Игра теней (гет)

Чувство, жаркое, подобное обжигающему солнцу, разлилось внутри, и вовсе не было озарением счастья — теперь казалось, что каждый миг просчитал кто-то свыше… Каждый проклятый миг…

Одно мгновение, безжалостное, обжигающее, напоминающее новый восход солнца — всего лишь один безжалостный звонок, одна лишь секунда изменила жизнь.

Той ночью Лана не спала — ссора с Фредом не выходила из головы. Всё это было уже слишком. Она помнила лишь его равнодушный взгляд, который, возможно, навеки врежется в память…

— Ты промок… — голос её был тих и полон заботы. Это заставило мужчину почувствовать себя ещё более уязвлённым.

— Разве это имеет значение? — взгляд полный недосказанности, горечи и недоверия, всего лишь взгляд, но его иногда достаточно, чтобы даровать счастье или же отобрать его, предварительно изувечив душу.

— Конечно. Ты простудишься, — Лана понимала, что что-то определённо изменилось во Фреде, и дело даже не в этом противоречивом выражении его глаз. Изменился даже голос: он не был не огорчённым, но непривычно опустошённым, напоминая приглушённый звук струн внутри фортепиано — бархатистый и бесконечно прекрасный.

— Пожалуйста, хватит делать вид, что тебе не плевать.

Наступившая тишина, казалось, была бесконечна. Лана просто стояла и смотрела в тёмные глаза.

— Мне не всё равно, — робко сказала она, даже сейчас привычно отразив на лице одну из своих масок.

Фред усмехнулся, а она осознала, что больше не в силах терпеть, и... И в это самое мгновение телефонный звонок заставил её очнуться от столь непривычного наплыва чувств и сохранить спокойное выражение лица.

— Да? — мнимое спокойствие можно было легко принять за настоящее. — Что? — голос Ланы на секунду изменился, становясь каким-то ледяным и отталкивающим. Никто не понял бы, что она подавляет в нём дрожь, потому что никто не знал её толком, так близко, чтобы понять...

— В какой больнице? Какая авария?

Все чувства, переполнявшие её разум секунды назад, выплеснулись бы наружу, будь она не такой холодной и такой неживой в это мгновение.

— Фред… машина Джека… он привысил скорость… спешил на съёмки… он не справился с управлением… — бессвязно бормотала она, не чувствуя ничего, кроме боли, охватившей её сердце. А есть ли у неё сердце? Ведь сил плакать нет даже сейчас.

* * *

— Мистер Ди Бласио, у вашего сына четвёртая отрицательная, самая редкая группа, к сожалению. Ваша кровь не подойдёт для переливания, а сроки для поиска донора крайне малы. Состояние Джека крайне тяжёлое, он потерял слишком много крови.

— Что?! Сколько у нас есть времени? — вмешалась Лана.

— Максимум час.

* * *

Chevrolet Impala Джошуа почти летел над шоссе, а не просто ехал — после звонка Ланы он был сам не свой.

Он был напряжён, словно струна. Когда Джош услышал голос Ланы, такой до горечи в сердце родной, и в то же время такой безжизненный, в первое мгновение он был напуган. Потом точно невидимый колокольчик прозвенел в нём, и после формального: «Здравствуй» он услышал, как голос её дрогнул. Он хотел было спросить банальное и простое: «Что произошло?», но Лана лишь вымолвила:

— Только ты можешь мне помочь…

Когда он вспоминал её испуганный полушёпот в тот момент, Джошу становилось не по себе. Ему хотелось скорее взглянуть на Лану и удостовериться, что с ней всё в порядке, хотя он знал, сейчас она просто не может быть в порядке.

Мальчик, которого она считает своим сыном, находится на грани жизни и смерти, и только он, словно бы сам господь бог, в силах помочь ему.

Но он не бог, он рушит чужие жизни, и никогда не был хорошим человеком. Плевать, что Лана тогда сказала той осенью в Вегасе. Плевать… он не верит ей. Никому больше не верит — и ни во что.

Даже в себя он теперь не верит, но он знает, что должен спасти мальчика — ради Ланы. Всё, о чём он мог сейчас думать, и все, на что мог надеяться — это то, что она выдержит, и то, что он действительно сможет помочь, и мальчику станет лучше.

* * *

— Как ты могла позвонить ему?

— Джош был единственным из ближайших знакомых, кто мог помочь нашему сыну.

Фред лишь горько усмехнулся:

— Он не твой сын.

Эта фраза заставила бы Лану дать волю чувствам, впервые за эти два безжалостных дня, но доктор подоспел очень вовремя:

— Кровь Джошуа подошла идеально. Сейчас состояние вашего сына улучшилось, ненамного, конечно. Но оперативность многое значит — если бы вы промедлили, поддались панике, исход мог бы быть необратимым.

* * *

Джош жадно вдыхал воздух, глядя в синеющее небо. Он сделал всё что мог, теперь судьба мальчишки зависит лишь от медиков.

Та картина, которую он увидел в больнице, — Лана, уснувшая на плече Фреда, несмотря на напряжение, которое царило между ними, — заставила ощутить обжигающий пламень ревности.

Она никогда не будет принадлежать ему, он не в силах подарить ей полноценную семью. С Фредом Лана уже обрела её, и он, как сильный человек, не вправе отнимать её у женщины, которую любит так, что забывает, как дышать, когда ощущает рядом, или даже просто думает о ней.

Круговорот мыслей настолько поглотил его, что он не заметил, что Лана стоит с ним рядом уже более десяти минут. Она робко коснулась его плеча — и лишь тогда он осознал, как давно она стоит рядом с ним, и волшебный запах её духов витает в воздухе.

Обернувшись и встретившись взглядом с такими родными глазами, он не хотел ничего говорить, просто чувствуя, что сейчас это лишнее. Сделав шаг к ней на встречу, он заключил её хрупкие плечи в свои объятья, почувствовав, как её тонкие пальцы путаются в его волосах. Мелкая дрожь пронзила всё его тело.

— Спасибо, что спас моего сына… — из глаз Ланы потекли слёзы, когда мужчина крепче прижал её к себе.

— Ты любишь его? — будто не расслышав слов её благодарности, спросил он.

— Кого?

В голубых глазах было сложно прочесть что-то, кроме обиды, но за этой обидой скрывалось разбитое сердце.

— Ты ведь знаешь, о ком я, верно?

— Джош, пожалуйста… я не могу врать тебе, я обещала.

— То, что я сделал, бесчестно, и я не заслуживаю тебя.

— Ты заслуживаешь большего, — сказала Лана, накрыв его губы нежным поцелуем.

— Ты прощаешься со мной?

— Этого я хотела бы меньше всего на свете.

И то перепутье, на котором они сейчас стояли, было хуже Чистилища. Никто из них не желал отпускать друг друга, но и потерять себя и своё лицо каждый из них тоже опасался…

Когда-то они оба упустили свои чувства, сдавшись в плен обстоятельствам. Сейчас же им было просто страшно. Они были словно дети, у которых, когда-то отобрали то, что они горячо любили, и когда им вернули это, то никто не хотел отпускать возвращённое.

Однако то, что возвращается к нам, никогда не бывает прежним. Упустив однажды первую любовь, вернуть её возможно, но она засверкает новыми гранями, и грани эти не всегда столь прелестны, как кажутся на первый взгляд.