Сумасшествие без всех (часть II) (гет)

Где-то время дробит гранит,

Там, за занавесом, в тени -

Без начала и без конца.

Выйдя к берегу без огня,

Я спрошу: "Узнаешь меня?"

Перевозчика без лица.

Д.Г. Чепилова

Я сразу же понимаю, что ничего не смогу сделать. Сбываются худшие опасения. Когда калейдоскоп аппарации перестаёт вращаться, мы оказываемся в зале Смерти, возле проклятой Арки. И Кингсли Шеклболт, всеми любимый Министр магии, в плаще Пожирателя Смерти, единственный из всех без маски, оборачивает ко мне неузнаваемое лицо. То есть, узнать его не трудно, но такой отталкивающей гримасы — презрения и холодного торжества — я у Кингсли никогда не видела. Впрочем, у меня уже были поводы убедиться, какой он превосходный актёр. Даже походка, даже манера держаться — всё меняется. Зато не остаётся сомнений, что никакое Империо им не управляет. Слишком проницателен взгляд, слишком неподдельна так долго скрываемая ненависть.

Моё Империо, кстати, рассеялось и, раз больше ничего не остаётся, я, не сдерживаясь, высказываю всё, что думаю о Министре и его единомышленниках. На меня опять насылают Круцио, и это больно, но уже совершенно не важно. Потому что скоро здесь оживят бессмертную тварь, которая сделает всё, чтобы истребить как можно больше нормальных людей. И начнет с моего сына.

Ненавижу-ненавижу-ненавижу... Больше я ничего не говорю, даже под пыточным заклятием, которое, к счастью, быстро разжимает свои тиски и швыряет меня об пол.

Кингсли поднимает руку в знак того, чтобы к крестражу больше не прикасались, и собственноручно накладывает на меня Петрификус. А Петрификус так просто не сбросишь, так что дальше я только стою и моргаю, оставаясь под охраной Пожирателей. В шаге от помоста, на котором высится узкая каменная конструкция, древняя, как сам Альбион. Похожая на аркады Стоунхенджа.

Невнятный шёпот голосов с той стороны, из-за полуистлевших занавесей, не даёт сосредоточиться, но я стараюсь не прислушиваться к нему. И не обращать внимания на потусторонний ветер, раздувающий неосязаемые покровы. Скоро, очень скоро у меня появится вечность для осознания всего этого. Торопиться некуда. Ещё раздражает мешает ползущая по лицу струйка крови, которую я не могу стереть, но тут уж ничего не поделаешь.

Я не сомневаюсь, что снаружи, в кабинетах и коридорах Министерства, идет обычная жизнь. В Отделе Тайн, как прежде, порхают самолётики с текущими распоряжениями, а дежурная смена разворачивает принесённый из дома ужин. Сейчас всему этому придёт конец. Навсегда. И всё-таки плакать они меня не заставят. Это вовсе не главное, но больше я ничего не могу.

Шеклболт уже перестал мной интересоваться и теперь обращает на меня внимания не больше, чем на статую. Он не спешит отдавать распоряжения, не допускает суеты в таком великом деле. Прохаживаясь по каменному залу, где царят вечные сумерки, он как бы пересчитывает Пожирателей, которые выстроились кольцом вокруг Арки. Их тут человек сто. Может, больше. Силы были бы неравны и при лучшем раскладе.

А у нас худший расклад. Все стены огромного зала испещрены неведомыми тёмными рунами, на что ушёл, наверное, не один месяц кропотливой работы. И прорва маскировочных чар. Но теперь маскировки нет. Руны сияют призрачным голубоватым светом. Как и те, что образуют на полу круг, за которым построились Пожиратели. Я не так сильна в Тёмной Магии, как все здесь находящиеся. Но, если я не полная дура, это означает, что заклинание уже в вступило в силу и ритуал недалёк от завершения. Идиотская мысль посещает меня против воли — надо же, заговор и впрямь существует!

Мальсибер, пользуясь передышкой, почтительно склоняется перед Министром докладывает о последних новостях и передаёт ему меч Гриффиндора. Кингсли — прославленный гриффиндорец! — возвращает мечу нормальный размер и некоторое время разглядывает его с мрачной усмешкой. Мальсибер целует Метку сквозь рукав и отходит. Министр передаёт меч на хранение кому-то из подчинённых и приближается к Арке Смерти, вытянув вперёд левую руку так, словно идёт в темноте. И я различаю вживлённое в его ладонь Волшебное Око Грюма. О Мерлин, ещё один ненормальный! Свободной рукой он делает взмах волшебной палочкой, развеивая парализующие чары. Не надо мной.

— Пожалуй, пора снять Империо с нашего друга и поглядеть ему в глаза, — холодно произносит Кингсли.

Темнота отвечает:

— Я не под Империо, — и Северус сбрасывает капюшон мантии-невидимки.

Он стоит прямо напротив меня, по ту сторону Арки. Я смутно различаю его лицо сквозь серый туман, клубящийся меж рваных занавесей. Кроме лица, ничего не видно — он всё ещё окутан магическим покровом.

Если бы я могла издать вопль отчаяния, я бы не удержалась. Я до последнего надеялась, что его ещё не привели, и у Ордена есть время. Что Северус не попался. Что Пожиратели решили в последний момент выбрать на роль Тёмного Лорда кого-то ещё. Не его.

Но всё же он тут — хозяин трёх Даров Смерти. Мантия и сейчас на нём. А когда Северус поднимает руку, чтобы отбросить от лица волосы, я замечаю на его пальце перстень с Воскрешающим камнем. Я бы предпочла всему этому Бузинную палочку, но её как раз не видно. Должно быть, Северуса заставили сотворить заклинание и тут же разоружили. Разумно.

— Ты уже пять минут не обновлял Империо, Кингсли, — усмехается он, отходя от призрачных врат. — Не преувеличивай свои магические способности. Ты далеко не Лорд.

— Ты хочешь ещё немного постоять безвольным столбом, Снейп? — уточняет Шеклболт со сдержанной яростью. — Или продемонстрировать тебе другие заклятия?

— Ну, удиви меня, — устало разрешает Северус.

В мою сторону он даже не смотрит. Я этого и не жду. Я вообще не знаю, чего ждать. По моим крикам и докладу Мальсибера он должен был понять, что всё пошло вкривь и вкось, и выдать за крестраж Минерву не удалось. Даже если заклятия мешали ему слушать разговоры, сейчас он прекрасно видит, что я вся в грязи и в репейнике, а рукава мантии по локоть в крови. Впрочем, какая разница? Изначально в планы Ордена не входило жертвовать жизнями Минервы и Северуса. Так что не имело большого значения: я или она? Подмога должна была явиться задолго до завершения ритуала. Теперь же…

Теперь остаётся не упустить момент, если Северусу вдруг снова дадут палочку. Особенно Бузинную. Адское Пламя выжжет тут всё так, что не останется головёшек. Как в Выручай-комнате. Надеюсь, даже Арка не уцелеет, не говоря о людях и артефактах.

Я только хочу, чтобы он сам уцелел. Он же не такой недоучка, как покойный семикурсник Крэбб? Он же сумеет закрыться от собственного заклятия?

Да, это тот самый крайний случай. Очень похоже.

Но никто не торопится возвращать Северусу палочку. Хотя, как я понимаю, чары с него сняли как раз из-за неё. Ведь завладеть Бузинной палочкой проще всего в поединке, а что за поединок под Империо? Да, видимо, дело в этом. Кингсли боится потерять Старшую палочку навсегда и вызвать этим гнев Волдеморта. Если Северус как хозяин палочки просто погибнет.

О Мерлин! Не желаю об этом думать. Наверняка, обитатели Норы сумели одолеть убийц и предупредить Орден, и наши друзья явятся во всеоружии. В ближайшие минуты. Иначе их встретит здесь Реддл.

Тёмные глаза Кингсли нескончаемо долго вглядываются в глаза Северуса, которые и того темней, и взоры всех прочих невольно обращаются к ним. Я-то при всём желании не могу отвернуться. Но мне немного мешает Арка. После того как Кингсли делает ещё несколько шагов, я могу следить за ним только по голосу.

— Удивить тебя? — переспрашивает он, наконец. — Ты, Северус, хочешь помериться со мной колдовскими умениями? Я дам тебе этот шанс. Если победишь — так и быть, оставим тебя в живых. Ненадолго. До возвращения Хозяина. А там, я думаю, ты сам позавидуешь мёртвым. Но главное ты уже сделал — открыл врата с помощью Жезла Смерти. Дальше всё просто — только руку протянуть. Любой сможет надеть мантию-невидимку. Чтобы его перестали видеть в этом мире и увидели в том. И повернуть Воскрешающий камень. Чтобы он сам мог увидеть за завесой Тёмного Лорда. Всё предельно просто.

— Ты считаешь, что справиться со мной так же легко? — недоверчиво уточняет Северус.

Он чуть бледнее обычного, но спокоен. И конечно, скрыт за зеркалом окклюменции. Я чётко представляю себе, как сверхновая схлопывается до размеров светящейся точки и гаснет, оставляя вместо себя непроглядный мрак. Такой же мрак наполняет сейчас взор Северуса.

— Что тебе ударило в голову, Кингсли? — спрашивает он, будто не замечая, как одна из масок протягивает ему волшебную палочку.

Не Бузинную и даже не его собственную. Просто вражескую палочку, непривычную к руке. Я прекрасно понимаю, о чём он думает — брать или не брать? Стоит дотронуться до палочки, и её тут же смогут выбить из руки.

С другой стороны, выбора нет. «Соглашайся», — думаю я. Я бы согласилась. Он может победить Кингсли и получить шанс на жизнь. Вдруг что-то переменится к лучшему? А может первым же заклятием вызвать Адское Пламя. Всего один взмах! Пожиратели попытаются помешать, но он колдует быстрее мысли, он успеет! И даже если нет, лучше уж умереть в бою. Я закрываю глаза — единственное, что я ещё могу делать по собственной воле — и жду, когда накатит огонь. Поскорее бы, любимый, ты обещал мне!

— Убери от меня свою деревяшку. Я голыми руками сделаю больше, чем ты с её помощью, — доносится до меня голос Северуса. Не рассерженный, скорее — раздосадованный.

Слизерин. Будем разглагольствовать и тянуть время. Но ты обещал мне, помни! Ты обещал мне... Надежда, пусть и бессмысленная, немного ободряет меня. Или дело в присутствии Северуса? Я рада его видеть. Хотя всё отдала бы за то, чтобы его здесь не было.

— А с палочкой я выкошу половину круга, — на глаз прикидывает мой друг. — Вряд ли Тёмный Лорд обрадуется такому подарку ко дню его возрождения.

Скромностью он никогда не отличался. Мне остаётся только надеяться, что в случае чего самый великий волшебник всё-таки не забудет снять с меня Петрификус. Чтобы я перестала быть только подпоркой для стены. Тогда я тоже могла бы погибнуть с толком. Вдвоём мы, пожалуй, сократили бы ряды Пожирателей человек на… десять. Трудно сказать точно — я ведь не знаю, кто там под масками. Но всё лучше, чем просто провалиться в Арку. А меня столкнут туда в любую секунду.

— Можно хотя бы расстегнуться? А то здесь жарко, — спрашивает Северус, отходя ещё на несколько шагов от ворот смерти.

Под мантией-невидимкой на нём такой же плащ Пожирателя, как на всех окружающих. И словами он только усиливает впечатление:

— Я не сомневаюсь, что Хозяину дорог каждый из здесь присутствующих. Только поэтому я сразу же сдался сам, едва меня обнаружило твоё Око, Кингсли. И поэтому я не стану сражаться. Ни с тобой, ни с кем-либо ещё. Мы на одной стороне, и даже Бузинная палочка не воспримет это, как поединок.

По рядам белых масок прокатывается негодующий ропот, раздаётся несколько выкриков. С Орденом Феникса такой поворот, конечно, не обговаривался, поэтому я сама немного в шоке от резкости перехода. Но Кингсли мановением руки унимает гомон. Дисциплина у них железная, как и прежде.

— Ты надумал вернуться в наши ряды? — спрашивает он недоверчиво. — Не поздно ли ползти ко мне на коленях?

Министр магии немного отходит в сторону, продолжая держать наготове волшебную палочку. Теперь мне снова видно выражение его лица, не обещающее ничего хорошего. По-моему, Кингсли и правда играет под Лорда и слегка переигрывает. Северус просто остаётся собой.

— Ползти? К тебе? — переспрашивает он с ледяной яростью. — С каких это пор кто-то здесь стал выше меня? Все мы лишь слуги Лорда. Который вот-вот присоединится к нам. Тебе, Кингсли, он велел занять место Министра, а мне — убить Альбуса Дамблдора и стать директором Хогвартса. Что я и сделал. А ещё я воевал за него. Пока ты грел свои бока у камина на Гриммо. Дожидаясь, когда Пий Толстоватый без боя уступит тебе ещё более тёплое местечко.

— Ты хочешь умереть, Снейп?! — я бы и сама вздрогнула от баса Кингсли, но не позволил Петрификус.

У охраняющих меня Пожирателей дёргаются в руках палочки. У Северуса палочки нет, и трудно определить, насколько он впечатлён. Но отвечает он с прежней язвительностью:

— Убьёшь меня — и будешь отвечать перед Тёмным Лордом. Я, как и ты, Кингсли, один из четырёх Посвящённых. Более того, я главный среди вас, так как Дары принадлежат мне. Сам-то ты струсил — сознайся!

— Я выполняю волю Тёмного Лорда! — гневно выкрикивает Кингсли.

Со всех сторон уже сыплются предложения применить к хозяину Даров Круциатус, но Министр только отмахивается. Тут, видимо, вопрос престижа. Любую ересь следует искоренять на корню. Но Шеклболт недостаточно знаком с противником. Не стоит вообще подходить к Северусу, когда у него такое выражение лица. Если, конечно, вы не я.

— Не думаю, что это его воля, — сам Салазар не мог бы говорить вкрадчивей, чем бывший декан Слизерина. — Я уверен, что Тёмный Лорд намеревался незаметно для общества занять тело Министра магии. Это было бы… очень в его духе. А потом, уже собрав все силы, он явил бы Магическому Миру свою безграничную власть и величие. Но ты, Кингсли — именно ты! — начал искать новую жертву! Вместо того чтобы просто отобрать Бузинную палочку у мальчишки Поттера, провести ритуал и пожертвовать собой ради Лорда. А когда тебе не удалось стащить Поттера, ты выбрал меня. Объявив предателем. В надежде, что Тёмный Лорд простит за это твою трусость и слабость. Но он ничего не прощает. И он знает, кто на самом деле предатель.

— Потому он и отправил тебя на корм змее! — с ненавистью рычит Кингсли, наводя на Северуса волшебную палочку.

Не Бузинную — нет. Где Бузинная, я по-прежнему не вижу. Видимо, Министр считает её слишком ненадёжной, раз она подчиняется Северусу.

— Господин имеет право убить слугу, если так надо, — не обращая внимания на палочку в руке Министра, Северус отводит рукой волосы, обнажая страшные шрамы на своём горле. Чёрный камень его кольца тускло посверкивает в холодном свете рун. — Тёмный Лорд до последнего был доволен мною. Но Бузинная палочка должна принадлежать только ему. Я понимал это ещё в прошлый раз. Поэтому не выпустил ни единого заклятья в свою защиту. И я готов так же поступить снова. Но только, если передо мной будет стоять Лорд. Итак, кто-нибудь жаждет занять моё место?

Судя по шёпотам, летающим над толпой, желающих заметно поубавилось.

— Всё это бред! — качает головой Кингсли, не опуская палочку. — Все знают, что ты служил Дамблдору!

Северус испускает усталый вздох.

— Дамблдор мёртв, — роняет он равнодушно. — Только Тёмный Лорд знает правду, и только перед ним я буду держать ответ. Если он сочтёт нужным, то казнит меня самолично. Я повторюсь ещё раз — не много ли ты берёшь на себя, Кингсли? И не пора ли нам всем поторопиться?

— Не пора, — бросает Министр. — Я решаю, в каком виде преподнести тебя Лорду. В качестве пойманного шпиона или в качестве пригодного для него тела.

— И это вся благодарность?! — сверкнув глазами, интересуется Северус. — За то, что я лгал для него, убивал для него, рисковал жизнью? За то, что я не сбежал, как Люциус, а принёс сюда два Дара Смерти из трёх? За то, что я заманил в ловушку Орден Феникса? Я вот только боюсь, что они могут помешать ритуалу, если мы продолжим мериться палочками.

— Не помешают, — успокаивает его Шеклболт. — Подземелья Отдела Тайн неприступны. Наши люди встретят врагов прямо в Атриуме. А здесь мы в безопасности. И лучше нам всё решить до того, как Тёмный Лорд выйдет из врат смерти. И мы решим. Не волнуйся.

— Волноваться надо тебе, Кингсли, — поправляет Северус. — Я исполнил всё, что мне назначалось. А ты осложнил всем жизнь, выдумав смерть одного из Посвящённых. Вместо того, чтобы просто назвать мне дату вылазки за Пророчеством.

— Назвать дату?! Тебе?! — в первый раз за всё время Министр совершенно утрачивает хладнокровие. — Тебе?! Последнему из предателей?! Тебе, Снейп? Тебе, подстилка старого маразматика?! Хватит морочить нам голову своими фокусами! Я все их знаю наизусть — вместе сочиняли в Ордене! У меня была лишь одна попытка, чтобы достать свиток с заклятием. Откуда я мог знать, что ты назовёшь нужный пароль?! Вот если бы тебя убило Непреложным Обетом, тогда я был бы уверен!

— Ну и как, добился ты своего? — с любопытством наклонив голову, осведомляется Северус. — Сознайся, тебе просто хотелось подольше побыть Министром!

— Мне хотелось свернуть тебе шею каждый чёртов день, — доверительно сообщает Кингсли. — Меня радует только одно — что все эти дни тебя заставляли расплачиваться за предательство.

У меня холодеет кровь. Мне становится так плохо, что, кажется, я сейчас умру.

— Ты же, скользкая нечисть, не устаёшь демонстрировать, как ловко сбрасываешь Империо! — дрожа от ярости, выплёвывает Шеклболт. — Ты накачиваешься антидотом к Веритасеруму на год вперёд. Кто бы знал, что вообще есть такое средство! А твою чёртову окклюменцию не пробивает даже Круциатус! Будь моя воля, я так и вывихнул бы тебе мозги. Но тогда ты позабыл бы пароль. Это я объясняю для тех, кто не понимает, почему мы собрались здесь ровно через год от Последней Битвы, — оговаривается он, бешеными глазами озирая круг. — Число тут ни при чём. Благодарите вот этого… верного слугу Лорда. Который не захотел сразу выбрать лёгкую смерть.

— Прости, что разочаровал, — ядовито усмехается Северус.

— Пустяки, — впервые я вижу на лице Кингсли знакомую по прежней жизни ослепительную улыбку. — Нас всех выручил мальчишка Поттер, который оказался точно таким тупицей, как ты про него рассказывал. Он проболтался портрету вашего школьного божка, даже не распознав подделку. Иначе, Северус, так и пришлось бы тебя прикончить, — здесь улыбка резко сползает с лица Министра, словно закончило действовать Оборотное зелье. — Я бы сделал это с огромным удовольствием, если б не надежда тебя использовать, — прибавляет он с пугающей откровенностью. — Жаль было ломать такую игрушку.

— А я-то думал, мы собрались здесь ради Тёмного Лорда, — признаётся Северус, задумчиво глядя ему в глаза. — А оказывается, ради моей скромной персоны!

— Ради неё тоже. Я обещал предъявить главного предателя всем. Каждому из них, — Кингсли обводит Пожирателей широким жестом своей всевидящей длани. — Допросить тебя — при всех. Пытать, если потребуется. И отдать Тёмному Лорду.

— Так вот, о каком предательстве всё время шла речь! — медленно, с мрачным восторгом выдыхает Северус. — А я-то по наивности думал, что дело в Дамблдоре! В таком случае, я абсолютно чист перед законом, господин Министр! Ибо никогда ни словом, ни делом не предавал Тёмного Лорда.

— Ни словом, ни делом, — повторяет за ним Шеклболт, и на конце его палочки загорается зелёная искра. — А что ты скажешь об этом?

Северус смотрит непонимающе.

— По-моему, это Авада Кедавра, — отвечает он осторожно. — Я должен испугаться?

— Должен, — подтверждает Министр. — Хватит валять дурака! Ты видишь, куда указывает моя палочка?

Северус нехотя поворачивается и словно впервые замечает меня. Я и сама почти забыла о своём существовании. А между тем, я тут ключевое звено.

— Твоя грязнокровка, — добродушно подсказывает Кингсли. — Её придётся убить. Ради возрождения Лорда.

— Ну и чёрт с ней, — Северус отворачивается от меня без всякого интереса.

— А как же твоя великая любовь? — удивляется Министр. — Главный мудрец Дамблдор считал, что на ней зиждется твоя верность Ордену!

— Минуту назад ты назвал его старым маразматиком, — отвечает Северус с некоторым раздражением. — Я не пойму, Кингсли, ты что — пятикурсница-хаффлпаффка? Ты тоже веришь Гарри Поттеру и «Ежедневному пророку»?

— Иногда верю. Всё лучше, чем тебе, — сквозь зубы признаёт Министр. — Поттер, например, рассказывал о твоём патронусе. Не твою ли это лань видели в Хогвартсе во время резни?

— Не мою, — честно отвечает Северус. — Поттеру вечно мерещилось чёрт знает что. Особенно, когда его искушал Хозяин. Понятия не имею, что он видел раньше. Вероятно, козла Аберфорта. Или вовсе ничего. Что же до Хогвартса…

Он оглядывается на меня ещё раз и многозначительно усмехается.

— Что до Хогвартса, то тут я ничем не могу помочь. У тебя, Кингсли, как я понимаю, нет Метки, и ты можешь не знать некоторых тонкостей. Видишь ли, я Пожиратель Смерти. Вот уже двадцать лет. У меня вообще нет патронуса. Поспрашивай остальных, если не веришь. Мало, у кого он сохраняется после погружения в Тёмные Искусства.

Нестройный ропот подтверждает, что так оно и есть.

— Знаешь, Северус, за твой длинный язык тебя следовало давно уже наградить Круциатусом. Но не хочется отсрочивать более приятные вещи, — неожиданно светлеет лицом Кингсли. — Ты нам только скажи: Лили Поттер тебе совсем не нужна, или желаешь как-то её использовать напоследок? Мы готовы подождать пару минут.

Северус смотрит на него, как на сумасшедшего. Потом обводит своими тёмными глазами огромный расписанный рунами зал, маски Пожирателей, Арку Смерти…

— Уютное гнёздышко — не спорю, — соглашается он из вежливости. — Но я против того, чтобы превращать возрождение Тёмного Лорда в излюбленный вами шабаш. Тем более, терять из-за этого время. Впрочем, — прибавляет он, не давая Кингсли заговорить. — Я не вправе мешать другим развлекаться. Но и себе не откажу в удовольствии рассказать Лорду, как обращались со вместилищем последнего осколка его души.

— Какая жалость! — безжалостно усмехается Кинсгли. — А я надеялся, миссис Поттер прольёт для нас свет на некоторые тёмные моменты твоей истории.

По лицу Северуса видно, что его одолевают сомнения.

— Попробовать можно, — соглашается он нехотя. — Но она всего лишь член Ордена, причём не самый сильный и опытный. К тому же, проспала самое интересное. Не представляю, какая от неё польза, — он пожимает плечами, снова переводя взгляд на Кингсли. — Я и так не скрываю, что поддерживал связь с Орденом. Ты сам поставил меня в такое положение, что приходилось идти на риск. Но главное — результат, ведь так?

— И я о том же, — степенно кивает Кингсли. — Как думаешь, Круциатус подойдёт? Для достижения результата.

— Если не повредит крестраж, — недовольно морщится Северус. — Я смотрю, твои дуболомы уже над ней поработали.

Министр магии ничего не отвечает, дожидаясь, когда до него дойдёт. Думаю, до него давно дошло.

— Что? Ты хочешь поручить допрос мне? — устало уточняет Северус, глядя не на Министра, а на светящийся магический круг из тысяч переплетённых рун. — Признаться, у меня рука болит после всего… этого. Да и не по рангу мне такая работа.

— Но ты ведь никакой работой не гнушаешься, правда? — Кингсли отвечает широкой улыбкой. — Можешь использовать режущее заклятие — всем будет интересно поучиться. Так дать тебе палочку?

Соглашайся! И пожалуйста, пусть будет Адское Пламя. Честное слово, эта медленная пытка для нас обоих, это ожидание — хуже смерти!

Северус глядит на меня спокойно, оценивающе. Из-за наброшенной на плечи мантии-невидимки очертания его фигуры всё время меняются, делая его похожим на привидение. Глаза тоже кажутся пустыми и мёртвыми, как у призрака… ещё пару мгновений. А потом нет — о нет! — они оживают так резко, что в этот момент Северус, наверное, перестаёт видеть. И я понимаю, что он роняет щит. На секунду прикрывает глаза, сосредотачиваясь. Опять смотрит на меня — и всё, окклюменция разлетается в прах, словно все барьеры вспарывает изнутри неостановимая сила.

Я перестаю дышать от ужаса. Я боюсь, что это заметит кто-то ещё. Мне кажется, невозможно не увидеть, как за его зрачками из вакуума возникает вселенная. Но даже стоящие рядом со мной Пожиратели никак не реагируют на проявление столь сильной магии. А Северус оборачивается к Министру, будто ничего не случилось, и произносит с кривой усмешкой:

— Я вижу, все эти годы тебе не хватало настоящих собраний у Хозяина. В Ордене было скучновато, да, Кингсли? Придётся залить всё здесь нечистой кровью, но раз ты настаиваешь… — вздыхает он, разминая кисть руки. — Палочка не нужна, спасибо. Сектумсемпру я уж как-нибудь осилю. Но, предупреждаю, это самодельное заклятие. И очень-очень тёмная магия.

Северус неторопливо приближается ко мне, и в этот раз я сама прикрываю глаза, чтобы ему было легче.

— Под вашу ответственность, господин Министр, — прибавляет он напоследок. — Если у меня дрогнет рука, лишимся крестража.

Пауза затягивается, по рядам Пожирателей проходит недовольный гул, и я рискую взглянуть, что происходит. Лучше бы я этого не делала. Северус стоит в двух шагах передо мной. Воздух вокруг его пальцев, показавшихся из невидимого рукава, вибрирует от медленно формирующегося заклятия. Зрелище жутковатое — висящая в воздухе рука с чёрным перстнем, от камня которого отражаются пробегающие по пальцам искры. Но ещё страшнее его глаза. В них действительно читается смерть, но вот кому она предназначена? В любом случае, до нашей с ним смерти остаются секунды.

— Стой! — в последний момент Кингсли подчиняет гнев разуму. — Ты прав — не будем рисковать!

Северус бесстрастно собирает искры в кулак и отворачивается от меня, как от стенки.

— Разумно. Возрождение Тёмного Лорда — вот, что самое важное, — произносит он наставительно.

— А ты всё-таки надеешься дожить до этого! — хохотнув, поражается Кингсли.

— Почему бы нет? — всерьёз удивляется Северус. — Ты сам сказал — основную работу я сделал. То, для чего была нужна Бузинная палочка. Теперь каждый из присутствующих легко займёт моё место.

Присутствующие невольно подаются назад. Северус реагирует на это коротким сухим смехом. Судя по репликам Пожирателей, его беглый взгляд, прошёлся по их сверкающим из масок глазам тончайшим лезвием Легилименса.

— Ну вот мы и познакомились. Со всеми, — теперь его голос не громче, чем трение чешуек расправляющей кольца змеи. — Но мы ведь не будем губить своих людей. Правда, Кингсли? Когда в наших руках вот-вот окажутся члены Ордена Феникса. Разве не этого мы теперь ждём? Гарри Поттера, так? Ты не оставляешь надежды заполучить его. Колеблешься, кого выбрать. Его? Меня?

— Я бы выбрал Поттера, — глядя на него с отвращением, признаётся Министр магии. — Но вопрос — придёт ли он в Министерство?

— Куда же он денется? Здесь его мать! — гадко улыбается мой любимый. — Ты только подумай, Кингсли, пожертвовать обоих Поттеров на возрождение Лорда! Воскресить Хозяина в теле восемнадцатилетнего юноши, его заклятого врага! Чтобы всякий раз, глядя в зеркало, он созерцал свою победу. За это Тёмный Лорд всё нам простит. Любые промедления и ошибки.

Пожиратели осторожно выравнивают строй и, затаив дыхание, прислушиваются к этому разговору. К спору двух Посвящённых. Сильнейших волшебников, столь разительно непохожих и так прекрасно понимающих друг друга.

— Если всё выйдет именно так, возможно, я дам тебе шанс, — наконец определяется Кингсли.

Правда, в его глазах только холод. И палочка по-прежнему нацелена в Северуса.

— Возможно, — подчёркивает Министр. — Хотя решать будет Тёмный Лорд. Я даже хочу поглядеть, как ты будешь вертеться перед ним, будто уж на сковородке. Но сперва сделай одолжение, освободи крестраж. Чтобы мы могли дать ему новую жизнь.

Северус отвечает хмурым и недоверчивым взглядом.

— Ты оказываешь мне такую честь? После того, как добрый час поливал грязью? С чего это? Вероятно, все хотели бы тянуть жребий…

— Нет, Северус, — теперь и в голосе Кингсли звенит лёд — ни следа от обычной глубины и бархатистости. — Это сделаешь ты. И никто иной.

— Что ж, не вижу смысла спорить, — пожимает плечами Северус. — Я, в отличие от других, никогда не боялся замарать рук. Что мне сделать? Просто столкнуть её в Арку? — уточняет он, запахивая мантию-невидимку.

— Да. Одеваться не обязательно.

— Да неужели? — сердито переспрашивает мой друг. — А как я узнаю, что с душой Хозяина всё в порядке? Ведь Тёмный Лорд не создавал этот крестраж намеренно! — он вновь ухмыляется. — Чего ты боишься, Кингсли? Что я прыгну в Арку вместе с Дарами, едва добившись от тебя индульгенции? Ради чего? Ради грязнокровки, которую вы всё равно убьёте?

Да, всё равно убьют. Так или иначе. Наверное, у меня должна промелькнуть перед глазами вся жизнь. А я наоборот чувствую какое-то отупение и пустоту в голове. Может быть, так и лучше. Может быть, мне не стоит знать, чем всё закончилось в Норе, и что происходит сейчас за дверями зала — в Атриуме и коридорах Министерства.

С другой стороны, я прожила лишний год. И вовсе не плохой, если подумать. Я увидела моего Гарри, вернулась в Хогвартс, поквиталась с врагами. Я даже помирилась с сестрой, пусть она и не вспомнит об этом. И помирилась с Северусом, который, конечно, будет всё помнить, но… теперь у него будут хотя бы воспоминания. О том, что я любила его.

Всё в порядке, мой дорогой, я готова. Осталось сосредоточиться на последней цели побеждённого — умереть достойно.

Арка представляется мне чем-то вроде костра для сожжения ведьм. Правда, костры ведьмам нисколько не вредили, а вот сейчас будет настоящая казнь. Но странно — то ли до меня это не доходит, то ли я слишком устала — мне даже плакать не хочется. Я не ощущаю в себе ни следа от той жажды жизни, которая разрывала меня во время бегства из Норы. Ужасно жалко Северуса и всех, кого приходится оставлять, но себя, дуру, не жалко.

— Ты не успеешь прыгнуть, Снейп, — произносит между тем Кингсли, демонстрируя ярко-синее Волшебное Око, бешено вращающийся на его ладони. — Я убью тебя раньше. Потому что увижу под любым покровом.

— Я уже краснею, — морщится Северус, единственный раз за всё время оглядываясь на двери. — Ну что же, прощай, моя великая любовь! — и набрасывает на голову капюшон мантии.

К этому моменту у меня в голове остаётся только одна мысль — ничего, это ещё не конец. Ничего, мой дорогой, ничего, мой бедный. Это не страшно.

И это ещё не значит, что Волдеморт возродится. Гарри пока не поймали, так что ты рассчитал всё правильно. Нет смысла гибнуть вдвоём. И даже… Даже если вернётся хозяин всей этой своры, не стоит говорить о поражении. Так уже было. Возможно, тебе повезёт снова попасть к нему в доверие и спасать других. Или ты успеешь сбежать — как захочешь. Только будь осторожнее, умоляю, будь осторожнее. И оставайся в живых — ты это так хорошо умеешь!

Жаль только, что теперь я совсем его не вижу. Лишь ощущаю, как через некоторое время мою липкую от крови ладонь обхватывают горячие пальцы. Его рука не дрожит, и держит он крепко — не вырвешься. Лишь теперь с меня снимают парализующее заклятие, но ноги так затекли, что едва идут. Правда, остаётся преодолеть всего пару шагов до возвышения с Аркой (здесь нас сопровождает охрана). И пять шагов по возвышению (сюда охрана не рискует соваться).

Сразу же нам в лицо ударяет ветер загробного мира, и невнятный шёпот начинает манить в Ничто. Я не знаю, что видит, что слышит Северус. Но он сжимает моё запястье так, что недавно сращенный перелом отзывается болью. Все маски замирают, боясь шелохнуться, и даже Кингсли застывает в неподвижности. Но десятки палочек по-прежнему нацелены в нас.

Каждый шаг кажется мне вечностью. Я понимаю, что не стоит заговаривать с Северусом, когда он так сосредоточен. Но мечтаю, чтобы он произнёс хоть слово. Или пожал мою руку — всё равно никто не заметит. Или коснулся легилименцией. Нет, сейчас он должен восстановить ментальную защиту — это важнее.

Мне почти спокойно с ним рядом. Лучше уж от его руки — теперь я с этим согласна. Но лучше только мне — не ему. Надеюсь, Северус догадывается обо всём, что я хотела бы сказать. Что я люблю его и чтобы он себя не винил. Он сделал, что мог. Он дал мне шанс дождаться помощи. А теперь пусть помнит о нашем уговоре насчёт его линии жизни. И пусть передаст моему Гарри, передаст всем… Боже, какой вздор лезет в голову! Он и так знает, что передать. Если будет, кому. Но он сам так и не пообещал мне главного, слизеринский хамелеон.

— Поклянись мне, — почти беззвучно выдыхаю я в пустоту, когда моего лица уже касается раздуваемая ледяным ветром занавесь.

Я только вижу её, а на деле она бесплотна, и за ней — пустота. Ничего, кроме серого тумана. Почти не страшно.

Я пытаюсь прибавить ещё что-то, но Северус резко дёргает меня за руку, чтобы я молчала. Вот и весь ответ.

Действительно — какая теперь разница? Какая разница, если он уже подводит меня к черте и отодвигает передо мной рваную серую завесу — для него она осязаема. Я хорошо вижу, как его рука, вынырнув из невидимого рукава, придерживает полог, а потом погружается чуть глубже в непроницаемый туман, и он произносит имя, не давая мне ступить дальше, и вокруг разом вспыхивают все руны — как карта созвездий.

Я отталкиваю Северуса в сторону — по сути, падаю на него, не успев ничего обдумать. Просто потому, что это неведомая магия и потому, что сквозь каменные врата вдруг ударяет ослепительный свет, который иначе выжег бы нам глаза. На осознание просто нет времени — слишком много всего происходит сразу.

Первым делом появляется бесплотный купол, словно сотканный из переплетающихся лучей. Этот купол накрывает и нас. И пробитую нездешним сиянием Арку Смерти. Метнувшиеся к нам Пожиратели и их заклятия замирают у края помоста. Моё невербальное Протего тоже разбивается о сферу. Ни туда, ни обратно не попасть. Мы заперты рядом с распахнутыми вратами в иной мир какой-то непонятной магией, то ли придуманной, то ли воскрешенной Волдемортом.

Но сейчас это меньшее, что меня волнует. Ужас и отчаяние Пожирателей тоже не заслуживают внимания. Потому что в следующий миг огромные двери Зала смерти выносит взрывом, и они, грохоча по ступеням амфитеатра, скатываются к помосту. А в открывшийся проём врываются, разбрасывая заклятия, члены Ордена Феникса и все, кто не побоялся к ним присоединиться. Я замечаю Гарри, и семью Уизли, и Хагрида, и ещё много знакомых лиц. Я вижу, как спешно перестраиваются не ожидавшие такого напора слуги Тёмного, но так и не воскресшего Лорда. Я слышу громогласные команды ужасного в своём бешенстве Кингсли. Я понимаю, что началась битва. И, похоже, началась война. Но помочь не могу ничем. Пока вокруг нас не уляжется вихрь и не погаснут руны.

А ещё я не могу просто так его бросить. Я… не могу понять, что с ним. Хорошо, если просто ударился головой. Плохо, если какое-то заклятие всё-таки успело в него попасть. Пока я вижу только белое-пребелое лицо Северуса, наполовину закрытое длинными волосами. Капюшон мантии слетел при падении, и на виске набухает кровоподтёк от удара о камень.

— Северус! — у меня всё мешается в голове, и я начинаю сдирать с него эту штуку, в смысле — мантию, в смысле — Дар Смерти.

Потому что мне до смерти надоели её Дары. Не надо нам ничего. Вокруг, как в гигантской панораме, носятся волшебники и свистят заклятия, а я сосредоточена на том, чтобы расстегнуть на Северусе тяжёлый плащ и ощупать его на предмет повреждений. Не докопаешься! Но сердце, кажется, бьётся. Прижимаю ладонь к изуродованной шее, к ямке, в которой я прежде находила губами пульс. Точно — есть, но слабый. Мне бы палочку для Эннервейта… И тут он открывает глаза — в каком-то дюйме от моих глаз. Слава всем богам и великим волшебникам! Жив. И даже смотрит вполне осмысленно. И вполне ожидаемо при взгляде на моё разбитое лицо к нему разом возвращается память.

— Что с Гарри? — этот вопрос звучит с силой приказа.

Я инстинктивно поддаюсь ужасу, прежде чем успеваю что-то сообразить. У меня перезамыкает что-то в голове. Я вспоминаю обещание Кингсли принести моего сына в жертву и прихожу в панику от мысли, что сейчас его неведомым образом затащат на помост. Стоя на коленях, я озираюсь с совершенно безумным видом. Мои глаза мечутся от волшебника к волшебнику, от руны — к руне. Сперва я нахожу сына — в самом дальнем конце зала. Он отлично отбивается сразу от двух Пожирателей. Он очень ловок и очень быстр, наш Гарри.

И лишь после этого начинаю соображать.

Он сказал — Гарри.

И тут, как в наплыве легилименции, передо мной взрываются миры. Всё новые и новые планеты-события. Большие и маленькие. Какие-то взгляды, повороты головы, обрывки фраз. Я не сразу понимаю, чем они связаны. Когда… из чего… он собрал эту идею? Но она давно глядела в него, как бездна. Запасной план запасного плана запасного плана. Если это был план, а не экспромт. Нет, я, конечно, слышала, слышала, что он сказал, прежде чем упал, как подкошенный. Но услышать и постигнуть — разные вещи. Я не…

Я немею. Я не могу шевельнуться. Хуже, чем под парализующими чарами.

За какую-то секунду в голове мелькает мой боггарт в заброшенном классе и застывший взгляд Северуса.

Наша первая близость — я шепчу в темноте сама не помню, что, а он срывается с меня, из меня и пятится, ударяясь о мебель.

«Мне никогда не станет легче, Северус!».

И в следующий раз мы наедине очень нескоро. «Я прекрасно знаю, что на роль героя нужен кто-то другой!» — он такой собранный, такой сдержанный после Азкабана, после всего, что с ним было. Он изранен и едва говорит, но словно стирает всё это своей волей, этими своими глазами. Он пришёл ко мне, припал ко мне, зная, что не люблю, не зная, поверю ли. А я ничегошеньки не соображала, вообще не понимала, кто он и что он. Боже мой, надо было всё по-другому! Но я опять пыталась до него достучаться, а он упирался и упирался, и я сказала что-то про траур, и он начал уступать…

«Я многое у тебя отнял. Но я всё верну», — обнажённый, тысячу раз мой, обмирающий от прикосновения к моим волосам. Тёмный и светлый маг сумасшедшей силы. Мой мужчина, вернувшийся из-за грани. Сев — только для меня во всём мире. Всё — только для меня. Всё, что угодно. Его руки скользят по мне — с головы до ног, с ног до головы. Ближе! Я привыкаю, я привыкну к тебе, я полюблю, полюблю… Вся шея в бинтах, только бы не дотронуться ненароком, и он опять обещает что-то в полубреду, не помня себя. А я не сказала «не надо», я ответила «невозможно». Просто всё это было слишком рано, и я ничего не знала… Мысль теряется, уносится дальше. Воспоминания обрываются, путаются.

«А слёзы откуда?» — и он замирает возле каминной полки: старая колдография, ломкие письма. Дурацкий разговор про ревность. К кому?

«Я не знаю, что со мной будет, если ты тоже погибнешь!» — и он опять опаляет меня своими диковинными глазами. А в них словно чёрный океан, и куда по нему несёт — непонятно.

«Снова и снова — лучше бы я, чем ты!».

Вот, в чём была ложь — никогда бы он меня не убил.

Последняя ночь вместе. Нет, там не было призраков — никого, только я и он. Впервые. «Не надо, Лили», а я целую. «Взгляни на меня», и я смотрю. Берёт, отдаётся, опускает голову мне на грудь, разговор в полусне, шорохи дома. Такой странно притихший, такой пронзительно-нежный. Он и хочет, и боится поверить, и мечется между мечтой и тенью. Метроном какой-то… Шрамы, наконец, зажили — не болят. Глажу их пальцами, глажу его лицо и волосы. Он кажется мне прекрасным, а, значит, всё без обмана. Глаза — особенно. Под утро чёрный океан затихает, сквозь толщу воды пробивается свет. Откуда под водой солнце?

«Любимый…»

«Не повторяй это слишком часто!».

Кто я? Где я? Всё пропадает и рассыпается. Меркнут картины, стирается отражение, и зеркало разбивает трещина. Стихает голос. Взгляды, прикосновения — всё отходит, гаснут один за другим миры воспоминаний. Вселенная сжимается в точку, точка вспыхивает и гаснет. Мрак. Тишина. Ничто.

Я в ужасе озираюсь, словно побывав по ту сторону Арки Смерти — она больше не светится, и призрачные голоса не слышны, и магические символы понемногу тускнеют.

Нет! Я до последнего не догадывалась. Даже, когда Шеклболт сказал, что осталось лишь протянуть руку, я не поняла, что он выражался буквально. Но кто бы мог ожидать такого… безумия?

Я не в силах уразуметь, как так вышло, что всё… это… только мне? Самый могущественный и секретный артефакт Отдела Тайн. Руны, записанные Волдемортом для одного себя. Пожиратели, Посвящённые, возрождение Ордена, закрытие Хогвартса. Волшебники, гоняющиеся за крестражами и Дарами по всей Британии, убивающие друг друга. Новая война. Да, кажется, новая война.

Всё. Что. Угодно.

Чёрные непроницаемые глаза, соединённые кончики тонких пальцев. «А чего хочешь ты, Лили?». Правая Рука Волдеморта, Правая Рука Дамблдора — все это говорили, а он только отмахивался. Нет! Это случайность, это… он ведь не делал ничего специально! Просто так получилось — двойная игра, тройная игра. Его подсознательно несло на эти рифы.

Северус! Я должна была почувствовать раньше, должна была ему помешать. Потому что так нельзя, как бы ни хотелось. Надо было заколдовать, запереть, подлить что-нибудь в чай! О, боже мой, боже мой… Боже — мой.

«Я люблю тебя больше, чем свою душу».

«Все понятно, правда?».

Но понять случившееся выше человеческих сил. Он садится, как и я — живой и тёплый. Озирается с ужасом — как и я. Неловко откидывает волосы от лица. И молниеносным, привычным движением тянется в карман за палочкой. Потому что кругом все дерутся, значит надо что-то делать.

Но палочки опять нет. Он моргает, привыкая к свету. Держится за больной висок. По лицу ничего не поймёшь — только то, что он в шоке. А я не могу заговорить, не могу, мне страшно, мне… Обращает ко мне глаза. Чёрные, как ночной океан, без границ между зрачками и радужками, без малейшей окклюменции.

Моё сознание раздваивается. Я хватаюсь за голову, я схожу с ума, я вижу, но не верю… не понимаю, жив он или мёртв, горе у меня или радость. Я говорю, но не слышу своего голоса:

— О, господи. Джим.

Конец второй части