Чужой муж, чужая жена (гет)

Она только что ушла, и я вздохнул с облегчением. Лгать, глядя в глаза Гермионе Грейнджер, было неимоверно трудно, но я с этим справился блестяще. Не зря же, наверное, меня считают одним из лучших адвокатов магической Британии. Профессия накладывает определенные обязательства, главным из которых является умение беспардонно врать, сохраняя при этом лицо.

Да, я солгал, и мне стыдно. Попинайте меня за это, если хотите, я даже не буду сопротивляться. Расспросы Грейнджер застали меня врасплох, а ее требование, чтобы я поклялся в том, чего не было, просто насмешило. И тем не менее...

Кое в чем я не смог бы признаться даже под пыткой. Например, в том, что, когда Грейнджер, спасаясь от ночного кошмара, с криком ворвалась в мою спальню и запрыгнула ко мне под одеяло, я был, мягко говоря, не одет. И ее горячее, дрожащее от страха тело, прижимающееся ко мне, вызвало в моем теле определенную... как бы это помягче выразиться... ответную реакцию. Ведь не железный же я, в самом-то деле?!

Я сдержал себя лишь огромным усилием воли. Мыслью, что все это голодное безумие вызвано алкоголем, длительным воздержанием и наличием в моей кровати прелестного создания женского пола, явно нуждающегося в моем утешении. Я понимал, что если мы с Грейнджер зайдем слишком далеко, то она потом себя возненавидит, да и меня заодно тоже.

Грейнджер корчилась от пережитого ужаса и скулила, как раненый щенок, пока я трясущимися руками пытался натянуть на себя пижаму. Наконец, мне это удалось, и я смог обнять ее без опасения, что могут пострадать ее честь и моя совесть. Грейнджер вцепилась в меня мертвой хваткой.

— Тише, тише, глупая, — прошептал я ей успокаивающе. — Что случилось?

— Там... там темно, — еле выговорила она. Ее зубы стучали от страха, и я едва понял, что она сказала.

— Где темно? — спросил я.

— Там.

Ничего более внятного добиться от нее я не смог. Она продолжала плакать, так тихо и безнадежно, что у меня сжалось сердце. Я прижал ее к себе покрепче, укутал одеялом нас обоих и стал укачивать, шепча на ухо всякие глупости. В тот момент это было единственным, что я мог для нее сделать.

Много позже, согретая теплом моего тела, убаюканная бессмысленным шепотом, Грейнджер слегка расслабилась. Она завозилась, устраиваясь поудобнее, и я мгновенно напрягся, опасаясь, что вновь возникнет это бесстыдное желание. Но нет, хвала Мерлину, оно не вернулось. Видимо, я начал трезветь.

Думаю, во всем виноваты Филипп и его эльфийская настойка. Иначе чем еще можно объяснить тот факт, что вчера я поцеловал свою бывшую сокурсницу Гермиону Грейнджер, мисс Невыносимую Всезнайку, мой худший школьный кошмар? Мало того, что поцеловал, так мне это еще и понравилось...

Ее губы были нежными и прохладными, а кожа казалась шелковистой, как у ребенка... Я тряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли, затем очень медленно попытался переложить Грейнджер на кровать, но она тут же в меня вцепилась и захныкала:

— Не уходи. Он вернется.

— Ты в безопасности, — попытался было уговорить ее я. — Ты в полной безопасности. Скоро рассвет, а ночные кошмары никогда не возвращаются на рассвете.

Грейнджер упрямо помотала головой.

— Останься со мной, — прошептала она умоляюще. — Не уходи. Обними меня.

И я остался. Я не смог оставить Грейнджер в том магловском пабе, такую одинокую и беспомощную. И я не смог оставить ее сейчас...

Проклятая эльфийская настойка!

Я снова обнял Грейнджер и стал смотреть, как она засыпает. Во сне ее лицо расслабилось и приобрело умиротворенное выражение. Темные кудри разметались по подушке. Мне взбрело в голову прикоснуться к ним, и я осторожно, кончиками пальцев, поймал прядь ее волос. Ее локоны оказались неожиданно мягкими, и мне вдруг ужасно захотелось зарыться в них лицом... Как странно.

Когда Грейнджер окончательно заснула, я встал и более или менее привел в порядок разворошенную постель. Интересно, о чем бы подумала моя экономка, миссис Беннетт, доводись ей сегодня работать? Наверняка вздохнула бы с облегчением. Эта почтенная женщина никак не могла смириться с мыслью, что я живу один, и непременно хотела мне кого-нибудь сосватать. Уговоры вроде тех, что у меня уже есть жена, на нее не действовали.

“Если бы у вас была жена, мистер Малфой, — частенько говаривала она, — она бы не позволила вам жить бобылем, и следила бы за вашим питанием. Посмотрите, какой вы худой и бледный”.

Когда же я попытался было объяснить ей, что мои бледность и худоба от природы, миссис Беннетт только покачала головой и сказала: “Мистер Малфой...” — с такой укоризной, что я оставил всяческие попытки оправдаться.

Наконец, моими стараниями постель перестала походить на поле битвы. Под сброшенным на пол покрывалом я обнаружил волшебную палочку Грейнджер. Видимо, она чисто инстинктивно прихватила ее с собой, когда бежала от кошмара, но не додумалась воспользоваться ею, чтобы зажечь свет.

Усмехнувшись, я пожал плечами и засунул палочку ей под подушку. Надеюсь, Грейнджер не воспользуется ею утром, когда проснется и обнаружит себя в моей кровати, не дав мне рта раскрыть в свое оправдание...

Я прилег рядом, не касаясь ее даже кончиками пальцев. Во сне она высвободилась из кокона одеяла, в которое я ее завернул, бесстыдно выставив голую ногу. В предутреннем свете ее нежная кожа золотилась, и на фоне моей казалась почти смуглой...

Я поспешно отвернулся, отгораживая себя от женщины, спящей в моей постели. У нас с Асторией с момента свадьбы были разные спальни, и только теперь до меня дошло, как много я потерял...

Я все еще пытался задремать, когда услышал, как Грейнджер зашевелилась за моей спиной, и усилием воли заставил себя не оборачиваться. Мне не хотелось ее смущать.

Я лежал и слушал, как она нетвердой походкой бродит по комнате, бормоча себе под нос что-то невразумительное. Мое любопытство победило, и я краем глаза взглянул на нее.

Лучше бы я этого не делал! От представшей перед глазами картины кровь бросилась мне в лицо. Грейнджер как раз заползла под кровать, видимо, в поисках своей волшебной палочки, и мне были видны лишь ее голые ноги, слегка прикрытые какой-то кружевной штучкой. Зрелище не для слабонервных.

Я крепко зажмурился и не открывал глаз до тех пор, пока по ее бормотанию не понял, что до нее дошел тот факт, что она практически раздета. Судя по донесшимся до меня звукам, Грейнджер очень расстроилась и бросила все свои усилия на поиски более приемлемой одежды.

Когда я рискнул взглянуть на нее еще раз, она уже напялила на себя мой халат и снова принялась обшаривать комнату. На ее лице застыло странное целеустремленное выражение, которое я не раз видел у нее в Хогвартсе. Довольно пугающее. Когда-то наш декан Северус Снейп обронил фразу: “У мисс Грейнджер взгляд стрелка, целящегося в мишень”. Теперь я мог с ним согласиться.

Сквозь сомкнутые ресницы я наблюдал за тем, как она в третий или четвертый раз обходит комнату, заглядывая в каждую щель. На ее лице было написано отчаяние, без слов говорившее: “Если я не найду свою волшебную палочку...”

Я сжалился над ней и сказал:

— Она под твоей подушкой.

Грейнджер подпрыгнула и уставилась на меня так, словно увидела привидение. Секунд двадцать она смотрела на меня молча, а в ее глазах не было и проблеска узнавания. Я понял, что она не помнит ничего из того, что произошло вчера вечером. А ночью?..

— Какого лешего ты тут делаешь, Малфой? — спросила она наконец.

Это был не тот вопрос, который я ожидал услышать, поэтому ответил первое, что пришло в голову:

— На тебя смотрю.

Грейнджер нахмурилась и повторила попытку:

— Где мы?

Ответ был настолько очевиден, что я просто улыбнулся и промолчал.

Грейнджер разозлилась не на шутку, это было видно по ее глазам. Мне захотелось ее поддразнить, а заодно и кое-что проверить. Я поднялся с кровати и сделал вид, что собираюсь перед ней раздеться.

Салазар Великий, Грейнджер перепугалась так, словно действительно поверила в этот спектакль! У нее вытянулось лицо, и она закричала:

— Стой где стоишь! Еще один шаг в мою сторону, Малфой, и я за последствия не ручаюсь.

— Твоя волшебная палочка все еще находится под подушкой, — напомнил ей я. Она перепугалась еще больше и жалобно спросила:

— Чего ты от меня хочешь?

Дразнить Грейнджер оказалось приятно, и я произнес:

— Хочу, чтобы ты со мной поздоровалась, Грейнджер.

Секунду или две она соображала, шучу я или нет. Конечно же, я шутил, но Грейнджер, видимо, этого не поняла.

— Привет, Малфой, — сказала она дрожащим голосом. Я решил ей подыграть.

— Привет, Грейнджер. Ты мне поверишь, если я скажу, что рад тебя видеть?

Она помотала головой, и с ее лица не сходило испуганное выражение. Потом кивнула и сказала:

— Я тоже рада тебя видеть.

Я удивился. Она что, сошла с ума? Но прийти к определенному выводу я не успел, потому что Грейнджер спросила:

— Могу ли я воспользоваться твоей ванной?

— Ванная там, — ответил я, указывая ей на дверь.

Грейнджер скрылась за дверью ванной комнаты, а я, постояв несколько секунд, решил в первую очередь переодеться и сообразить нам что-нибудь на завтрак. А там посмотрим.

Пока Грейнджер умывалась, я переоделся, сварил кофе и даже успел соскучиться. Шутка. Она вернулась как раз в тот момент, когда я заканчивал накрывать стол для завтрака. Наградой за все мои старания стал ее исполненный подозрения взгляд.

— Прошу, — сказал я.

Грейнджер посмотрела на меня с еще большим недоверием, но кивнула и присела на выдвинутый мною стул. У меня вдруг возникло ребячливое желание выдернуть из-под нее стул... так, чтобы она свалилась на пол. Возможно, подобная выходка и могла бы разрядить обстановку, но я сдержался. Мы же не дети, в конце концов. Я сел напротив и решил быть гостеприимным хозяином.

— Кофе со сливками и сахаром? — спросил я.

— Просто черный, — ответила она.

Я передал ей булочку, намазанную маслом, чашку с кофе и вежливо поинтересовался:

— Что-нибудь еще? Может, соку?

Грейнджер покачала головой:

— Нет, спасибо.

Мы ели молча. Краем глаза я наблюдал за тем, как на лице Грейнджер отражается нешуточная внутренняя борьба. Наконец, она нарушила молчание:

— Драко... — сказала она, и я вздрогнул от неожиданности. Услышать свое имя, слетевшее из ее уст, было по меньшей мере странно.

— Что? — спросил я.

— Расскажи, что вчера произошло. Пожалуйста, — сказала она с такой мольбой, что мне ее стало жаль.

— Ты совсем-совсем ничего не помнишь? — переспросил я.

Грейнджер покачала головой и, не поднимая глаз, ответила:

— Помню паб, магловский. Я зашла и заказала лаймово-анисовый коктейль. Выпила. Дальше не помню ничего, словно на меня наложили Обливиэйт.

Меня охватило чувство такого облегчения, что я не смог заговорить сразу. Грейнджер, неверно истолковав мое молчание, добавила:

— Ты только не подумай, что я оправдываюсь, но в детстве у меня была аллергия на анис, а я об этом забыла...

Я собрался с мыслями и ответил:

— Вчера, после работы, я случайно зашел в магловский паб и увидел тебя. Ты вела себя довольно... неадекватно. Поэтому я решил отвести тебя к себе домой, чтобы ты не наделала глупостей, о которых могла бы потом пожалеть.

— И все? Ты меня, конечно, извини, Малфой, но ты ну никак не подходишь на роль моей крестной-феи, — сказала Грейнджер недоверчиво.

Меня это задело.

— Что именно ты хочешь от меня услышать, Грейнджер? — спросил я.

— Правду, — ответила она резко. — Почему я проснулась в одной постели с тобой? У тебя что, нет гостевой спальни?

Мерлин всемогущий, почему мне так больно слышать недоверие в ее голосе?! Я его ничем не заслужил.

— У меня их несколько, и я сначала разместил тебя в одной из них, — ответил я со злостью. — Ночью тебе приснился кошмар. Ты кричала так, что еще немного — и сбежались бы все соседи. Я пытался тебя успокоить, но ты не реагировала. Ты просила, чтобы я тебя обнял, и я это сделал. Больше ничего не было.

В глазах Грейнджер на секунду отразилось огромное облегчение, и она тут же потребовала:

— Поклянись, что это правда, Малфой!

— Клянусь, Грейнджер. — ответил я быстро, но Грейнджер это не удовлетворило.

— Посмотри мне в глаза и повтори это еще раз, — сказала она настойчиво.

Ее просьба не показалась мне странной. На ее месте я бы требовал того же, и даже большего. Я пододвинулся ближе и посмотрел ей прямо в глаза, лихорадочно блестевшие, испуганные, и сказал, пытаясь придать своему голосу ту уверенность, которой у меня не было:

— Между нами ничего не было. Теперь ты довольна?

— Да, — ответила она, и на секунду мне показалось, что она расплачется.

Но Грейнджер сдержалась. После того, как она услышала мои заверения, что между нами ничего не было и поверила в это, ее поведение резко изменилось. Не было больше одинокой женщины, которую я поцеловал вчера вечером. Не было больше измученного кошмаром ребенка, отчаянно прижимавшегося ко мне этой ночью. Осталась только первый заместитель Главы Департамента Магического Правопорядка, и мне это не понравилось.

Грейнджер напустила на себя ужасно деловой вид, что выглядело довольно нелепо, особенно если принять во внимание то, что она все еще оставалась в моем халате.

— Нам нужно забыть обо всем, что случилось, Малфой, — произнесла Грейнджер непререкаемым тоном.

Я молча кивнул.

— Ты не мог бы принести мне мою одежду? — попросила она. И, немного подумав, добавила:

— Пожалуйста.

Я снова кивнул и выполнил ее просьбу. Передавая вещи из рук в руки, я пытался не смотреть ей в глаза. Сомневаюсь, что мне бы понравилось то, что я мог в них увидеть.

Грейнджер поблагодарила меня кивком и скрылась за дверью ванной. Через несколько минут она вышла уже полностью одетой, разглаживая на своей мантии несуществующие складки. Откуда у нее взялась мантия? Видимо, трансфигурировала из платья. Жаль, платье ей было к лицу куда больше...

Грейнджер тоже старалась избегать моего взгляда. Какое-то время мы стояли друг напротив друга, не зная, что сказать. Наконец, Грейнджер произнесла с видимым усилием:

— Спасибо тебе за все. И за то, что ты оказался таким джентльменом, Малфой.

Я криво улыбнулся:

— Что, не ожидала?

Грейнджер невольно улыбнулась в ответ и покачала головой. Я поклонился и сказал:

— Всегда к вашим услугам, мисс.

— Миссис, — поправила она.

Я пожал плечами. Какая, в конце концов, разница?..

Грейнджер потопталась на месте еще несколько секунд и спросила:

— Отсюда можно аппарировать?

— Подожди, я сейчас сниму барьер, — ответил я.

Я снял антиаппарационный барьер, и Грейнджер исчезла с едва слышным хлопком. Она мне улыбнулась, или мне это только показалось?

Я остался один. В воздухе все еще витал запах ее духов, на подушке сохранился отпечаток ее головы, а на столе стояла ее чашка с недопитым кофе...

Она только что ушла, и отчего-то мне стало грустно.