Трусливое сердце (гет)

Прошло несколько дней, в течение которых Гермиона изо всех сил старалась забыть о любопытном случае, коим являлся Драко Малфой. Естественно, это было немного сложно. Она обладала дурной привычкой: стремиться узнать все возможное о любом интересующем ее предмете. Она славилась тем, что умела хорошо ко всему подготовиться. Мысль о том, что она делает всё возможное, чтобы держать ситуацию под контролем и добиться ее удачного разрешения, успокаивала ее. Когда появлялось что-то, ей неизвестное или не вполне понятное, она часы напролет проводила в библиотеке, проглатывая книгу за книгой и попутно узнавая вещи, относящиеся к другим сферам. Проблема в том, что Драко Малфой не фигурировал ни в одной книге. Но был при этом так же непонятен и загадочен, как и любая другая тайна, которую она пыталась разгадать.

И, естественно, постоянные мысли об этом привели к тому, что этим утром на уроке зельеварения она была немного рассеянной. Она нечаянно бросила в котел щепотку селезенки вместо горсти жабьих глаз. Все остальные ингредиенты были ей отмеряны верно, и ее ошибка не повлияла на конечный результат.

Вдруг у нее возникло ощущение, что за ней наблюдают, и она огляделась, ожидая встретить недружелюбный взгляд Снейпа. Но вместо этого она увидела, что Невилл Лонгботтом с испугом смотрел на нее и ее зелье. Она не могла понять, что его так смутило, потому что его собственное зелье выходило исключительно хорошо, насколько она могла судить. Единственное, что, похоже, ему оставалось — это добавить жабьи глаза.

— Гермиона, ты не могла бы... я хочу сказать, ну, просто, ты понимаешь, я очень привязан к своей жабе, Тревору, и... — он замолчал, с несчастным видом глядя на свое зелье.

— Хочешь, я вместо тебя добавлю жабьи глаза, Невилл? — мягко спросила Гермиона. Потом она подняла глаза и обнаружила, что именно сейчас, когда она не ожидала, она таки натолкнулась на пристальный взгляд Снейпа.

— Мисс Грейнджер, не смейте вносить изменения в работу господина Лонгботтома. Пять баллов с Гриффиндора за намерение сжульничать.

Какое-то время Снейп внимательно наблюдал за Гермионой, но как только он перестал, она смогла незаметно всыпать жабьи глаза в зелье Невилла.

Когда Снейп в конце урока прошелся по классу, проверяя каждое зелье и делая грубые замечания по поводу даже самых удачных работ, если те принадлежали гриффиндорцам, и хваля каждого слизеринца — он увидел, что зелье Невилла было образцовым. То есть, оно было приемлемым, но для Невилла — идеальным.

Невилл трясся, не решаясь взглянуть на Снейпа. Декан Слизерина холодно улыбнулся:

— Молодец... — начал было он тихим голосом, приведя большую часть класса в шок, — Мисс Грейнджер, — и мгновенно все глаза были устремлены на Гермиону. Она старалась выглядеть как можно невиннее — она и была ни в чем неповинна.

— Мисс Грейнджер, — протянул Снейп с ухмылкой, подходя к ее зелью, имеющему ярко розовый цвет — в точности, как было описано в учебнике, — вы всё-таки изменили работу господина Лонгботтома несмотря на то, что я недвусмысленно запретил вам это делать? Вы ослушались моего непосредственного распоряжения, и я не намерен терпеть подобное поведение в своём классе. Останьтесь после урока, и мы обсудим условия вашего наказания. Вы будете его отбывать со мной, завтра вечером.

Рон пробормотал какую-то грубость, и Снейп вычел еще пять баллов с Гриффиндора. А затем урок закончился. Иногда Рон был ужасно тупым, но зато он был преданным.

~0~

Драко пришел на первый урок после до ужаса скучного завтрака. Трансфигурация. Он ненавидел этот урок. Он бы предпочел, чтобы первым уроком было зельеварение, как и за день до этого. Трансфигурацию преподавала МакГонагалл, а она была очень строгой. Большинство учеников употребляли термин «справедливой». Драко не был большим поклонником справедливости. Он любил коррупцию, потому что если у тебя столько золота и связей, сколько было у Малфоев, коррупция означала только одно — власть. Не говоря уже о том, что трансфигурация была с Хаффлпаффом.

Драко должен был трансфигурировать рыбу в сумку, но у него «соскользнула палочка», и вместо этого он случайно трансфигурировал Ханну Эббот в чемодан. И, по его мнению, в виде чемодана она смотрелась гораздо лучше.

— Господин Малфой! Уж не знаю почему, но я ожидала от вас большего! — глупая женщина. Будь он гриффиндорцем, факт, что он с такой легкостью трансфигурировал девчонку, произвел бы на нее положительное впечатление. А вместо этого, сейчас он получит на...

— Наказание! Останетесь после уроков. Меня этим вечером не будет, так что вы отправитесь в подземелье и проведете наказание с вашим деканом. И я скажу ему, чтобы наказание было соответствующим.

~0~

Гермиона работала над зельем в кабинете Снейпа. Впервые за долгое время она размышляла о чем-то, не связанном с домашним заданием или Малфоем. Хотя, это как посмотреть, потому что именно его заявление «твой Вислый» и вызвало ход мыслей, занимающих ее в настоящий момент.

Она просто не знала, что делать с Роном. Он то выказывал небывалую преданность, то демонстративно с ней не разговаривал, а иной раз даже начинал строить глазки мадам Розмерте. Джинни столько раз говорила, что они были созданы друг для друга... Но откуда Джинни могла это знать?

Чем больше времени она проводила с Роном, думая о нем в этом качестве, тем больше склонялась к мысли о том, что они навсегда так и останутся постоянно препирающимися, но при этом очень близкими друзьями. Она искренне любила его, но начала осознавать, что любовь эта была не романтичной. И к нему, и к Гарри она относилась, как к братьям, причем Рон был словно младший брат, а Гарри — старший, но иногда она ощущала себя самой взрослой из них троих. И никогда, ни разу не чувствовала она себя девушкой Рона.

Да, Рон всегда в конце концов переставал дуться и мирился с ней, но зачастую то время, пока он был с ней в ссоре... Она чувствовала, что заслуживает лучшего. Она заслуживает кого-то более проницательного, или, по меньшей мере, умеющего контролировать свои эмоции. Она не хотела быть с человеком, который списывает ее домашнее задание и бестактно шутит. Она хотела быть с человеком вдумчивым и более независимым. С кем-то, достаточно сильным для того, чтобы она могла на него опереться.

И тут она поняла. Вернее, не то чтобы вдруг, просто что-то, что она недавно поняла, вдруг окончательно сформировалось в голове: она никогда не будет с Роном. Она никогда не захочет быть его девушкой. И все тщательно представляемое до этого будущее, связанное с ним — связанное с ними — рухнуло. И впервые за очень долгое время она заплакала. Тихое рыдание сотрясло ее тело. Слезы текли по лицу. Что-то изменилось, она признала, и чувство было пугающим. Как она сама и говорила — рационально бояться неизвестного.

~0~

Замечательно. Просто замечательно. Сначала, его наказали — оставили после уроков. Затем заставили туда явиться. И что вы думаете? Грейнджер тоже была там, а затем она начала реветь! Как, по-вашему, он должен был закончить свое зелье и убраться оттуда, когда она так громко рыдала? Как можно прекратить женскую истерику? Если он начнет обзываться, она заплачет еще сильнее!

И тот факт, что плакала именно Грейнджер, еще больше усугублял ситуацию. Глядеть на ее слезы веселья не доставляло. Он чувствовал, что она его подвела. Он не знал почему, но, как выяснилось, он всегда рассчитывал на ее силу. Просто она не была похожа на человека, который вот так может взять и сорваться. Но, с другой стороны, она была похожа на человека, которого не так-то просто раскусить.

— Эй, Грейнджер, что стряслось? — спросил он без тени сарказма и злобы в голосе. Стоило было попытаться. К его удивлению и удовольствию, рыдания слегка приутихли.

— Ч-что? — спросила она, дрожа, ошеломленная и уверенная в том, что не расслышала его.

— Я спросил, что стряслось?

— А.

— Так что же?

— Ты что — серьезно, что ли?

— Да.

— Но... но... разве ты не хочешь видеть меня в слезах? — она не собиралась этого говорить, как-то само собой получилось.

— Ты что, принимаешь меня за извращенного козла? — возможно, он сам мог бы подробно ответить на этот вопрос.

— Я... ты всегда... я хочу сказать...

— Неважно, Грейнджер, — он сделал паузу, — так что случилось? Ты опять ревешь.

— Это... это Рон, если тебе так уж необходимо знать, — она опять говорила то, что не должна была говорить, но выражение его лица было скучающим, поэтому она продолжила, — я думаю... я думаю, что я его не люблю-ю-ю...

— И поэтому ты плачешь?

— Ага, наверное.

— Как-то все шиворот-навыворот. А он об этом знает?

— Нет, н-ну, в смысле, мы это никогда не о-обсуждали, да и вообще...

— А он тебя любит?

— Н-наверное. Да.

— Тогда он должен плакать. Почему же ты так расстроена?

— Потому что... это, вообще-то, г-глупо...

— Когда ты видела, чтобы я смеялся над кем-то?

— Если честно...

— Я пошутил. Продолжай.

— Я... Я всегда считала, что мы были созданы друг для друга... И меня расстроило осознание того, что это не так...

— О...

— О?

— Ну, я хочу сказать, что в этом что-то есть. Глупо, конечно, но...

— Почему глупо?

— Потому что очевидно, что ты найдешь кого-нибудь получше, кому ты будешь нравиться, — неужели Малфой проявил галантность?

— Откуда ты это знаешь?

— Знаю.

— Да, но как ты можешь быть в этом уверен?

— Неважно, Грейнджер.

Видимо успокоившись, она какое-то время работала над своим зельем, а Драко мог работать над своим. Похоже, что они смогут все закончить и выйти отсюда, когда Снейп придет с проверкой. Но тут вдруг она вновь расплакалась, уронив голову на парту и закрыв ее руками. Раздавленная.

Это было очень грустное зрелище, серьезно. Даже Драко, так долго мечтавший ей насолить, почувствовал необходимость это прекратить. Но что же он мог предпринять? Что можно сделать, чтобы успокоить кого-то, настолько убитого горем?

Когда ответ пришел к нему в голову, он колебался всего лишь минуту, прежде чем пододвинуть свой стул поближе к Грейнджер, приподнять ее с парты, слегка ее развернуть и прижать к себе.

Грейнджер либо не обратила внимания, либо ей было все равно, потому что она никак не отреагировала на этот его жест. Драко неловко ее обнимал, а она безвольно прислонилась к нему. Она продолжала плакать, и через пару секунд рубашка Драко намокла. Но он не очень-то переживал по этому поводу — быстрое заклятие все исправит, да и слезы не оставляют пятен.

Когда рыдания не прекратились, он начал осторожно поглаживать ее спину одной рукой, словно утешая плачущего ребенка. Но после этого она заплакала еще горше, и он испугался, подумав, что сделал что-то не так. Но когда он попытался отстраниться, она обвила свои руки вокруг него. По всей видимости, он все делал правильно.