дашь — это меня радует. Но всё же на душе у меня неспокойно. Я учила и тебя, и твоего мужа. Я знаю вас обоих. Ты ведь не станешь жаловаться, если что-то будет не так. А Люциус Малфой — из тех людей, кто не успокоится, пока не подчинит человека своей воле.