Ничего личного. Это просто работа (гет)

Визит «Звёздных духов», словно камушек, брошенный в воду, ненадолго нарушил спокойное течение нашей жизни. Однако лёгкая рябь вскоре улеглась, оставив после себя странное чувство чего-то необычного, почти волшебного, как рождественское утро: светлая надежда на будущее с лёгким привкусом тайны. Наши отношения с Нацу перешли на новый уровень; это чувствовалось во всём: взглядах, жестах, словах, хотя и не озвучивалось вслух. Одно только омрачало нашу идиллию — никто из нас так и не решился на серьёзный разговор. Мы понимали, что «спустить всё на тормозах» — не лучший вариант, особенно в нашей ситуации, но, как это часто случается, откладывали объяснение до последнего. Видимо, высшим силам это надоело, и они решили вмешаться.

Недели через три после приезда «звёздной» парочки Нацу получил смску. Он прочитал её, неопределённо хмыкнул и вернулся к прерванному завтраку.

— У нас снова будут гости? — спросила я и, получив в ответ утвердительный кивок, продолжила расспросы: — Кто на этот раз?

— Водолей. Она приезжает на какую-то супер интересную конференцию, а жить будет с нами, чтобы не тратиться на гостиницу. Заодно и тебя посмотрит.

Последняя фраза заставила меня оторваться от омлета с ветчиной и с подозрением посмотреть на сидящего напротив молодого человека. Тот продолжал спокойно есть.

— И когда ты собирался мне всё рассказать? — голосом, не предвещающим ничего хорошего, спросила я.

— Сразу после завтрака, — глядя на меня честными-честными глазами, ответил Нацу и, примирительно улыбнувшись, добавил: — Не сердись. Тебя обязательно должен осмотреть врач, ты же понимаешь это?

Я только вздохнула, признавая его правоту. Мои отношения со здешними эскулапами не сложились с самого начала: они меня жутко раздражали, а плохое знание языка только усугубляло дело. Мы пробовали сменить клинику, но всё было бесполезно. Мысль о том, что мне придётся рожать в местной больнице, вызывала у меня нервную икоту. Я готова была сделать это хоть на берегу океана рядом с нашей хижиной, лишь бы не попасть в цепкие руки здешних врачей. Нацу несколько раз пытался вразумить меня, предлагая в качестве альтернативы частный роддом или совместные роды, но безуспешно. Очевидно, устав со мной бороться, он рассказал обо всём Локи, и тот быстро нашёл решение нашей проблемы. Водолей могла довести мою беременность до логического конца — родовых схваток и оказать психологическую, а если нужно, то и физическую помощь при транспортировке упирающейся меня в больницу. Потому что её я слушалась беспрекословно: под внешней мягкостью синеволосой красавицы в белом халате, как оказалось впоследствии, скрывался достаточно твёрдый характер, приправленный врачебным цинизмом и своеобразным взглядом на жизнь. Зная это, заговорщики в лице «духов» и будущего папаши срочно организовали приезд Водолея, просто подогнав под него более-менее разумное объяснение.

«Тяжёлая артиллерия» прибыла через три дня. В суете, вызванной приездом нового человека и решением насущных проблем, связанных с причиной его появления в нашем доме, я не сразу обратила внимания на странные взгляды, которые Мелисса бросала в сторону Драгнила. Зато их заметил сам Нацу и напрямую спросил об этом нашу гостью.

— Ты давно себя в зеркало видел? — вместо ответа усмехнулась та. За то время, что мы жили на острове, волосы Нацу отросли и теперь радовали глаз непередаваемым сочетанием исконно розового и искусственного тёмного цвета. Я, видя подобное каждый день, настолько привыкла, что почти не замечала. А вот приехавшая Водолей сразу обратила на это внимание.

Жертва её хорошего настроения провела пятерней по волосам и тяжело вздохнула:

— Да знаю я. Отрастут ещё немного, схожу в парикмахерскую.

— Думаю, первоначально всё можно сделать и в домашних условиях, там делов-то на полчаса.

Нацу ничего не ответил, а на следующий день, видимо, всё же решившись последовать совету доктора Уотер, протянул мне ножницы и хмуро сказал:

— Стриги.

Я с сомнением посмотрела на режущий инструмент. Однажды в новой школе, куда отец отправил меня после смерти мамы, мы с девчонками решили немного изменить свой имидж, сделав себе чёлки. Все дружно решили, что доверить это ответственное дело можно только мне. Потом со мной неделю никто не разговаривал, а торчащие дыбом, неровно покромсанные пряди пришлось ещё месяц закалывать всевозможными заколками, пока они не отросли.

— Ты уверен? — на всякий случай решила уточнить я.

— Давай, — дал добро Нацу, снимая футболку. — Хуже, чем есть, уже не будет. Иначе Водолей так и будет надо мной прикалываться.

Я скромно промолчала о том, что после стрижки вероятность этого может возрасти как минимум вдвое, и приступила к экзекуции, которая длилась гораздо дольше озвученных нашей гостьей тридцати минут. Мне пришлось пыхтеть над отросшими чёрно-розовыми волосами Драгнила больше часа, пытаясь убрать последствия внесенных Раком изменений. Результат превзошёл все ожидания. Теперь голову Драгнила украшал короткий, неровно подстриженный ёжик уже его натурального, хоть и немного необычного цвета. Однако мои усилия не оценил не только «клиент», но и Мелисса, заглянувшая на кухню, где мы расположились. Она пару минут молча смотрела на Драгнила, а потом «утешила»:

— Ну, ничего, волосы не зубы, отрастут.

Я закусила губу, пытаясь сдержаться, но, случайно встретившись с женщиной взглядом, всё же не выдержала и рассмеялась. Водолей фыркнула, старательно пряча улыбку. Нацу, до этого с тоской рассматривая в зеркало результаты моих усилий, обижено махнул рукой:

— Да ну вас, — и, прихватив одежду, ушёл на веранду. Мне стало неловко, и я, извинившись перед Мелиссой, поспешила за расстроенным парнем. Заскрипевший под моим весом настил наверняка выдал моё приближение, но Нацу сделал вид, что ничего не услышал, продолжая смотреть на море. Он так и не оделся, и я почувствовала, как у меня зазудели кончики пальцев от желания прикоснуться к нему. Не удержавшись, легонько провела ладонью по шее и крепким, тронутым легким загаром плечам, стряхивая короткие чёрные волоски, оставшиеся после стрижки. Нацу, явно не ожидавший ничего подобного, вздрогнул и замер, напрягшись.

— Тебе нужно принять душ, а то будут колоться, — негромко сказала я, словно пытаясь объяснить свои действия. Ответа не последовало, только плечи, которых ещё касалась моя рука, опустились, расслабляясь. Не желая больше смущать нас обоих, я села на соседний стул и совершенно искренне произнесла: — Прости.

— Да ладно, — неожиданно улыбнулся Нацу, поворачиваясь ко мне. — Водолей права, отрастут.

Его улыбка была такой заразительной, что не ответить на неё было просто невозможно. Я поймала себя на мысли, что его теперешний облик нравится мне гораздо больше всего, увиденного ранее: тёмный цвет волос делал Нацу старше, серьёзнее, что ему абсолютно не шло. А в первые дни нашего знакомства он совсем не улыбался, оставаясь в любой ситуации холодным и отстранённым, поэтому даже розовый цвет его густой шевелюры не смягчал созданный им образ безжалостного, хладнокровного преступника.

Улыбка у Нацу была потрясающей: искренней, тёплой, по-детски немного наивной и удивительно интимной, словно обнажающей потайные, самые сокровенные уголки его души. Она зарождалась на тонких, сухих губах, открывающих ровные белые зубы, и, вовлекая в процесс преображения всё лицо, тонула в серых, чуть прищуренных глазах, в глубине которых в этот момент загорался какой-то таинственный, завораживающий огонёк. Не стоило даже думать о том, чтобы избавиться от её обаяния, проигнорировать или не ответить. Пожалуй, стоит сказать Мелиссе спасибо за столь приятное преображение моего соседа.

К сожалению, принять душ Нацу так и не удалось. Сначала Водолей заставила его убираться на кухне, а потом придумала ему ещё кучу дел, загрузив работой до самого обеда. Парень на удивление стоически переносил выпавшие на его долю испытания, видимо, понимая, что за своё душевное спокойствие придётся расплачиваться именно таким способом. Впрочем, так как большая часть этой «кучи» касалась непосредственно меня и будущего ребёнка (начиная от генеральной уборки и заканчивая глажкой новых пелёнок), то Драгнил не мог не понимать всю необходимость этих действий. Меня к процессу подготовки дома к появлению малыша не привлекали, что было очень кстати: от долгого стояния на ногах во время утренних парикмахерских подвигов начала ныть поясница. Я решила не беспокоить этим своих «нянек», надеясь, что отдых снимет боль и вернёт мне силы, но совершенно упустила из виду, что находившийся рядом врач просто не мог не заметить моего состояния.

— С тобой всё в порядке? — спросила Мелисса.

— Да, — отмахнулась я, но, поднимаясь после обеда из-за стола, не смогла сдержать болезненную гримасу. — У меня немного разболелась спина, — сдалась я под пристальным взглядом двух пар глаз.

— Почему не сказала раньше? — нахмурилась Водолей и, усадив меня обратно на стул, только задом наперёд, чуть приподняла край топика, который вместе с короткими шортами составлял мой гардероб последние несколько дней. — Расслабься.

Боюсь, я не смогла бы выполнить её приказ и под дулом пистолета. Потому что меня коснулись вовсе не сухие, жёсткие руки доктора Уотер — она лишь давала указания. Мне даже не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто стал моим заботливым массажистом. На поясницу легли широкие, горячие ладони, согревая и осторожно поглаживая. Это было очень приятно и слегка… волнующе. Я почувствовала, как у меня горят щёки. Ещё ни одно из наших прикосновений во время нахождения на острове (за исключением той вольности, что я позволила себе несколькими часами ранее на веранде) не было столь интимным. Уверенность, помощь, забота — это то, что дарили его руки в любой ситуации. Сейчас же в этих лёгких поглаживаниях было нечто большее, чем просто желание избавить меня от боли. Это чувствовалось в том, как слегка дрожали его ладони, прикасаясь к моему телу, каким нервным стало обжигающее кожу дыхание. И особенно в хриплом, чуть севшем голосе, каким он спросил меня:

— Так лучше?

— Да, спасибо, — выдохнула я, осторожно пересаживаясь на стул по-людски. Мелисса ушла, оставив нас на кухне одних, и это только усиливало наше взаимное смущение. Нацу присел за стол напротив и стал крутить в руках чайную ложечку, стараясь не встречаться со мной глазами, видимо, давая возможность и мне, и себе немного успокоиться. Не знаю, как у него, а у меня это получалось плохо — я все ещё чувствовала его прикосновения, которые невольно пробудили определённые воспоминания…

…Это могло показаться странным, но «народная мудрость», горьким ядом ужалившая той страшной ночью, как бы жестоко и мерзко она ни звучала, всё же в чём-то была права. Когда на следующее утро в душе моему похитителю вздумалось продолжить, я просто смирилась со своей участью и позволила ему делать всё, что он захочет. Сопротивление было бесполезным — это мне показали ещё несколькими часами ранее. Поэтому я покорно приняла его ласки, надеясь, что моё повиновение если не остановит насильника, то хотя бы убедит его действовать не столь грубо и жестоко.

Однако то, что делал Драгнил, стало для меня полнейшей неожиданностью. Все его прикосновения, поцелуи были не просто осторожными — бережными, словно я была фарфоровой куклой, которая могла сломаться от одного неловкого движения. Куда делся тот зверь, что равнодушно брал своё, не считаясь с тем, что причиняет другому боль, насилуя не только тело, но и душу? Сейчас рядом со мной был совершенно другой человек: чувственный, внимательный, заботливый, чутко следующий за моими желаниями и словно забывший про свои собственные. И моё тело, уже чуть разомлевшее от горячей воды, дрогнуло, покоряясь его ласкам и сотрясаясь от первого в жизни оргазма.

Но это было не единственное открытие. Не знаю, что послужило причиной: угрызения ли совести, наша ли наполненная нежностью и обоюдным желанием близость или что-то другое, но отношения Нацу ко мне изменилось. Теперь уже не было обжигающего холода и равнодушия. Что-то в его взглядах, тоне голоса, прикосновениях говорило, что я перестала быть для него лишь очередным заказом. Он старательно прятал это под привычной маской, но эти чувства всё равно прорывались, не просто давая мне надежду на спасение, но и вызывая в ответ некую симпатию. В тот момент мне некогда было разбираться в себе — события закрутились с бешеной скоростью, подавляя своим количеством и разнообразием. Только оказавшись в квартирке Девы, я смогла, наконец, спокойно вздохнуть и попытаться хотя бы частично разобраться в произошедшем.

Доктор Уотер, в отличие от Стеф (к моменту, когда я была готова к этому разговору, мне уже сообщили, что они родственники), в силу своей профессии и незаинтересованности в оправдании «главного обвиняемого» была идеальным кандидатом на роль того, кто мог бы ответить на мои вопросы. Однажды, уже собравшись с духом, я хотела было начать столь трудный для себя разговор, но замолчала на полуслове.

— Я врач, — взяв меня за руку, словно желая этим жестом подбодрить свою робкую пациентку, сказала Мелисса, — и мне, как священнику, можно доверить любую тайну. Всё, что ты скажешь, останется между нами.

Желание получить ответ на свои вопросы оказалось сильнее неловкости и природной скромности. Выслушав мою сбивчивую речь, Водолей хмыкнула и пожала плечами:

— Тебя беспокоит, что ты отдалась человеку, который на тот момент являлся в твоих глазах, по сути, преступником, ведь об истинном положении дел ты узнала совсем недавно?

— Не просто отдалась… — мучительно краснея, поправила я свою собеседницу.

— Но и получила от этого удовольствие, — закончила та. — Успокойся, в этом нет ничего страшного или постыдного. В тот момент ты делала всё, чтобы выжить, и если для этого пришлось переспать с Саламандром, то никто не имеет права осуждать тебя. Другое дело, как это характеризует его… — Мелисса не договорила, видимо, решив оставить своё мнение при себе и не расстраивать меня ещё больше. — Что же касается полученного удовольствия... Мы все очень разные: есть холодные и, наоборот, более страстные натуры. Своё влияние могла оказать овуляция — некоторые женщины испытывают прилив сексуального желания именно в середине цикла. Если прибавить к этому опытного и чуткого партнёра, то вероятность сексуального наслаждения гораздо больше. И потом, нельзя исключать и обычную симпатию, и притяжение противоположностей: хорошим девочкам часто нравятся плохие мальчики, а Саламандр к тому же такой милашка, — усмехнулась Водолей, и я, опасаясь её возможных дальнейших расспросов и колких замечаний, поспешила перевести разговор на другую тему.

Насколько объяснения доктора Уотер подходили к моей ситуации, сказать было весьма сложно, ведь она не услышала всей правды. Ещё там, в квартире Драгнила, я решила, что никому не расскажу о случившемся: в моём близком окружении не было никого, с кем я могла бы поделиться подобной тайной. А после неожиданной помощи моего похитителя и его «смерти» произошедшее утратило часть своей остроты и было вытеснено более насущными проблемами. Какое-то время я «бороздила» просторы мировой сети, пытаясь найти в интернете ещё что-нибудь, что могло бы объяснить происходившее тогда. Но потом, поглощённая мыслями о ребёнке, просто попыталась принять своё прошлое и по совету одного розововолосого субъекта обратила свой взор в будущее.

Как это часто бывает, одни воспоминания притянули за собой другие. Вспомнив о нашей близости, трудно было отмахнуться от мыслей о том, что послужило толчком к ним, вернее, кто. Незнакомое женское имя, которое за пару секунд свело Нацу с ума и едва не стоившее мне жизни, явно намекало на наличие в жизни Драгнила некой особы, в своё время оказавшей на него и его судьбу достаточно сильное влияние. Я не расспрашивала о ней Стеф, не желая без разрешения лезть в чужую жизнь. Кроме того, была вероятность, что она могла и не знать некоторых подробностей, а в данном случае только достоверная информация была гарантией моей безопасности в будущем. Ответить на все мои вопросы мог лишь один человек, и сейчас он сидел передо мной. Смысла тянуть время и откладывать этот разговор не было.

— Можно тебя попросить кое о чём? — голос предательски дрогнул, и я невольно сжала руку в кулак, словно таким образом могла придать себе смелости, чтобы озвучить свою просьбу. Нацу, ни о чем не подозревая, кивнул головой. Я чуть помедлила, словно давая себе последний шанс на отступление. Мой собеседник был спокоен, терпеливо дожидаясь вопроса. Затишье перед бурей. Стоит только сказать одно слово, и эта безмятежность разлетится, острыми осколками прошлого раня нас обоих. Сможет ли он удержаться, не сбежать, не утонуть в вязком мареве воспоминаний? Имею ли я право бередить его раны ради призрачной надежды обуздать терзающих его монстров и не дать им больше вырваться на свободу?

— Расскажи мне о… Лис… — по тому, как резко, хрипло он выдохнул, как потемнели его глаза, сильно, до побелевших костяшек сжались кулаки, я поняла, насколько необходима была эта просьба. Есть тайны, которые обязаны быть раскрыть. Воспоминания, которые не должны давить. Слова, которые просто нужно сказать. Чтобы ни одно из них не могло однажды вернуться и погрести под собой, подобно лавине, сметая картонные домики человеческих судеб.

— Ты точно хочешь знать? — это был риторический вопрос. Формальность, разрешающая проводить запланированный обряд. Но, тем не менее, требующая ответа. Два коротких слова, одно из которых могло разломать уже сложившийся пазл наших судеб, другое — дать ложную надежду на то, что прошлое навсегда останется в прошлом. Два шага — вперёд или назад. Выбор был очевиден…

Горло сдавило так, словно его снова сжимала чужая рука. Я посмотрела Драгнилу в глаза и, сделав сквозь страх и боль глубокий, как перед прыжком в воду, вдох, тихо, но уверенно произнесла:

— Да, — чувствуя, как холодеют кончики пальцев. Теперь пути назад не было. Я приняла это, а вот Нацу потребовалось время. Он отошёл к окну и несколько минут стоял, повернувшись ко мне спиной, толи вспоминая, толи просто собираясь с духом. Потом он начал говорить. Медленно, с трудом подбирая слова. Значит, он ещё никогда и никому это не рассказывал. Тем ценнее было его доверие. Тем необходимее — этот разговор. Тем печальнее — открывающаяся правда…

…Обстоятельства, судьба, действия других людей, молодость, глупость… Какие только причины не придумывает человек, чтобы оправдать свою слабость, трусость или эгоизм. Мы делаем это не со зла, такова уж человеческая природа — сохранить себя, свою целостность, уйти от наказания, осуждения, защититься от того, что принесёт нам любые страдания. Часто при этом не замечая, как больно бьём по тем, кто оказывается рядом…

Этот разговор, каким бы тяжёлым он ни был, сделал самое главное. Он не только острым скальпелем вскрыл гноящиеся раны прошлого, освобождая от накопившейся горечи и боли. Но и помог мне, наконец, принять столь необходимое для себя решение.