Мой факультет и другие фрики (джен)

Гарри Поттер, сколько себя помнил, при малейшей возможности загадывал одно-единственное желание. Неважно, бодрствовал ли он в полночь на тридцать первое июля, считая минуты до наступления своего дня рождения, или дожидался двенадцати секунд в 12:12 понятно какого декабря; находил ли при прополке клумб четырехлистный клевер или попросту сдувал с кончика пальца выпавшую ресничку — желание было неизменным. Да, глупо! Да, наивно! Но Гарри с неистребимым каким-то упрямством шептал: "Хочу, чтобы меня любили."

Он отчаянно завидовал тем, кого хвалили и кем гордились; он грезил о том, что хоть кто-нибудь скажет, как он, Гарри, нужен; да, в конце-то концов, хоть бы кто прикоснулся без намерения унизить или ударить! Почему, почему, когда в мире есть всеобщие любимцы, которыми восхищаются, которых на руках готовы носить, есть в то же время и такие, как Гарри — заброшенные и презираемые? Вот бы поменяться хоть на денек, хоть на миг...

Но теперь Гарри почти раскаивался в своем желании. Посетителям "Дырявого котла" хватило пары секунд, чтобы опознать шрам в виде молнии.

— Боже милостивый, — произнес лысый бармен, пристально глядя на Гарри. — Неужели это... Благослови мою душу... Гарри Поттер... какая честь!

Его лицо, сморщенное, будто грецкий орех, выражало крайнюю степень благоговения. И это было единственное лицо, которое Гарри успел рассмотреть — в тот же миг все, буквально все посетители "Дырявого котла" повскакивали со своих мест. И Гарри пришлось пожимать все эти руки, терпеть похлопывания по плечу (это было бы даже приятно, не подходи эти доброжелатели со спины и не будь их так много), улыбаться и твердить: "Очень приятно!" всякий раз, как кто-нибудь называет свое имя, прежде чем сжать ладонь "Того самого Гарри Поттера". Некоторые подходили и по нескольку раз — лица, может, и сливались в сплошную розовато-белую массу, но маловероятно, что имя, к примеру, Дорис Крокфорд, так уж часто встречается.

Когда у Гарри уже щеки заболели — он, наверное, в жизни столько не улыбался — вперед выступил бледный молодой человек. Он очень нервничал, у него даже дергалось одно веко.

— Профессор Квиррелл! — представил его Хагрид. — Гарри, профессор Квиррелл — один из твоих будущих преподавателей.

— П-п-поттер! — произнес, заикаясь, профессор Квиррелл и схватил Гарри за руку. — Н-не могу п-пе-редать, насколько я п-польщен встречей с вами.

Гарри бы ни за что не подумал, что его собеседник может быть профессором. Как на взгляд Гарри, тот выглядел чересчур уж юно и непредставительно, этакий вечный студент. Да и кричаще-фиолетовый тюрбан едва не вдвое больше головы солидности не прибавлял.

— Какой раздел магии вы преподаете, профессор Квиррелл? — спросил Гарри, не желая показаться невежливым. К тому же Хагрид начал разгонять толпу, и его зычное "Пора идти!" внушало надежду на избавление от орды ретивых поклонников.

— Защита от Т-т-темных искусств, — пробормотал Квиррелл с таким видом, словно ему не нравилось то, что он сказал. — Н-не то чтобы вам это было н-нужно, верно, П-п-поттер?

Гарри подумал, что эта самая защита ему пригодилась бы. Но с таким преподавателем... Надо будет поискать дополнительную литературу.

Наконец Хагрид вывел Гарри из бара в маленький двор, со всех сторон окруженный стенами. Здесь не было ничего, кроме мусорной урны и нескольких сорняков. Зато даже трясущийся профессор от них отстал. Пока Гарри пытался прийти в себя, Хагрид считал кирпичи в стене над урной.

— Три вверх... два в сторону, — бормотал он. — Так, а теперь отойди, Гарри.

Он трижды коснулся стены зонтом. Кирпич, до которого он дотронулся, задрожал, потом задергался, в середине у него появилась маленькая дырка, которая быстро начала расти. Через секунду перед ними была арка, достаточно большая, чтобы сквозь нее мог пройти Хагрид. За аркой начиналась мощенная булыжником извилистая улица.

— Добро пожаловать в Косой переулок, — произнес Хагрид.

Косой переулок оказался старинной, мощеной булыжником улицей, до такой степени перегороженной многочисленными магазинчиками и лавочками, что мало кто мог протиснуться мимо Хагрида. Все пестрело, кружилось, в воздухе витал, верно, миллион запахов, народ толкался и гудел, как растревоженный улей. На каждом шагу торговались, ругались, спорили. Наверное, это было похоже на средневековую ярмарку или рынок где-нибудь в портовом городке — но здесь еще и колдовали. Да и товар был нерядовой: чудного покроя мантии, телескопы, серебряные инструменты совершенно непонятного назначения, глобусы Луны и связки птичьих перьев, бочки с глазами угрей и поддоны хлюпающей требухи, разнокалиберные флаконы, блестящие на солнце своими гранями...

Над черепичными крышами, над бурлящим людским потоком возвышалось белоснежное здание. Его мраморная громада напомнила Гарри античный храм, будто сошедший со страниц в учебнике мировой истории. Разве что это здание было испещрено бронзовыми дверками и дверцами, рассеянными на разной высоте.

— "Гринготтс", — пробасил Хагрид, поднимаясь по отполированным ступеням. Они с Гарри оказались перед бронзовыми створками самых больших из всех здешних дверей. А служитель в ало-золотой форме — смуглый, с острым личиком и непропорционально крупными ступнями — явно не был человеком. "Гоблин," — пояснил Хагрид.

Вторые двери в волшебном банке были еще круче. Вообразите: целиком серебряные, покрытые от пола до потолка прихотливой вязью гравировки. Подойдя поближе, Гарри смог разобрать строки:

Входи, незнакомец, но не забудь,

Что у жадности грешная суть.

Кто не любит работать, но любит брать,

Дорого платит — и это надо знать.

Если пришел за чужим ты сюда,

Отсюда тебе не уйти никогда.

Слова великана о том, что надо быть сумасшедшим, чтобы ограбить этот банк, обретали пугающий смысл. Но все равно Гарри было интересно — он с трудом удерживался от того, чтобы раскрыть рот от удивления.

Здание высоченное — а гоблины ростом не выше ребенка. Казалось бы, Гарри и Хагриду было бы не особо удобно — но дубовые стойки оказались нормального размера (и даже чуть выше: Гарри пришлось встать на цыпочки, чтобы увидеть сидящего по другую сторону гоблина). Кроме посетителей людей не было — всем заправляли гоблины. Кто делал записи в гроссбухах, кто взвешивал монеты на медных весах или с помощью луп изучал драгоценные камни. Из холла вело больше дверей, чем Гарри мог сосчитать, — гоблины впускали и выпускали через них людей.

— Доброе утро, — обратился Хагрид к свободному гоблину. — Мы тут пришли, чтоб немного денег взять... э-э... из сейфа мистера Гарри Поттера.

— У вас есть его ключ, сэр?

— Где-то был, — ответил Хагрид и начал выкладывать на стойку содержимое своих карманов.

Пригоршня заплесневелых собачьих бисквитов посыпалась на бухгалтерскую книгу гоблина. Гарри с преувеличенным вниманием уставился на гоблина по соседству, перебиравшего рубины.

— И у меня тут еще письмо имеется... э-э... от профессора Дамблдора, — с важным видом произнес Хагрид, выпячивая грудь. — Это насчет Вы-Знаете-Чего в сейфе семьсот тринадцать.

— Прекрасно, — сказал гоблин, возвращая письмо Хагриду. — Сейчас вас отведут вниз к вашим сейфам. Крюкохват!

* * *

Коридоры хранилища создавали впечатление, будто они были в незапамятные времена вырублены прямо в скале — хотя откуда под Лондоном такие породы? Коридоры ветвились, как штольни из вестренов, а освещение было представлено — боже мой! — факелами. Хорошо, ожидать увидеть здесь лампы и провода было бы глупо, но факелы... Волшебники они или нет? Или все это призвано нагнетать атмосферу, что-то вроде хэллоуинских комнат ужаса?

Дорога круто уходила вниз, на полу были тоненькие рельсы. Крюкохват свистнул, и к ним с лязгом подкатила маленькая тележка. Они забрались внутрь — Хагриду это удалось с трудом — и поехали. В тележке не было ни руля, ни тормоза, и вообще непонятно, как гоблин умудрялся ей управлять. Магией?

Вообще, эта поездка была сродни русским горкам (не то что бы Гарри когда-либо приходилось на них кататься). Подьем — спуск, крен вправо — занос влево... Пожалуй, это было бы даже забавно, не зеленей Хагрид при каждом резком движении. Он, похоже, был вовсе не в восторге от поездки.

Наконец они остановились у невзрачной каменной платформы. Крюкохват выскочил первым и открыл утопленную в стене дверь. Изнутри вырвалось облако зеленого дыма, а когда оно рассеялось, Гарри ахнул. Внутри были кучи золотых монет. Колонны серебряных. Горы маленьких бронзовых кнатов.

— Это все твое, — улыбнулся Хагрид.

«Все твое.» Это было невероятно. Сколько раз Дурсли жаловались, что Гарри им дорого обходится? А все это время глубоко под Лондоном хранилось принадлежащее ему сокровище. Интересно, в волшебном мире можно жить одному до наступления совершеннолетия?

— Золотые — это галлеоны, — пояснил Хагрид. — Один галлеон — это семнадцать серебряных сиклей, а один сикль — двадцать девять кнатов, это просто, да? Ладно, тебе этого на пару семестров хватит, а остальное пусть тут лежит. — Он повернулся к Крюкохвату. — А теперь нам нужен сейф семьсот тринадцать... и... э-э... пожалуйста, нельзя ли помедленнее?

— У тележки только одна скорость, — ответил Крюкохват.

Может быть, Гарри показалось, но вид у гоблина при этом стал весьма и весьма ехидный.

Снова гонки на неуправляемой тележке — только теперь они спустились ниже. Воздух затрещал морозцем, а рельсы петляли то по камню, то по дощатому мосту (и не боятся по таким хлипким ездить!), а один раз они вообще проехали сквозь водопад — это было обжигающе-холодно, но вода тут же высохла.

Сейф номер семьсот тринадцать отличался от всех прочих тем, что у него не было ни замочной скважины, ни колесика кодового замка — ничего. Сплошная стальная пластина. Крюкохват же, ничуть не смущаясь, подошел к двери и приложил к ней большой палец. Дверь пошла рябью — и растаяла в воздухе.

Гарри был уверен, что в этом сверхсекретном сейфе лежит что-то ужасно важное. Так что он будто бы невзначай подался вперед, стараясь разглядеть содержимое. Сначала ему показалось, что там вообще пусто. Затем он заметил на полу маленький невзрачный сверток из коричневой бумаги. Хагрид нагнулся, подобрал его и засунул во внутренний карман куртки. Конечно, узнать, что внутри, было бы интересно. С другой стороны, как рассудил Гарри, это же не его дело — так что и спрашивать не стоит. Поэтому он молчал, пока они не вышли из "Гринготтса".

— Ну что, надо бы купить тебе форму, — заметил Хагрид, кивнув в сторону магазина с вывеской «Мадам Малкин. Одежда на все случаи жизни». — Слушай, Гарри, ты... э-э... не против, если я заскочу в «Дырявый котел» и пропущу стаканчик? Ненавижу я эти тележки в «Гринготтсе»... мутит меня после них.

Конечно, Гарри не возражал. Было бы неплохо, чтобы хоть кто-нибудь дал ему совет насчет принятой в волшебном мире одежды — но Хагрид не производил впечатление человека, подкованного в этом вопросе. Да и ладно — продавец подскажет. И вообще, что Гарри, сам не в состоянии купить вещи по списку? Три простых рабочих мантии (черных). Одна простая остроконечная шляпа (черная) на каждый день. Одна пара защитных перчаток (из кожи дракона или аналогичного по свойствам материала). Один зимний плащ (черный, застежки серебряные). И надо будет придумать что-нибудь с бирками для одежды. Может, в магазине есть готовые? Не хотелось бы исхитряться и, например, разрезать носовой платок и искать химический карандаш. И трусы бы не забыть... И носки...

Тактика была простая: если у волшебников все ну совершенно не так, как у обычных людей, он просто посмотрит на других покупателей. Не он же один в школу поступает!

В магазине мадам Малкин оказалось не так уж и страшно. Во-первых, сама мадам была приземистой улыбающейся волшебницей, одетой в розовато-лиловые одежды. Во-вторых, в глубине магазина на высокой скамеечке стоял бледный мальчик с тонкими чертами лица, а вторая волшебница крутилась вокруг него, подгоняя по росту длинную черную хламиду. Под доброжелательное щебетание мадам Малкин Гарри оказался на соседней скамеечке.

Летающие булавки, самоизмеряющие сантиметровые ленты, говорящие зеркала — это было даже забавно. Мальчик рядом выяснил, что Гарри тоже собирается в Хогвартс, и завел разговор:

— Мой отец сейчас покупает мне учебники, а мать смотрит волшебные палочки, — сообщил он. — А потом потащу их посмотреть гоночные метлы. Не могу понять, почему первокурсникам нельзя их иметь. Думаю, мне удастся убедить отца, чтобы он купил мне такую... а потом как-нибудь тайком пронесу ее в школу. А у тебя есть собственная метла? В квиддич играешь?

Апломб, с которым он говорил, да и дурацкая манера растягивать слова явно указывали на то, что в семье этот мальчик — единственный любимый сынуля и свет в окошке. А судя по сумме на ценнике, которую Гарри успел заметить, когда они с Хагридом проходили мимо магазинчика "Все для квиддича", семья этого мальчика далеко не бедствовала.

— М-м, нет, — ответил Гарри, отмахнувшись от особенно назойливой линейки. — И в квиддиче я не разбираюсь.

В конце концов, он знал о квиддиче только то, что такое существует, и для него нужны метлы. А учебников с таким названием нет, так что это, наверное, не очень важно.

— А я играю. Отец говорит, что будет преступлением, если меня не возьмут в сборную факультета, и я тебе скажу: я с ним согласен. Ты уже знаешь, на каком будешь факультете?

— Нет, — Гарри с трудом сдерживался, чтобы не закатить глаза — или не сорваться. Надо будет спросить у Хагрида, а еще лучше — почитать что-нибудь на тему повседневных занятий волшебников.

Если Гарри так же "непринужденно" будет болтать с будущими одноклассниками, нормальной школьной жизни ему не видать.

Единственным плюсом его собеседника было то, что его не раздражало бессодержательное мычание Гарри — он замечательно заполнял паузы собственными разглагольствованиями.

— Ну, вообще-то никто заранее не знает, это уже там решат, но я знаю, что я буду в Слизерине, вся моя семья там была. А представь, если определят в Пуффендуй, тогда я сразу уйду из школы, а ты?

— Может быть, — пожал плечами Гарри. — Но мне вообще-то кровь из носу надо учиться в Хогвартсе.

— Что ж, работать тоже кто-то должен... Ну и ну, ты только посмотри на этого! — внезапно воскликнул мальчик, кивком показывая на окно. За окном стоял Хагрид, улыбаясь Гарри и показывая на два огромных мороженых, словно объясняя, почему он не может войти внутрь.

— Это Хагрид. Он работает в Хогвартсе, — спокойно ответил Гарри. Если он пытался вести себя как можно незаметнее, то бледный мальчик, казалось, мечтал привлечь к себе внимание всего мира и уже не знал, что бы еще такого выкинуть.

-А-а-а, — протянул тот. — Я о нем слышал. О там что-то вроде прислуги, да? Я слышал, он настоящий дикарь. Живет в хижине на территории школы и время от времени напивается и пытается творить чудеса, а все кончается тем, что вспыхивает его собственная постель!

Гарри хмыкнул.

— Вот уж не знаю, кто тебе такой чуши рассказал! Он лесник, и со всякими магическими животными возится. А сегодня он сопровождает меня. И что-то я не заметил, чтобы он был похож на алкоголика. Знаешь, не хватает пары-тройки важных признаков. Сизо-красный нос, глаза, как у старого бассета, проспиртованное дыхание... Ну, если ты, конечно, в курсе, чем алкоголики отличаются от нормальных людей.

С такими, как этот мальчик, только так и можно: насмешки и демонстрация превосходства. Дашь слабину — решат, что ты перед ними стелешься. И Хагрида он явно просто так задел, от скуки и от нерастраченной дурости.

— Да, конечно, — состроит умную рожицу бледнолицый. Фиг от него дождешься извинений! Но он хотя бы тему догадался сменить. — А почему он с тобой? Где твои родители?

Да уж, хрен редьки не слаще.

— Они умерли, — уповая на воспитанное в дурслевских стенах терпение, произнес Гарри. — Давно. Так что можно опустить сожаления.

— О, я не знал, — рожица стала умеренно скорбной. — Но они хотя бы были из наших?

— Оба волшебники, если ты об этом.

— Если честно, я не понимаю, почему в школу принимают не только таких, как мы, но и детей не из наших семей. Они ведь другие. Они по-другому росли и ничего о нас не знают. Представь, некоторые даже никогда не слышали о Хогвартсе до того дня, как получили письмо. Я думаю, что в Хогвартсе должны учиться только дети волшебников.

— А часто в Хогвартс поступают не такие? — изобразил интерес Гарри. Еще не хватало проколоться на том, что он только вчера про волшебство услышал!

— Да уж чаще, чем хотелось бы! — фыркнул мальчик. — Отец говорит, каждый год приглашают кучу гряз... м-м-м, маглорожденных. Мало нам Магловедения, так они еще и учиться рядом будут!

— А в чем проблема? Они как-то не так колдуют? — приподнял бровь Гарри. В сериалах, которые ему иногда удавалось подсмотреть, по-настоящему крутые герои именно так и делали — одной бровью показывали противнику, что все его слова — полный бред. И этот трюк неожиданно удался: тот мальчик залился поросячье-розовым румянцем и пробормотал:

— Н-нет... Но они не должны! Так отец говорит... И вообще, как твоя фамилия?

От расспросов Гарри спасла мадам Малкин, прочирикавшая, что все готово. Так что Поттер покинул поле битвы (ну и что, что словесной) триумфатором.

Хагрид угостил Гарри мороженым, под мышкой — сверток со всем его новым (лопните со злости, Дурсли!) гардеробом, в планах — посещение книжного магазина размером с магловский торговый центр и покупка всех пособий, которые помогут ему освоиться в волшебном мире. На информации не стоит экономить, верно? Это вам не рубашки, тут схема "Одну носить — другую на смену" не подойдет.

И вообще — жизнь-то налаживается!