На краю света (гет)

Гермиона проснулась посреди ночи с чувством, что задыхается. От неспадающей жары воздух совсем раскалился, и даже когда солнце закатывалось за горизонт, не становилось прохладнее. Тяжелая горячая рука Северуса давила на грудь, и Гермиона внезапно ощутила себя в капкане. Нужно было выбраться из плена его душащих объятий немедленно. Кое-как она вывернулась из-под руки Северуса и выскользнула из кровати. Сделать это осторожно и бесшумно не получилось, и Гермиона не была уверена, что не разбудила Северуса своей беспокойной возней. Но если он и заметил, то никак не выказал этого и не попытался остановить.

Спать совершенно не хотелось, и, вместо того чтобы крутиться под душным покрывалом, не находя себе места, Гермиона спустилась на кухню и заварила крепкий кофе. Ей о многом нужно было подумать. Ночь с Северусом оказалась прекрасной, и от воспоминаний о его неторопливых ласках внутри все еще сладко ныло. Но физическая близость ничего не прояснила между ними и никак не помогла Гермионе принять решение. Ей хотелось верить, что когда она разберется в своих чувствах к Северусу, то остальные проблемы решатся сами собой. Вот только скорее ад замерзнет, чем она сумеет понять, что творится у него в голове, сколько бы раз ей не приходилось погружаться в его сознание и читать самые сокровенные тайны, развернутые как на ладони. И раз с ним все так сложно и запутанно, то оттягивание времени ничего не даст, нужно наконец решиться и обрубить разом все узлы. Пора сделать то, ради чего Гермиона проделала такой сложный путь и пожертвовала столь многим — настало время вернуть свою семью. Этой ночью, как и многие дни прежде, задача казалась гигантской и невыполнимой. Но разве Гермиону когда-то это останавливало? Отправляясь за хоркруксами, не догадываясь ни где они, ни что из себя представляют, она тоже смотрела на лежащую перед ней неразрешимую проблему, но двигась вперед шаг за шагом, смогла довести дело до конца. Самое важное — это разделить задачу на множество более простых и понятных этапов, которые можно осуществить. Гермиона достала из шкафчика обычный маггловский блокнот, шариковую ручку и принялась записывать пункты своего плана по возвращению Грейнджеров в привычную им жизнь. Когда солнце поднялось над бескрайним океаном, цель уже не казалась такой недостижимой, как вчера.

* * *

— Я сделаю это завтра! — объявила Гермиона, как только Северус спустился к завтраку.

Она впервые ощутила твердость и уверенность в своих силах, поэтому торопилась, опасаясь растерять решимость. Северуса ее слова ничуть не удивили, словно именно это он и ожидал услышать первым делом с утра. Он только молча кивнул и спрятался за свежим номером «Пророка», потягивая кофе. Но Гермиона не могла спокойно усидеть на месте, особенно теперь, когда знала, что нужно делать. Она нетерпеливо вытянула из рук Снейпа газету и положила перед ним свой блокнот с записями.

— Предлагаешь приступить немедленно? — насмешливо спросил Северус, отодвигая от себя недопитый кофе.

— Отец уже ушел на работу, но я могу позвонить ему и придумать срочный предлог вернуться, — засуетилась Гермиона.

— Ты неисправима. Сначала месяц упираешься, а потом не можешь подождать хоть один день.

Гермиона нервно сглотнула, не зная, намеренно ли Северус допустил двусмысленность, или же она сама после прошедшей ночи стала слишком мнительной.

— Обещаю, если мне будет позволено закончить завтрак в тишине и покое, к следующему утру мы все сделаем.

Ей хотелось спросить, почему не сегодня, хотя всего пару минут назад она сама так предложила. Но Снейп прочитал невысказанный вопрос в ее глазах.

— Лучше сделать все, когда Уилкинсы уснут. И если ты не забыла, у нас еще осталась маленькая проблема в лице любвеобильной помощницы Венделла.

— И что мы будем делать?

— Я сам ей займусь.

Северус встал из-за стола и протянул Гермионе блокнот с записями. Но когда она потянулась к нему, Северус неожиданно поймал ее запястье и притянул к себе, вовлекая в жаркий поцелуй. Гермиона оторопела и замерла, не зная, как себя вести. Когда среди ночи она забиралась в его постель, это казалось не вполне реальным. Тогда были киты и звезды, и можно было притвориться, что все лишь сон, мимолетное видение, навеянное песнями сирен. А сейчас, на кухне ее родителей, при свете дня, посреди будничного разговора о делах, поцелуй Северуса слишком реальный, будоражащий, пугающий.

— Значит, снежная королева вернулась? — выдохнул Северус, выпуская из рук замершую как кролик перед удавом Гермиону.

Она стояла, все еще не смея шелохнуться и не зная, что сказать. Больше всего ей хотелось знать, что он думает, чувствует, чего хочет от нее, но вместе с тем она боялась именно ответов на свои вопросы.

— Почему? — растерянно прошептала она.

— Это мне стоило бы спросить, почему ты снова изображаешь айсберг. Хотя неважно. Хочешь вести себя как ребенок — пожалуйста, но я не собираюсь играть в эти подростковые игры горячо-холодно. Если ты сожалеешь о том, что произошло, следует сказать об этом, а не сбегать из постели посреди ночи. И позволь дать тебе совет на будущее — не стыдись того, что делаешь, или не делай того, чего будешь стыдиться.

— Я не стыжусь, но я больше ничего не понимаю.

— Здесь нечего понимать, Гермиона. Ты женщина, я мужчина, у нас был секс — так бывает. И если мне не изменяет память, ты сама этого хотела.

— Но почему? Еще несколько месяцев назад я считала, что влюблена в Рона, а о тебе совершенно не думала, ты мне даже ничуточки не нравился. Почему сейчас все изменилось? Я считала, что это из-за недостатка общения, эффект замкнутой комнаты, но не может быть, чтобы дело было только в изоляции. Может, есть какой-то побочный эффект легилименции, я не знаю. Я просто хочу понять, почему это происходит со мной.

Гермиона была настолько поглощена собственными переживаниями, что не заметила, как сжались губы Северуса, но когда она подняла глаза, он уже спрятался за безотказной маской учителя, читающего лекцию.

— Легилименция в высших проявлениях — это чистая эмпатия. Ты пропускаешь через себя мир другого человека, переживаешь лучшие и худшие мгновения его жизни, учишься мыслить как он. Сложно удержаться в стороне и не почувствовать ничего к человеку, в которого погружаешься настолько глубоко. Особенно, не владея окклюменцией.

— Значит, ты знал, что так будет?

— Предполагал, как один из вероятных вариантов. Это могла быть и платоническая привязанность, а могло быть отторжение или даже ненависть. Влияние легилименции всегда субъективно.

—И тебя не беспокоит, что события твоей жизни зависят от случайных субъективных факторов, которые не поддаются влиянию и контролю?

— Я давно устал бороться с ветряными мельницами и предпочитаю принимать реальность такой, какая она есть, а не такой, как мне хочется ее видеть.

— А если я не могу так?

— Тогда живи иначе.

— И что мне делать?

— Сейчас очищать сознание. Надеюсь, к вечеру ты возьмешь себя в руки, и мне не придется отпаивать тебя успокоительным.

— Я вовсе не... — хотела возразить Гермиона, но Северус бросил многозначительный взгляд на ее сжатые руки, и она с удивлением заметила, что впилась ногтями в свою ладонь, так что на ней выступили ярко-розовые следы. — Ладно, — буркнула она и поспешила скрыться подальше от внимательных, подмечающих все ее слабости, глаз.

Она не знала, что думать. Даже не была уверена, что они с Северусом говорили об одном и том же. Казалось бы, он сказал так много и в то же время не сказал ничего. Черт бы побрал его привычку говорить загадками! Самое печальное, Гермиона, похоже, переняла эту отвратительную манеру, чем совсем не облегчила их общение.

Ей следовало догадаться, что для Снейпа ее внезапно вспыхнувшие чувства никак не окажутся неожиданностью. Может, он нарочно не стал учить ее окклюменции, желая посмотреть, что из этого выйдет. Он ведь даже предупреждал, что ей это не понравится, когда начал делиться своими приемам. А вот она ошибалась, думая, что хуже от этого не станет. Что такое небольшой дискомфорт от вопящих в голове сирен по сравнению с перевернутой с ног на голову жизнью? И ведь Гермиона даже не была уверена, что в один прекрасный день Северус не исчезнет так же внезапно, как появился. Привязан ли он к ней хоть немного или только пользуется бонусами от их соглашения? А еще она не могла разобраться: когда отпадет необходимость применять к Северусу легилименцию, останется ли возникшее к нему притяжение или развеется, растает, как мираж? Страшно было представить, что она почувствует, но где-то глубоко внутри ей, пожалуй, хотелось, чтобы так и случилось. До появления Северуса ее жизнь была простой и понятной. Гермиона никогда раньше не испытывала столько сомнений и противоречивых чувств. И если бы месяцы в Австралии оказались лишь фантазией, ей не пришлось бы сталкиваться со всеми сложностями, что ждали впереди. Объяснения с Роном, объяснения с родителями, объяснения с Гарри и с семейством Уизли, и со всем магическим миром, который порой ужасно напоминал небольшую деревушку, где каждый считал свои долгом совать нос в чужую личную жизнь. Если бы у нее был выбор, Гермиона предпочла бы, чтобы две такие непохожие и несовместимые части ее жизни никогда не пересекались. Англия с ее друзьями и родителями и Австралия со странным, необъяснимым курортным романом на краю света существовали словно параллельные вселенные, и их столкновение неизбежно вызовет коллапс устойчивой привычной системы мироздания Гермионы Грейнджер. Хотелось бы нажать на паузу, взять время на размышления, постараться разложить по полочкам кусочки нескладывающейся мозаики, но два мира уже неслись навстречу друг другу с пугающей скоростью, и она сама нажала на таймер с обратным отсчетом. Все решится завтра.

* * *

Очищение сознания, так легко дававшееся ей в последнее время, никак не помогало. Сколько бы Гермиона не повторяла ментальные упражнения и дыхательную гимнастику, она никак не могла расслабиться, и каждый нерв в ее теле оставался натянут, как струна. Она металась из угла в угол, пока саму себя не начала раздражать. Постаралась занять себя чтением, но не понимала ни слова из прочитанного, и даже строчки любимой и зачитанной до дыр истории Хогвартса казались путанными и непонятными. Отбросив книгу в ящик, Гермиона попыталась отвлечься уборкой, но, после того как в третий раз разбила одну и ту же вазу, стирая с нее воображаемую пыль, окончательно сдалась. Раз ей все равно не удается заняться делом, то она может просто побродить по пляжу или даже поплавать. Окунуться в прохладную воду океана, что может быть более соблазнительным в жаркий полдень?

* * *

— Не помню, чтобы в упражнениях по очищению сознания, которые я рекомендовал, значилось принятие водных процедур, — услышала Гермиона голос за спиной и вздрогнула, но теплые руки накрыли ее плечи, успокаивая.

Солнце склонилось уже совсем низко, готовое в любую минуту нырнуть за горизонт. Гермиона стояла на берегу, закатав джинсы до колен и наслаждаясь тем, как волны омывают босые стопы. Говорить совсем не хотелось. Она была на взводе, и любые слова непременно приведут к ненужной ссоре. Да и что ей сказать Северусу, если даже с самой собой она не может прийти к согласию? Гермиона устало выдохнула и сделала робкий шаг назад, прислонившись спиной к твердой груди Снейпа. Несколько секунд он стоял неподвижно, словно выжидая, не передумает ли она, а затем крепкие руки обвились вокруг ее плеч, заставляя плотнее прижаться к телу. И как и прошлой ночью Гермиона мгновенно расслабилась в его объятиях, ощущая такое желанное спокойствие и умиротворение. Ей хотелось снова пережить минуты с ним, когда весь остальной мир потерял значение и перестал существовать для нее. Если бы это только было возможно. Предугадывая ее желание, губы Северуса коснулись чувствительной кожи за ушком, и Гермиона нервно заозиралась, беспокоясь, что случайные прохожие обратят на них внимание, но пляж, к удивлению, оказался совершенно пуст.

— Никто тебя не увидит, — прошептал Северус в ее шею, и Гермиона в который раз заподозрила, что он читает ее мысли. Но если и так, сейчас ее это не беспокоило.

Она медленно развернулась в кольце его рук и торопливо поймала тонкие губы своими, вовлекая в мягкий, тягучий поцелуй. Не давая себе опомниться, Гермиона скользнула рукой по гладкой груди, напряженному животу, пока не нащупала застежку. Та легко подалась дрожащим пальцам, и вскоре джинсы уже валялись у ног вместе с боксерами. Северус только неторопливо переступил через ненужную ткань и принялся не спеша раздевать Гермиону. Ей хотелось поторопить его или помочь, самой избавляясь от мешающей одежды, но Северус не позволил, поймав ее руки и заведя за спину. Лишь спустя томительные минуты он приподнял извивающуюся в нетерпении Гермиону и уложил на влажный песок. Он двигался мучительно медленно, словно растягивая удовольствие, и Гермиона поймала себя на мысли, что это до смешного похоже на ее давнюю фантазию. Пляж, закат, неторопливые ласки, и на этот раз все было правильно, так, как нужно. А когда Северус начал терять контроль над собой, становясь немного грубым и настойчивым, мокрый песок с мелкими ракушками царапал спину, но не причинял боли и неудобства. Невозможно испытывать боль, когда тебе так невообразимо хорошо. Только от соленой воды свежие царапины слегка щипало, и это легкое жжение позволило поверить, что все происходит на самом деле. Это не фантазия, не яркий сон, от которого не хочется просыпаться, это любовь, живая и настоящая, от которой хочется кусать до крови припухшие губы, лишь бы не закричать, не позволить сорваться несвоевременным признаниям. Ведь вокруг так тихо, только шелест волн и крики чаек, а еще его рваное дыхание так близко. Даже если шепотом — он все равно услышит. И не ответит. Пусть так. Даже если безответно, даже если безнадежно. Он один сумел проникнуть так глубоко в ее разум, тело и душу, и теперь всю ее переполняла эйфория, пьянящее чувство вседозволенности и всесилия. Казалось, она способна на все: покорить любые вершины, побороть самые сильные страхи, отобрать у судьбы все, что та никак не желает отдавать. Совершить невозможное. И когда все мысли померкли, отступая под натиском чистого удовольствия, на потемневшем небе мелькнула и упала крошечная звездная песчинка. Можно было бы загадать желание, но чего желать, когда ты уже беззаветно счастлива?

* * *

Оставшаяся часть ночи пролетела как одно мгновение. Чтобы вернуть память родителям, потребовалось не более часа. Гермиона долго нервничала и переживала, что что-то может пойти не так, но когда они с Северусом вместе взялись за работу, все получилось совсем легко. Только теперь Гермиона поняла смысл долгих изнуряющих тренировок. Северус специально поставил перед ней задачу намного сложнее той, что ей предстоит выполнить. И когда настанет время действовать, она, не задумываясь, сможет выполнить свою работу безупречно и без малейших усилий. И теперь, уверенная, что все прошло хорошо, Гермиона не могла заставить себя отойти от кровати родителей хоть на минуту. Она сидела рядом с ними, не отрывая глаз от родных лиц, пока солнце не поднялось над горизонтом, заливая комнату мягким золотистым светом.

— Мам, вставай, ну вставай же! — нетерпеливо зашептала Гермиона, теребя рукав пижамы матери, когда стрелки часов остановились на восьми.

Джейн Грейнджер потянулась, неохотно приоткрыла один глаз и тут же подскочила, прижимая руки к груди.

— Гермиона, детка, когда ты приехала? Почему не предупредила? Милый, вставай, наша Гермиона вернулась! — растормошила она уже и без того проснувшегося мистера Грейнджера.

— Вернулась, — хрипло подтвердила Гермиона, пряча навернувшиеся слезы за радостной улыбкой. Она почувствовала себя трехлетним ребенком, но все равно заползла на кровать, устроившись между родителями и обнимая сразу их обоих. Они о чем-то расспрашивали, и Гермиона старалась не запутаться в придуманной наспех всего день назад истории. Зато Грейнджеры помнили все именно так, как было задумано. И когда все семейство спустилось к завтраку, мама хлопотала на кухне, выпекая любимые дочкой блины с черникой, а потом они ели, шутили, смеялись и плакали. Папа держал маму за руку и с энтузиазмом готовил планы по переезду обратно домой в родную Англию, ведь теперь все хорошо, никто никому не угрожает, и они снова вместе. А мама кинулась искать старый блокнот, чтобы обзвонить постоянных клиентов их Лондонской стоматологической клиники и предупредить о скором открытии.

Гермиона слушала и не поспевала за скоростью перемен. Мама предлагала брать билеты завтра же на первый рейс, ведь с магией Гермионы на сбор чемоданов потребуется совсем немного, а продажу дома можно поручить той милой соседке-риелтору. Гермионе ничего не оставалось, кроме как согласиться. Ей и самой уже не терпелось вернуться домой — вынужденные каникулы и так слишком затянулись.

— Подождите минуточку, я только предупрежу Северуса, и мы начнем собираться, — предложила Гермиона, и увидела перед собой изумленные лица.

— Северуса? Но кто это, дорогая? Ты не говорила, что приехала с другом, — с любопытством поинтересовалась Джейн.

Разумеется, родители его не помнили, ведь в воспоминаниях, которые передал им Северус этой ночью, не было ничего о нем самом. Все логично и объяснимо, и все же удивление в глазах родителей всколыхнуло нехорошее предчувствие, и Гермиона, перепрыгивая через несколько ступенек за раз, побежала наверх.

Дверь в спальню Северуса оказалась незаперта, а комната пуста. Северуса здесь больше не было, как и всех его вещей. Спальня выглядела пыльной, будто в ней давно никто не жил. Не осталось никаких следов его пребывания, словно его здесь никогда и не было, словно ничего не было.

— Может, так даже лучше, — прошептала Гермиона в пустоту. От поднявшихся пылинок защипало в носу, и она поспешила выйти из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

* * *

Картинка к главе http://img-fotki.yandex.ru/get/6736/274446853.0/0_11d9b3_36174d81_orig