Орнитолог (джен)

На пригород Лондона надвигались сумерки. Один за другим загорались огни в районе Старого города Ричмонда. Лишь в одном из немногочисленных старинных особняков не спешили зажигать свет.

Впрочем, жители соседних домов уже давно привыкли к странностям одинокого старичка. Чудаковатого, нужно сказать, старичка.

Лет десять, может быть, меньше прошло с тех пор, как он поселился здесь, в маленьком старинном доме, окруженном небольшим, заросшим сорняками садом. Предыдущего владельца особняка никто уже и не помнил — слишком уж долго дом простаивал в запустении. Предполагали, что раньше дом принадлежал какой-то старой леди, после смерти которой наследники отчего-то не спешили ни оседать в доме, ни продавать или даже сдавать его. Поэтому вскоре окна были заколочены, а участок возле дома стал зарастать. Так продолжалось, пока однажды не объявился новый владелец.

Это был невысокий, осанистый, но как будто внезапно состарившийся мужчина. В карих глазах его была тоска, сам он был помят и удручен. Одет этот мужчина был престранно: черный, непонятного покроя плащ из дорогой ткани, яркий малиновый галстук на шее, остроносые лиловые ботинки, и довершал образ светло-зеленый котелок на поседевшей голове.

Как выяснилось позже, нового жильца звали Корнелиус Фадж и он полжизни прожил в столице, а теперь, судя по всему, возжелал покоя. Ничего больше соседям узнать не удалось. Слишком уж замкнутым и отчужденным оказался мистер Фадж.

Он жил один, жены у мистера Фаджа либо не было совсем, либо та уже умерла, детей тоже никто не видел. Вообще соседи ни разу не замечали, чтобы его хоть кто-то навещал, кроме приходившей два раза в неделю домработницы миссис Смит.

Корнелиус Фадж жил самым настоящим затворником, но соседи не раз замечали такие странности, как совы с газетами и иной корреспонденцией в лапках. Сначала все решили, что им показалось. Но когда всё повторилось, то самая смелая сплетница улицы поймала на выходе миссис Смит и как следует расспросила.

Оказалось, что мистер Фадж специально держал у себя дома нескольких сов и дрессировал их. Соседи нашли это увлечение старичка забавным и успокоились, быстро потеряв интерес. В конце концов, какое им дело до тараканов какого-то пенсионера, которому нечем больше заняться.

Однако Корнелиус Фадж был куда более занятной персоной, чем соседи могли предположить. Вот только помнили об этом лишь интересовавшиеся историей волшебники да несколько магловских премьер-министров, те, которым Фадж когда-то приоткрыл завесу тайны существования магического мира. Все остальные волшебники предпочли забыть экс-министра Магической Британии как страшный сон.

* * *

В полутемной гостиной, освещаемой лишь неровным светом, идущим от заключенного в колбочку магического огонька, в кресле-качалке сидел осунувшийся старичок. Наверное, сейчас немногие смогли бы узнать в нём когда-то полного жизни министра магии.

Корнелиус Фадж сильно сдал после выхода на пенсию. Работа была для него всем. Свои лучшие годы он провёл в душном кабинете, ночами корпя над бумагами. Ничто не дается просто так. Сколько труда, сколько сил и умений потребовалось ему, чтобы получить желаемое? А сколько ещё нервов и жизненных сил пришлось отдать, чтобы удержать полученную власть? Про таких как он говорят: сгорел на работе.

Да, Фадж выгорел, выгорел без остатка. А главное — зачем? Чего он в итоге достиг? Кто он теперь и где?

Никто, живой труп, продолжающий жить по инерции, потому что у него не хватит решимости оборвать свою никчемную жизнь...

А все из-за этого треклятого Темного Лорда, чтоб ему на том свете несладко было! Ну какой нормальный, рассудительный человек мог тогда поверить в бредни впавшего в старческий маразм Дамблдора и живущего юношескими фантазиями и максимализмом Поттера? У них же не было никаких весомых доказательств возвращения Волдеморта с того света, кроме слов Поттера и трупа Диггори. Смерть Диггори легко объяснялась делом рук сумасшедшего Барти Крауча-младшего, слова Поттера — его не самым адекватным состоянием. Все же немногие выживают после прямого попадания смертоносного проклятия, и кто знает, как это вообще влияет на психику.

Ему затем вменяли в вину, что он вспомнил так и не отмененные полномочия и избавился от Крауча, применив всё равно светивший тому поцелуй дементора — без судебных разбирательств. Дамблдор желал, чтобы Крауча-младшего допросили с применением сыворотки правды, но опять же: у Крауча-младшего были все признаки безумия, а свято уверенный в возвращении Волдеморта фанатик мог бы и под сывороткой правды сказать то, что считал правдой. И какие же смятения это заявление породило бы в обществе? Совершенно ненужные.

Он столько времени потратил, чтобы стабилизировать обстановку, чтобы в памяти людей притупились эти ужасные годы, а тут этот сумасшедший поднимет панику. Панику, которой мог бы воспользоваться, если бы захотел, Дамблдор.

Да, в своё время Альбус отказался от поста министра, не желая покидать Хогвартс, но годы идут, оставляя отпечаток даже на признанных гениях. Кто же знал, что именно могло взбрести в голову древнего, но по-прежнему популярного в народе, овеянного славой победителя Гриндельвальда старика? Может быть, он и в самом деле готовил государственный переворот, используя в качестве отвлекающего маневра байку о вернувшемся Волдеморте? Собирая тем временем свою старую гвардию, Орден Феникса?

Всё могло быть. И Фадж ясно видел перед собой проблему Дамблдора. Тому давно пора было на пенсию, не хватало ещё, чтобы тот умер на своём посту, в школе. Поэтому — да, он принял соответствующие меры.

Но, как показало время, он ошибался. А за ошибки всегда нужно платить. Он заплатил креслом министра. Говорят, чем выше заберёшься, тем больнее падать. Падать было действительно очень больно, но тогда Фадж ещё не очутился на самом дне пропасти, в которую сам загнал себя теперь.

Нужно было уходить тогда с какой-никакой, а честью. А он просто оставил пост, сдался, без сопротивления капитулировал. Составлять конкуренцию Шеклболту не было смысла…

И потому он сейчас здесь, всеми забытый и покинутый. Не нужный никому. Кроме старого, доброго и верного пса Бонго, что лежит у него сейчас в ногах, да трёх любимиц сов, что живут в специальной комнате.

Бородатую неясыть, подаренную ему португальским коллегой, он назвал Мерлин, полярную красавицу — Стелла, был ещё шустрый, круглый как мячик сычик, его он называл просто Боб.

Были у него ещё несколько павлинов, подаренные некогда Люциусом, пренеприятнейшие, гордые и эгоистичные птицы, пусть и красивые. Были красивыми, пока к нему в сад не пробрались соседские мальчишки и не повыдергивали перьев из хвостов. Впрочем, Фаджа это не слишком расстроило. Наоборот, он с иронией подумал, что примерно такой же вид имеют сейчас и сами Малфои.

Однако всё это не меняло того, что Корнелиус был безнадежно одинок. И это не изменит ни невнятное тарахтение старого радио, ни мерное дыхание спящего у ног Бонго, ни шебуршание сов.

У него никого не было. Ни семьи, ни друзей. Одни знакомые. Вот цена недолгого высокого полета. Жена тихо умерла от какой-то магловской болезни. Детей у них не было. Друзья... Разве могут быть настоящие друзья у влиятельного чиновника?..

Вот он и остался один в старом, прогнившем изнутри доме, доставшимся от каких-то дальних родственников. Ещё и счет в банке совсем обмелел. Дом остро нуждался в ремонте, да и простыми бытовыми заклинаниями Фадж так и не овладел, поэтому два раза в неделю сюда приходила пожилая магла, приносила продукты и смахивала пыль. Фадж привык хорошо и дорого питаться, а пенсию ему назначили возмутительно маленькую для его былой должности. Впрочем, он не жаловался. Ещё на пару лет «хорошей жизни» ему точно хватит, а там уж…

Но ведь так было не всегда. Когда-то у него была семья. Родители, брат и смешная соседская девчонка со странным именем Пандора. Именно ей он и был обязан своим счастливым, нескучным детством.

Когда-то они вместе мечтали о путешествиях, далеких мирах и открытиях, но в Хогвартсе они попали на разные факультеты, обзавелись новыми друзьями и интересами, но Пандора по-прежнему оставалась маленьким солнышком для Корнелиуса.

Они оба мечтали изменить мир: она — посредством новых открытий, он — при помощи грамотной политики усовершенствования старого. Пандора осталась практиком, а он лишь теоретиком. Неудивительно, что их пути разошлись сразу после школы.

Фадж выбрал для себя прозябание в кабинете, она — лабораторию. Однако окончательный разрыв произошёл, когда Пандора вышла замуж за этого слабоумного Лавгуда. Корнелиус был категорически против. Он был уверен, что это плохо кончится. Будучи и так чудаковатой, да ещё и с таким мужем… И с такой опасной работой, как экспериментатор заклятий… Но когда она его слушала?

Брат... никогда его не жаловал, вечно выводил из себя своими выходками. После того, как Корнелиус стал министром, конечно же, их отношения изменились. Но стоило ему упасть, брат спешно открестился от него.

Пандора никогда бы так не сделала, что бы между ними ни происходило. Но Пандора Лавгуд давно была мертва. Случилось именно то, чего он и боялся. С одним заклятием вышла беда.

У неё осталась дочь. Его, Корнелиуса, крестница. Пандора все-таки уговорила его тогда, он не смог ей отказать. Он сделал всё, что мог, и именно он назначил ежемесячную ренту на содержание малышки за счет казны, не было смысла надеяться на Лавгуда, ведь его «Придира» — убыточное издание.

А затем он забыл. У него было слишком много дел, да и ворошить прошлое Корнелиусу никак не хотелось, как и лишний раз встречаться с полоумным Лавгудом, которого он отчего-то считал виновным в смерти Пандоры.

Однако время шло. И однажды он встретился с повзрослевшей, безумно похожей на мать Луной Лавгуд. Он не сразу узнал в ней ту маленькую девочку, что вечно бегала по лужайке с разбитыми коленками. У неё была та же мечтательно-блаженная улыбка и восхищенный миром вокруг взгляд, что и у ее матери. Луна была удивительная. Это Фадж понял из короткой встречи в разрушенном Отделе Тайн в тот момент, когда весь волшебный мир узнал, что Волдеморт возродился. Тогда Луна просто улыбнулась, и стало чуточку легче.

Глупая девочка, глупые дети... Они ввязались в то, во что не должны были. Он пытался поговорить с Ксенофилиусом, чтобы тот запретил Луне общаться с Поттером. Дружба с этим несчастным мальчишкой в то время была ничем не лучше экспериментальной магии, если ещё не опасней. Но они опять всё сделали по-своему.

И оказались правы.

Прошло время. Из мечтающей девчонки Луна превратилась в героиню войны. Занялась исследованиями, но не такими опасными, какими занималась её мать, что радовало. Фадж слышал, читал о её успешных экспедициях, что она вышла замуж за хорошего человека, что она недавно стала мамой очаровательных близнецов. Он был рад за неё.

Вот только вчера произошло что-то странное. Письмо, принесенное белой вороной, которое Корнелиусу пришлось несколько раз перечитать, прежде чем понять, что в нем говорится.

Оказалось, что Лавгуд по-прежнему возится со своей «Придирой» и для повышения её популярности решил сейчас дать среди прочего, привычного бреда про кизляков так называемый «актуальный вброс», посвященный грядущим выборам министра магии.

«Ну и при чём здесь я? — недоумевал Корнелиус, ещё раз, внимательней, вчитываясь в письмо. — Выбирайте кого хотите, хоть Гарри Поттера, мне лично уже всё равно».

На самом же деле он откровенно кривил душой. Ему было не всё равно. Иначе стал бы он так пристально следить за политической жизнью Британии, выписывая не только «Ежедневный Пророк», но и иные, порой даже оппозиционные издания. Помимо этого он постоянно слушал радио. А сколько различных книг и пособий по политологии и политтехнологиям, в том числе и магловских, было им прочитано за эти годы…

Корнелиус просто желал понять свои ошибки, переосмыслить свои действия. Ему удалось, но что толку? Менять что-либо было уже поздно. Судьба слишком скупа на так называемый «второй шанс».

Поэтому он был сторонним наблюдателем. В Магической Британии началась очередная избирательная компания, что было, конечно бы, интересным, будь у прибравшего к рукам власть Кингсли достойная оппозиция. Но её не было. Сплошь и рядом встречались Фаджу незнакомые фамилии, всю его «старую гвардию» основательно подчистили после Победы, вместо них пришли новые лица, «молодые и инициативные» кадры.

«Молодые и инициативные… Хм, знаю я их… Чересчур инициативные… Чуть Отдел Тайн с землей мне не сравняли, — недовольно покачал головой Фадж. — Та же Грейнджер, не спорю, талантливая девочка, скорее всего, далеко пойдет, но молоко же на губах ещё не обсохло, а всё туда же лезет. Опыту, опыту нужно пока набираться… Ночи на работе просиживать, пока дети дома без матери тоскуют… Дура».

Также позабавила фамилия одного из кандидатов. Руфус Фадж, однофамилец нашелся… Поди, специально имя себе и фамилию сменил, чтобы выделиться на чужой славе. А Ксенофилиус-то за это и ухватился, какого-то непонятного типа ему в племянники сватает. Интервью дать просит. Десять лет никому интервью не давал, а тут в «Придире» напечататься? Да его никто серьезно не воспримет… Или рискнуть? Всё же это первое за долгие годы предложение, можно напоследок о себе заявить…

В каком-то совершенно не свойственном ему безумном порыве Фадж дал в обратном письме свой адрес. И только потом задался вопросом, что же он натворил? Нужно было ещё раз подумать, всё взвесить, прежде, чем идти на такой шаг. Но вернуть письмо уже было нельзя.

И вот теперь он ждал и одновременно боялся снова стать публичным, обсуждаемым лицом.

* * *

За окном окончательно стемнело, когда Бонго поднял голову и негромко тявкнул. В передней тихо скрипнула дверь.

— Здравствуйте, — тихо сказала Луна, проходя в комнату.

— Здравствуй, — хриплым, странно чужим голосом ответил Фадж, поднимаясь навстречу.

Отблески пламени от зачарованного огонька причудливо отражались на её бледном лице и пепельных, сияющих волосах, уложенных в простую косу. В ушах болтались причудливые серьги-кольца с маленьким белым перышком посередине, на ней было обычное желтое платье и на босых ногах — смешные шлепанцы с ромашкой.

— Надо включить свет, — невнятно пробормотал Фадж, протягивая руку к обыкновенному электрическому выключателю.

— Не надо, — спешно попросила Луна, свободно падая в кресло. — Моя магия плохо сказывается на этих эле… элеметрических штуках.

Между тем Бонго подковылял к гостье, настороженно обнюхал её, после чего улегся рядом, успокоившись.

— Как пожелаешь, — не стал перечить Фадж, также садясь. — Я сейчас редко колдую, поэтому, хоть и периодически сгорают лампочки, но так, в целом, всё нормально. Это… удобно.

— Маглы такие выдумщики… — задумчиво произнесла Луна. — Волшебникам также стоило бы идти дальше, а не стоять на месте. Как вы считаете?

— Наверное, ты права… — кивнул Фадж. — Но о каком прогрессе может идти речь, когда, что не десятилетие, то откуда-то выползает очередной Темный Лорд?

— Мне кажется, вы просто привыкли идти по легкому пути, вы боитесь перемен, — спокойно сказала Луна.

— Я? Это политика, девочка. Большинство волшебников слишком консервативны, они не примут перемен…

— Перемены необходимы, — веско заметила она. — Да и кто же это большинство, мистер Фадж, скажите мне?

— Почти все влиятельные семьи магического мира. Но так было раньше, — грустно улыбнулся Корнелиус. — Теперь ни я, ни они ничего не решаем. Пришло ваше время. Но скажи, что хорошего, позитивного было сделано, и сколько ошибок допущено по неопытности?

— Вы тоже могли бы повернуть мир к лучшему, если бы захотели, если бы верили в себя и не боялись перемен. Я уверена, — проникновенно сказала Луна.

— Да что ты понимаешь… — махнул рукой Фадж. — Скажи лучше, зачем пришла.

— Ах, да… — спохватилась нисколько не обидевшаяся Луна… — Интервью. Я удивлена, что вы согласились дать интервью «Придире». Вы же никогда не жаловали наш журнал, да и вообще… Вы не появлялись вот уже десять лет. Многие так и вовсе считают вас мертвым.

— Отчего-то я совсем не удивлен. Почему согласился? Будем считать, что я заскучал и решил развлечься, вновь заявив о себе, да и сама эта история с другим Фаджем — кандидатом в министры — показалась мне забавной.

— Нет, мистер Фадж, — с улыбкой покачала она головой. — Не в этом дело. У вас была ещё одна причина. Вы догадывались, что встретитесь со мной? — Луна рассеянно погладила доверчиво опустившего голову на ее колени Бонго. — У вас хороший пёс. — И вновь подняла взгляд.

Корнелиус уже и забыл, что врать, когда на тебя смотрит эта пара глаз, видящих насквозь, невозможно. Он слегка поежился

— Возможно, — быстро кивнул он, резко вставая. — Я сейчас сделаю чай.

Он остановился уже в дверях:

— Ты ему понравилась. А вообще-то Бонго никогда не жаловал гостей.

Вот уже десять минут, как Фадж и Луна молча сидели на маленькой холостяцкой кухоньке и пили чай. Напряжение между ними понемногу начало спадать. Луна ничего не говорила, только неспешно потягивала чай.

Наконец Фадж решился. В конце концов, что он, мало он в своей жизни провёл переговоров?

— Ты, наверное, не знаешь, но я...

— Мой крестный. Я помню вас, — не дала ему договорить Луна, отставляя чашку.

— Помнишь? — удивился Фадж, как-то упустивший из виду, что, когда Пандора умерла, Луне было уже девять, и она могла его запомнить.

—Да, жаль, что вы прекратили меня навещать после того, как мама... — Луна запнулась, — наверное, вы были слишком заняты. Но вы назначили ренту на моё содержание. Правда, папа ни кната из тех денег не взял, он у меня бедный, но гордый. А я пожертвовала деньги голодающим детям Африки.

— Что? — несколько растерялся Фадж. — А ну это хорошо, это правильно... — и про себя добавил: «Из казны ушло, в казну пришло…»

— Я тоже так думаю, — обрадованно кивнула Луна. — Мама о вас рассказывала. Я читала о вас в газетах и всё думала, как вы таким стали? Вы ведь раньше совсем не таким были...

— Это было давно, — ответил он, не желая вспоминать.

Но было поздно отрекаться от прошлого, он сам дал адрес. Старый дурак.

— Да, но это было! — возразила она. — И мне было всегда любопытно, куда делся тот любознательный, мечтавший стать орнитологом мальчик? Почему он отказался от мечты, почему утратил интерес к исследовательской деятельности? Почему не дал толчок прогрессу?

— Ты знаешь?! — поразился Фадж. Память услужливо подкинула: он действительно когда-то мечтал стать исследователем, найти новый вид птиц, наблюдать за их жизнью, лазить по лесам, писать научные труды... — Ах, ты вновь про прогресс… — тут же сник он. — Ну не мог я, понимаешь, не мог. Чего-то не хватило. Обстоятельства.

— С обстоятельствами можно и нужно бороться. Мама говорила, что раньше вы были готовы к борьбе. И да, я запомнила это очень ясно, — кивнула Луна, вдохновенно продолжив: — И мне кажется, этот мальчик, мечтавший познать и изменить мир, всё ещё живет где-то внутри вас. Вы просто заплутали на своем пути, сбились с дороги. Нельзя отказываться от детской мечты, именно ей, пронесённой сквозь годы, и принадлежит самая большая сила. Именно мечты заставляют нас жить дальше и творить.

— Возможно, ты права, — наконец признал Корнелиус, тяжело вздохнув. — Возможно.

— А знаете, — вдруг оживилась Луна, — мы с мужем собирались в экспедицию, в Южную Америку, говорят, там был замечен какой-то новый, не известный науке вид птиц. Может быть, вы с нами?

— А как же интервью? — усмехнулся Фадж. Эта полная энтузиазма девчонка невольно заражала им и его. Может, стоит действительно подумать над предложением?

* * *

Прошло несколько лет.

За эти годы Корнелиус Фадж успел исколесить всю Южную Америку и часть Африки, написать небольшой научный труд, приложив его в качестве дополнения к своим написанным задолго до этого мемуарам.

Увы, но, когда у обывателей волшебного мира, наконец, проснулся интерес к его исследованиям, то сам Корнелиус Фадж был давно уже мертв. Укус мухи це-це смертелен, что для маглов, что для волшебников.

Впрочем, сам Корнелиус Фадж считал себя настоящим везунчиком.

Ведь, кажется, кто-то мечтал о втором шансе.