Сумасшествие без всех (часть II) (гет)

Когда так много позади

Всего, в особенности — горя,

Поддержки чьей-нибудь не жди,

Сядь в поезд, высадись у моря.

И.А.Бродский

Впервые я еду в Хогвартс-экспрессе глубокой ночью. Учитывая жуткую ситуацию, мы отвечаем за учеников вплоть до вокзала Кингс-Кросс, поэтому преподаватели также отбывают на поезде. Вместе с отрядом авроров.

Хагриду приходится передоверить заботу о своём зверинце кентаврам, пока он будет вынужденно гостить у друзей-великанов. Аргус Филч, много лет не выходивший за пределы аппарационного барьера, в ужасе прижимает к груди миссис Норрис и любимую швабру и дольше всех медлит на платформе. Но страх остаться одному в замке, где убивают даже опытных волшебников, перевешивает, и он всё-таки садится в вагон. Поезд трогается. Домовики, наотрез отказавшись уезжать, машут нам кухонными полотенцами. Фонари в их руках тускло светятся сквозь туман. Печально кивают головами фестралы, несколько кентавров, выйдя из Запретного леса, с тревогой провожают экспресс.

— Это похоже на отступление или бегство, — признаётся Минерва. — Кажется, что мы никогда не вернёмся.

Я, Гораций и Сибилла — мы едем в купе вчетвером — тут же принимаемся её разуверять. Но вскоре утешать приходится Сибиллу. Как только родные башни скрываются за деревьями, она начинает плакать, потом переключается на жуткие предсказания, а потом опять плачет. Я готовлюсь провести так весь путь до Лондона. Но уже через полчаса праправнучка великой Кассандры мирно засыпает в уголке. Минерва отправляется проверять вагоны — всё ли в порядке у детей? А я, подстраховавшись заглушающими чарами, поворачиваюсь к декану Слизерина.

— Гораций, можно задать вам неприятный вопрос?

Пожилой волшебник с удивлением отрывается от чтения.

— Уверен, моя дорогая, от вас я не услышу ничего настолько неприятного, чтобы мне не захотелось отвечать.

— К сожалению, это не так, — предупреждаю я сразу. — Но я всё равно спрошу. Крестражи — настолько тёмная магия, что о них даже в запретных книгах упоминается вскользь. И Том Реддл, и Альбус Дамблдор большую часть информации почерпнули от вас. Но откуда вы сами об этом знаете?

Гораций так вздрагивает, что мне становится его жалко. Крестражи — больше не тайна, о них просто не принято говорить. Но мне вот захотелось поговорить в связи со всем случившимся. Так какой смысл ходить вокруг да около?

— П-почему вы спрашиваете об этом, Лили? — через силу выговаривает мой бывший учитель.

— Потому что Пожиратели Смерти ведут себя слишком дерзко. Учитывая, что их предводитель мёртв, — объясняю я, подавая ему оброненный «Ежедневный пророк». — Потому что Аврора погибла, а Хогвартс закрыт. И потому что я боюсь за сына.

Гораций заметно бледнеет и нервно поглаживает усы, не зная, что ответить.

— Лили, но вы ведь знаете — я сведущ в различных областях магии. Как-никак, я декан факультета Слизерин. Уже много лет. Эта должность обязывает постоянно расширять кругозор. Хотя бы теоретически.

— Северус тоже был деканом Слизерина, — вставляю я. — Много лет. И даже предпочитал теории практику. Однако не он рассказывал ученикам о крестражах.

— Лили, я до сих пор сожалею о той ошибке! — на глазах Горация появляются слёзы, и я поспешно протягиваю ему платок. — Если бы вы только знали, как сожалею! Ну хорошо, тут нет особенного секрета. Просто это очень неприятная тема. Вы спрашиваете, как я узнал о крестражах? Видите ли, я принадлежу к древнему чистокровному роду. Он даже числится в списке «священных двадцати восьми».

— Не знала, что этот список до сих пор что-нибудь значит! — замечаю я резко.

Но Гораций и не думает обижаться.

— О, Лили! Мне всегда так нравились ваши ответы! Эта ваша бескомпромиссность. Нам её очень не хватало, когда… Впрочем, не важно. Нет-нет, список — просто листок бумаги, конечно. Я лишь хотел сказать, что знаю историю своего рода до самых корней. Герпий Злостный был одним из моих предков, только и всего.

— Герпий Злостный? Тёмный маг, который вывел первого Василиска? — спрашиваю я, стараясь сдержать отвращение.

Гораций улыбается очень грустно.

— Увы, чистая кровь — скорее бремя, чем привилегия. Но мы не в ответе за наших прародителей, верно? Герпий создал ещё и первый крестраж. Тайна передавалась в моём роду из поколения в поколение. Дорогая Лили, вам не понять! Одно я могу сказать с уверенностью — ни дети, ни внуки Герпия ни разу не обращались к этой магии. Я сам никогда не воспользовался бы ею!

— Но Волдеморт воспользовался, — напоминаю я. — Это правда, что можно создать только семь крестражей? Почему семь?

— Почему семь? — мой вопрос ставит Горация в тупик и вызывает у него ужас. — Моя дорогая девочка, семь — уже огромное число. Ведь это означает семь убийств!

— Да. Я знаю. Но Волдеморт убил гораздо больше людей. Вы ведь понимаете, о чём я?

Гораций нервно поправляет бархатные подушки под своей внушительной фигурой.

— Что ж. С вами я могу говорить, не опасаясь последствий, не то что с Реддлом! — решается он, наконец. — Никто раньше не создавал более одного крестража. Откуда же я могу знать, сколько их может быть? Но когда я обсуждал это с ним, я ещё говорил с Томом. С учеником, мальчиком. И число «семь» меня ужаснуло. Но, по-моему… По-моему, оно просто ему понравилось!

— Просто понравилось? — переспрашиваю я, внезапно потеряв голос. — То есть, назавтра ему могло понравиться число «двадцать»? Или он мог захотеть, чтобы их всегда было семь?

— Прошу тебя, Лили! — содрогается мой старый учитель. — Не говори так об этом! Даже подумать страшно! Крестражей было семь, и Волдеморт мёртв.

— Как и в прошлый раз, — не успокаиваюсь я. — Он снова был настигнут отразившимся Смертельным Проклятием. Но разве это означает, что часть души Волдеморта, сохранённая в другом крестраже, не воссоздаст его вновь?

— Мы с вами говорили о теории и практике, — Гораций утирает проступивший на лбу пот. — Теоретически это возможно, но практически… Ритуал… О Мерлин, как я не хочу говорить об этом! Только из любви к вам, Лили, чтобы вас успокоить, я объясню. Существует определённый ритуал возрождения, и его нельзя изменить. Вскоре после прошлого возрождения Тома Дамблдор уничтожил кости его отца. При этом присутствовали многие волшебники, члены Ордена Феникса, и ошибка исключена. Волдеморт не вернётся, он не может вернуться!

— Он вернётся, — внезапно прерывает нас потусторонний голос. — Воспрянет вновь, ещё более великим и ужасным, чем когда-либо доселе.

Мы с Горацием подскакиваем на сиденьях и оборачиваемся к Сибилле.

Предсказательница говорит во сне, но совершенно не своим голосом. Онемев от неожиданности, мы ждём продолжения, однако больше она ничего не произносит.

— Что это было? Пророчество? — оглядываюсь я на Горация. — Что, если разбудить её и спросить?

Меня внезапно пробивает нервная дрожь. Гораций тоже под впечатлением, но может только неуверенно покачать головой.

— Нет-нет, Сибилла всё равно ничего не вспомнит, пусть отдыхает. Но всё же надо передать её слова Минерве. И в Министерство магии, — прибавляет он, собравшись с мыслями. — Что с вами, моя дорогая? На вас лица нет! Ну-ну, не стоит воспринимать всё так серьёзно! Даже истинные пророчества — только вариант будущего. А мы с вами даже не слышали, о ком речь. Мы просто разговорились тут среди ночи про всякие ужасы. Вот и подумали о самом худшем.

Вместе подумали!

— Постойте-ка, — видя, что я не прихожу в себя, Гораций открывает свой портфель из крокодиловой кожи. — Я прихватил бутылочку медовухи. Вот мы с вами сейчас её откроем, и всё пройдёт. Ночь кончится, а в Лондоне нас встретит ослепительное утро…

В эту секунду поезд останавливается так резко, что мы едва не падаем с сидений. За окном ни огня.

Я обещаю Горацию разведать, что случилось, пока он приглядит за Сибиллой, которая дремлет, как ни в чём не бывало. Когда я выхожу в коридор, там уже толпятся студенты. Трагическое начало ночи заставляет их ждать худшего — дементоров или Пожирателей Смерти, или тех и других. Я прошу всех разойтись по местам, так как они мешают аврорам, и тут меня окликает обеспокоенный Рональд.

— Профессор Поттер! Гарри не у вас?

Я не обладаю способностями спокойно дремлющей Сибиллы, но сразу ощущаю в душе холодок дурного предчувствия. Кингсли не просил меня молчать о побеге из Азкабана, и своих ребят я предупредила сразу. Хватит с Гарри одного ранения! Но куда он мог запропаститься, прекрасно осознавая серьёзность положения?

— Нет, я его не видела, — отвечаю я Рональду. — Разве вы были не вместе?

Вся компания ехала в соседнем вагоне, и я сразу направляюсь туда.

— Вместе, — Рональд отстаёт всего на полшага. — Но потом он куда-то делся. Кажется, это Гарри дёрнул стоп-кран.

Я останавливаюсь. В тамбуре мы одни. Дежуривший здесь аврор, должно быть, побежал уточнять причину остановки. Самое время выяснить, что за странное хулиганство взбрело на ум моему сыну.

— Он так и не вернулся! — Джиневра выходит нам навстречу из своего вагона, такая же недоумевающая и встревоженная. — Понимаете, миссис Поттер, мы все сидели, болтали. Вдруг Гарри как будто резко осенило, он вскочил и убежал.

— Сказал — «я сейчас», — прибавляет Рональд. — Ну, все подумали, он в туалет. А его там нет! С поезда Гарри не сошёл бы, так ведь? Все наружные двери охранялись.

— Балда! — не выдержав, перебивает его сестра. — В туалете окно открыто! Кому это надо, чтобы сдувало с… Ой! Простите, профессор! Короче, Гарри мог оттуда выбраться.

— Сама ты… — Рональд мужественно сдерживается, оглядываясь на меня. — Зачем ему лезть в окно?!

— Найдём — узнаем, — Джиневру не так-то легко смутить. — Но сперва сами обыщем поезд. Гермиона побежала в тот конец, а мы пойдём в этот. Миссис Поттер, вы только не переживайте, мы его из-под земли достанем! Аппарировать из вагонов всё равно нельзя.

Это правда. По новым нормам безопасности, на милю в обе стороны от железной дороги запрещены всякие перемещения. Но это меня не успокаивает.

— Только не сходите с поезда! — кричу я вслед убегающим ребятам, отпираю дверь в тамбуре Аллохоморой и схожу с поезда.

Если Гарри в экспрессе, вместе со всеми, то ничего страшного. А если нет… Почему мне кажется, что он действительно спрыгнул? Я пытаюсь осветить окрестности Люмосом. Но луч выхватывает из мрака лишь кусты и отдельные деревья, похожие в темноте на глубоководные кораллы. Я зову Гарри, но он не откликается. Мой Гарри, который вечно боится меня расстроить! Прохожу немного вдоль поезда, но вокруг всё то же — прохладная туманная ночь и заросли. Люмос только слепит, поэтому я гашу свет на палочке и начинаю осторожно спускаться с сопки. Неясное чувство — что-то из первых лет Ордена Феникса — заставляет меня ступать осторожно, не привлекая к себе внимания ни светом, ни звуком.

Уже отойдя от железной дороги, я слышу, что остальные пассажиры начинают выскакивать из вагонов. Разгорается спор с аврорами, которые требуют, чтобы все разошлись по купе в целях безопасности. Достаточно пропажи одного ученика! Минерва возражает на это, что она директор Хогвартса и член Ордена, и Дамблдора никто не стал бы задерживать. Студенты наперебой кричат, что они сражались за Хогвартс и Пожирателей не боятся.

— А если там что похуже? — судя по голосу, это Уильямсон, командующий аврорами.

Что может быть хуже, я уже не слышу, так как углубляюсь в низину. Экспресс больше не видно, и я сразу забываю о нём. Я обращаю внимание только на подозрительные шорохи и неясные силуэты. Мне надо понять, что произошло после остановки поезда. Мне надо найти моего ребёнка.

Паника разбухает в груди огненным шаром, но пока что палочка в руке не дрожит. Позади меня раздаются торопливые шаги. Я резко оборачиваюсь. Но это не враг — это запыхавшаяся Гермиона. В первую секунду она и сама пугается. Но тут же вздыхает с облегчением и шепчет «Муффлиато», прежде чем начать разговор. Ещё одно непатентованное изобретение Северуса! В опасных и непонятных ситуациях эти дети чувствуют себя, как рыбы в воде.

— Авроры его уже ищут! — успокаивает меня наша лучшая ученица. — Им поможет половина преподавателей. И совершеннолетние, кто захочет. Вы не знаете, зачем Гарри убежал?

Я коротко качаю головой, пытаясь что-нибудь разглядеть впереди. Туман густой, но топь неподалёку. Судя по маячащим там болотным огням. Постоянно озираясь, мы забираемся на невысокий холм, но и оттуда мало что видно. Только этих призрачных светлячков. И похожие на них огоньки волшебных палочек справа от нас, слева от нас и по ту сторону железной дороги.

Гарри!

Но теперь я не решаюсь кричать. Лишь осторожно развожу палочкой туман, припоминая, что болотные огни собираются там, где есть магия. А какая магия может быть в этих пустынных местах?

— Вон он! — неожиданно вскрикивает Гермиона, указывая влево поверх клубящейся дымки.

Я вздрагиваю всем телом. Наконец моё сердце возобновляет стук! Гарри стоит довольно далеко от нас, но его худощавую фигуру легко различить на фоне неба. Похоже, он забрался в самую трясину. Что там можно было углядеть? Тем более, из окна поезда.

— Нас-то почему не позвал?! — всерьёз обижается Гермиона. — Гарри!

Я выпускаю из палочки сноп искр в знак того, что пропажа нашлась. Приходится подойти поближе и крикнуть ещё пару раз, прежде чем Гарри нас замечает. Он слишком занят — с остервенением карабкается по крутому склону оврага. Соскальзывает вниз и лезет снова, не обращая внимания на грязь. Мы переглядываемся с недоумением, но пока ничего не понимаем.

— Гарри, ты что делаешь?!

— Ждите там! — приказывает мой сын, не тревожась том, что два десятка человек глухой ночью бегают за ним по трясине.

А бедные первокурсники в это время таращат глаза в темноту за окнами Хогвартс-экспресса и гадают, какие чудища полезут сейчас с болот.

Говорят, профессору Синистре отрубили голову. Прямо, как сэру Николасу… Говорят, тут водятся упыри… Посмотрите, сегодня точно не полнолуние?

— Гарри!

Но он уже перебрался на ту сторону разделяющего нас оврага. Пока Гермиона прикидывает, как слезть с холма, я отмечаю про себя, что сын держится за высокий столб, обозначающий аппарационный барьер. Такие столбы расставлены через равные промежутки вдоль всего пути.

— Фините Инкантатем, — произношу я, не слыша себя, и направляю на него палочку.

Гарри разворачивается и прыгает обратно в овраг.

— Мам, сзади! — кричит он что есть мочи.

Я оглядываюсь, но замечаю только колыхание веток. Гермиона, уже начавшая спуск, поспешно взбирается обратно. Наши взгляды лихорадочно мечутся по кустам, но мы никого не видим.

— Вон он! — вопит Гарри, кидается куда-то вбок и пропадает в зарослях.

О Мерлин! Мы бежим в ту же сторону. Встречаем подоспевших авроров и уже все вместе шарим по болотам. Ни Гарри, ни… кого-то ещё. Впрочем, Гарри сам выходит к нам минут через пять из самого бурелома. Грязный и мокрый, больше похожий на упыря, чем на волшебника. Очки потерял, лицо исцарапал до крови.

— Смылся, гад! Наверное, аппарировал. Тут барьер рядом, — докладывает он, вытирая лоб. — Это было Империо… Что вы все так смотрите? Мам, скажи им! Ты же меня расколдовала!

Никак особенно мы не смотрим. Авроры обмениваются такими же удивлёнными взглядами, как мы с Гермионой. А говорить я пока не могу. Сначала надо прийти в себя. Я сажусь на землю, потому что ноги отказывают.

— Гарри, успокойся. Все тебе верят, — негромко произносит Гермиона.

В её словах заключён горький смысл, не до конца мне понятный. Авроры отправляются осматривать местность, Гарри магией приводит в порядок одежду и призывает из леса очки. Гермиона хватается за голову.

— Ужас! Ещё шаг, и ты бы аппарировал неизвестно куда!

— Может, потом обсудим? — сдержанно предлагает ей Гарри. — Мам, ты что? Всё же нормально!

— В поезде поговорим, — отвечаю я, поднимаясь. — Пора ехать дальше.

Гарри с тревогой оглядывается на подругу, та стучит себя по лбу костяшками пальцев и отстаёт на пару шагов.

— Зачем тебя понесло в чащу? — спрашиваю я глухо.

— Я же сказал!

— Когда заклятие уже было снято.

Гарри недоумённо моргает.

— Так он мог ещё на кого-то напасть!

— Кто — он? Ты знаешь, кто это был? Знаешь, сколько их было?

— Мам, слушай…

— Гарри, на это есть авроры, — я стараюсь рассуждать спокойно. — Или ты всё ещё считаешь, что обязан погибнуть?

— Мам, ну хватит, — бросает он устало. — Так мы договоримся до ссоры. Никто не погиб, и давай забудем.

Конечно, сынок. Нет ничего проще. Буду погуще красить волосы. Я не произношу этого вслух. На самом деле мы никогда не ругаемся. Это ведь хорошо?

— Поедешь дальше со мной.

— Конечно, мам.

* * *

Полчаса спустя авроры, проверив рельсы, разрешают поезду ехать дальше. За окнами снова мелькают весёлые огоньки деревушек, совсем не похожие на синие отблески болотных фонариков. Нам отведено отдельное купе, к двери приставлена охрана. После сумасшедшей ночи мне в кои-то веки хочется спать.

— Мам, ты не устала?

— Нет, Оленёнок.

— Слушай, два варианта. Либо он ехал с нами в поезде, либо наслал Империо снаружи, через окно. Если брать первый вариант, то как он меня заколдовал в закрытом купе? А если брать второй вариант, то он должен был лететь рядом с поездом. Но тут надо быть мастером, чтобы прицелиться.

Шестой час утра.

— Есть и такие мастера, Гарри.

— Ну да. Волдеморт смог бы, — рассуждает он спокойно. Будто о шоколадной лягушке.

Кстати, о шоколадных лягушках…

— Дамблдор. Снейп, наверное, тоже.

— Держи, милый, — говорю я, порывшись в своих вещах.

Гарри благодарит кивком, машинально раскрывает коробку и машинально запихивает в рот брыкающуюся шоколадку. Даже не глянув на карточку с колдографией из новой коллекции «Члены Ордена Феникса». Кошмар! В жизни моего сына отсутствует вкус шоколада. Это надо срочно лечить.

— Нет. Всё же это не Снейп, — сообщает он, продолжая борьбу за Магический Мир. — Сбежав из Азкабана, Снейп не сунулся бы в Хогвартс.

— Гарри, а что на вкладыше? — напоминаю я в надежде сменить тему.

Гарри машинально поворачивает картонку.

— Тоже Снейп… Ну вот, зачем ему меня похищать? Чтобы обменять на свободу? Так он уже свободен!

Это как сказать. Я смотрю на картинку в руках Гарри. Северус на ней заснят явно случайно. Похоже, что во время последнего визита в Министерство. Потом ещё газеты писали о том, кто теперь самый страшный тёмный волшебник. Тогда это казалось ужасной глупостью. Хотя колдография вполне… соответствует. Волшебник на ней выглядит мрачно, даже угрожающе. «Лили, прости меня…». Стороны разные, а медаль одна. Какой-то он теперь, после Азкабана? Реально ли узнать его?

— Тут у него палочка другая, — близоруко прищуривается Гарри, дожёвывая лягушку. — Не та, которую я дал тебе. О! Так что сказал Кингсли?!

— Я не стала отдавать ему палочку, — отвечаю.

И навожу невербальные чары помех на дверь. Муффлиато. Гарри откладывает картонки и надевает очки, чтобы лучше меня видеть. Ох, Мерлин! Нельзя забывать, что Гарри легилимент, хоть и аховый. Но не станет же он тренироваться на родной матери? На всякий случай я прикрываю глаза якобы от усталости. Я вовсе не собираюсь лгать. Но и лишнего ему знать не нужно.

— А почему, мам? — спрашивает он неизбежно.

Потому что покрываю своего любовника. Не хочу, чтоб его казнили, не разобравшись.

— Потому что профессора Снейпа и так ловят. Если у авроров будет его палочка, больше никого не станут искать. Из беседы с Кингсли я поняла: сейчас всё, что можно, вешают на одного человека. После побега его всё равно ждёт Поцелуй Дементора, так что хуже не будет. Гарри, ты дважды за одну ночь подвергался большой опасности. Мне нужна правда, а не удобный выход.

Гарри смотрит на меня так, словно впервые видит.

— Мам, да ты хулиганка! — заключает он с изумлением. — Вот уж, о ком не скажешь!

Да, Сев всегда так на меня влиял. У него я и научилась мелким хитростям.

— Не говори глупостей, Гарри! Я отдам палочку, как только дело сдвинется с мёртвой точки. Палочка тут не помогла бы. Мы и так знаем, чья она.

Чёрное дерево, тринадцать с половиной дюймов…

Голоса родителей, трель колокольчика, косые лучи света пробиваются сквозь пыльную витрину и ложатся на прилавок. Тепло в пальцах, цветные искры…

— Браво, юная леди! Из вас получится превосходная волшебница. И палочка вам в самый раз — десять с четвертью дюймов, ива, гибкая и быстрая. О да, она вас выбрала — никаких сомнений!

— Я же говорил, говорил, что ты колдунья! А ты сомневалась!

— Это самые настоящие волшебные палочки, да? Чтобы колдовать?!

— Конечно! Смотри — Вингардиум Левиоса!

— Какой у вас талантливый сын! Кажется, в сердцевине вашей палочки, Эйлин, тоже заключена сердечная жила дракона? Да-да, вижу. Славная палочка! Жаль, что она почти не используется. Что ж, молодой человек, а эта палочка, определённо, ваша

— Сам знаю. Сэр.

— Северус, положи её! Мы ещё не заплатили. Что ты всё хватаешь без разрешения? Прошу прощения, мистер Олливандер, мы не собирались покупать палочку сегодня. Мы только хотели узнать, есть ли у вас подходящая, или придётся искать где-то ещё.

— Если вы хотите, чтобы он загубил руку, тогда ищите. Но всем известно, что мои палочки — лучшие.

— Мама! Она же подошла!

— Ты с ума сошёл — пять галлеонов! Я отдам тебе свою.

— Лучше продадим Тобиаса в Лютном переулке. В нём одной крови галлеонов на десять!

— Северус, что ты несёшь? Я бы наложила на тебя Силенсио, но не хочу позорить перед подружкой.

— Сев, это не беда! Давай первое время пользоваться моей! По очереди.

— Эйлин, честное слово, нам неудобно вам предлагать… Но мы с мужем подумали, что раз уж мы сюда зашли, то могли бы купить обе палочки. А вы отдадите деньги, когда появится возможность.

— Право, не знаю. Будь это что-то другое, я бы никогда… Но ему действительно необходима палочка.

— Мам, не унижайся, ты хуже нищенки! Не нужна мне никакая палочка!

— Помолчи, Северус! Какая магия без палочки?

— Беспалочковая… А! Вот, почему ты вдруг захотела идти с Эвансами?!

— Прикуси язык. И не забывай, что иначе тебя не возьмут в Хогвартс.

— Значит, я не поеду в Хогвартс!

— Осторожнее, молодой человек! Все магические выбросы — на улице.

Всхлип колокольчика, хлопок двери, звон витрины.

— Сев!

— Лили, стой рядом! Я тебе запрещаю бегать по переулкам! Хочешь потеряться и не попасть в свою чудо-школу?

— Ради Салазара, простите! Это Смертельное Проклятие, а не ребёнок! Жду не дождусь, когда он уедет.

— Эйлин, а ваш не потеряется? Мало ли, какой народ здесь бродит — вдруг его обидят?

— Мой сам обидит, кого угодно. Впору и правда не покупать ему палочку!

…Вечером того же дня, у реки:

— Держи. Всё уладилось.

— Ни за что не возьму.

— Но это же твоя палочка! Что ей, вечно пылиться в магазине?

— Лил, она не отдаст деньги. Она всегда только обещает.

— И не надо отдавать! Мистер Олливандер сказал, что один мастер волшебных палочек всегда готов пойти навстречу другому. Можно заплатить потом.

— Когда — потом?

— Когда у тебя будут пять галлеонов.

— Он сумасшедший? А если я их никогда не отдам?

— Он сказал — отдашь. Он сказал — нельзя губить такой талант. Главное, чтобы ты сам себя не загубил.

Пауза.

— Ладно. Давай её сюда.

Пауза.

— Сколько ещё осталось?

— Три дня. Ну, уже почти два. Ты собрался просидеть тут до первого сентября?

— Да. Не смогу уехать — утоплюсь на месте.

Так почему он не взял палочку на заседание Визенгамота?

Опасался, что её изучат с помощью Приори Инкантатем?

Я силюсь припомнить, какой палочкой Северус пользовался в Хогвартсе. Кажется, тоже не своей. Да, точно. Палочка, которую он совершенно спокойно отдал Долишу, была короче и толще. Я с ума сойду со всем этим!

Но сойти с ума я не успеваю — мы прибываем на платформу «Девять и три четверти»…

…и здесь Гарри снова пропадает. Предупреждает, что прогуляется по вокзалу, пока я буду прощаться с младшими студентами, и проваливается сквозь землю. Расставание с учениками затягивается — мне надо сдать их с рук на руки обеспокоенным родителям. А у родителей уйма законных вопросов. Намного больше, чем у меня ответов. Когда с хлопотами, наконец, покончено, я озираю почти пустой перрон и… не вижу сына.

О, нет! И авроры уже отбыли. Прежде чем вызывать их обратно, я прохожу из конца в конец всю платформу и перебираюсь на маггловскую часть вокзала. Может, он захотел купить лимонад или проводить друзей? Я мечусь среди спешащих пассажиров. Спрашиваю, не встречал ли кто молодого человека с совой и метлой? Или других субъектов — в чёрных балахонах и белых масках? На меня смотрят, как на ненормальную. Я ненормальная? В последний раз такие подозрения приходили ещё до знакомства с Северусом. Потом оказалось, что нас много таких.

Молодой человек с метлой и совой в сопровождении рыжей девушки с метлой и совой появляются минут через пять, прихлёбывая «Колу». Я с гордой улыбкой оглядываюсь на всех, кто мне не верил, хотя на самом деле мне не до смеха. Зато Гарри и Джинни очень весело пить газировку из одного стакана и идти в обнимку. Как-никак, у них внеплановые каникулы! А если придётся ещё год проучиться вместе, так что же? Лишь бы не было войны! Войны уже нет.

Или пока нет, почему-то думаю я, и мысль отзывается острой болью. Но, если всё время ждать войны, то как жить? Джинни что-то говорит на ухо Гарри, Гарри в ответ целует её в нос, и весеннее солнце сыплется на них сквозь прозрачную крышу вокзала Кингс-Кросс.

— Мам, ты уже всё? — бодро спрашивает мой сын. — А я показывал Джинни маггловскую подземку! Она не верила, что поезда могут ходить на такой глубине!

— Всё ты врёшь! — Джиневра пихает его локтем. — Не выставляй меня идиоткой перед своей матерью! Я много раз слышала про метро. Просто хотела поглядеть, как там всё устроено. До чего всё-таки отчаянные эти магглы! А если их там засыплет? Они же не смогут выбраться!

— Так вот привыкаешь каждый день рисковать жизнью, — вздыхает Гарри. — Мам, угадай, кого мы встретили, пока покупали «Колу»? Мам! Что-то случилось?

Вот как он всякий раз замечает?

— Я просто устала с дороги. Так кого вы встретили?

— Дадли — представляешь?! — оживляется Гарри. — Он взял себе сразу четыре стакана. Ты знала, что Дурсли вернулись в Англию?

Я качаю головой. Откуда бы?

— Они снова поселятся в Лондоне? — уточняю я для приличия. Всё-таки, родная сестра.

— Нет, едут отсюда в Коукворт. Считают, что там спокойнее. Я думал, тот дом продали, а, оказывается, его сдавали в аренду. Теперь у дяди Вернона дела пошли в гору, он выпускает какие-то суперсвёрла… Тебе не интересно?

— Конечно интересно, Гарри.

Суперсвёрла! Вернон всегда подавал большие надежды. Не то что Джеймс. И вся наша чокнутая семейка, попавшая в автомобильную аварию. Когда-то я пыталась наладить общение с роднёй, ругалась с мужем и лила слёзы, а теперь…

— Мы совсем чуть-чуть поболтали. У Дадли совы и мётлы вызывают неприятные воспоминания, — признаётся Гарри, и Джиневра со смехом утыкается лицом в его плечо.

— Ужасный тип! — заявляет она. — Всю жизнь прожил с тобой под одной крышей и до сих пор боится волшебных палочек! Я ведь просто так достала её из кармана — проверить, не потеряла ли!

— Словом, он на всякий случай черканул мне адрес, если окажусь в их краях, — объясняет Гарри. — Я подумал, вдруг ты захочешь там побывать? Всё-таки, это дом бабушки и дедушки. Если что, тут и телефон есть.

— Спасибо, Гарри, — отвечаю я, но записку оставляю ему.

Я знаю, что и так не заблужусь. И вряд ли буду звонить Тунье, потому что вряд ли решу зайти. Разве что поглядеть со стороны. Если дом сдавался в аренду, там ничего не осталось от мамы и папы. Всё это слишком больно. Может быть, позже. Когда всё утрясётся. Я только-только закончила обходить кладбища.

— Ну, я побежала, миссис Поттер! — спохватывается Джиневра. — Простите, если мы слишком долго гуляли. Мне сейчас точно влетит от папы, если он уже поймал свой «Форд». Этот автомобиль после того, как пожил на воле, всё время норовит сбежать в лес… Ой! Так мы завтра к вам? Или после всего, что случилось, лучше не надо? Вы, если что, так и говорите! Не знаю, как Грейнджер, а мы, Уизли, распространяемся, как тараканы.

— Рыжие, — мягко вставляет Гарри.

— Спасибо, милый, — Джиневра чмокает его на прощанье в щёку, пока я отвечаю, что, безусловно, пусть все приходят и живут, сколько хотят — дом огромный.

Проблемы не решатся от того, что мы станем сидеть по разным углам. Я действительно люблю этих ребят. И Уизли всегда привечали Гарри, как родного. Джиневра поспешно прощается и уносится к выходу, явно борясь с желанием сесть на метлу. Ураган, а не девушка! Весёлая рыжая девчонка, влюблённая в вихрастого и очкастого гриффиндорца. Она уже знает, что такое война и потери, но ещё верит в хороший конец. Значит, надо, чтобы так и было. Мы с Гарри провожаем её глазами и возвращаемся на зачарованную платформу, чтобы оттуда спокойно попасть домой. К чему нам такая экзотика, как метро и летающие автомобили? Мы достаточно пожили в немагическом мире, чтобы ценить простые радости аппарации.