file#5: День рождения капитана Хикса (джен)

Ульгэр любил тайгу как свой родной дом. За спиной карабин и лук, на ногах лыжи, к поняге прикреплен мешок со снедью и мелочами, на бедре — нож. Что еще надо для счастья?

Охотником Ульгэр был знатным, зверь мимо не пробежит, птица мимо не пролетит, такой один может род прокормить! Вот только жены у него пока не было. Одиноко было Ульгэру, да знал он, что ждет его в стойбище на востоке красавица Сенильга. Уже сговорился Ульгэр со старейшиной рода Сенильги о женитьбе, только доказать надобно, что он не только хороший охотник, но и деньжат добыть тоже может. На них Сенильга купит себе у русских все, что пожелает, и на подарки для ее рода останется — вон у них казан совсем худой, давно менять надо, женщинам иглы стальные, чай и, конечно, табак. Маленькие удовольствия кочевой таежной жизни.

Поэтому согласился Ульгэр пойти туда, куда боялись идти старики и другие охотники, сходить, посмотреть и доложить важному русскому в Иркутске, правда ли, что в тайге появилось озеро, не затягивающееся льдом зимой даже в самые лютые морозы?

Все началось в тот год, когда на тунгусскую тайгу обрушился гнев хозяйки верхнего мира, гром тогда гремел и разносился далеко-далеко, тайга полегла на огромной площади, пожар был, птица и зверь по тайге бежали.

Шаманы во всех стойбищах застучали в свои бубны, зазвенели колокольчиками на бахроме, и в конце концов объявили, что грядут в среднем мире важные события и жизнь уже не будет прежней.

Но прошло время, события грянуть не спешили, и эвенкил терпеливо ждали исполнения предсказанного и уже не так рьяно обсуждали вечерами у костров.

Однако в проклятое место, после того как там один за одним сгинули два знатных следопыта, никто не ходил, а если и шел туда какой лихаческий иль беспутный смельчак, то потом с ужасом рассказывал жуткие байки, словно обпившись отвара мухоморов или огненной воды.

Так и стало известно о небольшом озере, что даже зимой льдом не покрывается, и вода в котором теплее, чем летом в реках и ручьях, рыбы в том озере видимо-невидимо, а пар от воды зимой до неба доходит. Говорили, что охраняют те места злые железные демоны — тымыр чытгыр. Из глаз их сыплются искры, а изо рта вылетают слова таких проклятий, что все, кто слышат их — превращаются в камень.

Ульгэр слушал да лишь посмеивался — он водил дружбу с двумя русскими, которых Белый царь сослал сюда, в тайгу, за то, что те «лишнего говорили».

С русскими он сошелся, когда был у них пару раз проводником на охоте, учил их, как надо правильно по чернолесью ходить, как зверя выслеживать. Ученики его были в тайге словно дети несмышленые, зато вечером у костра рассказывали много интересного, как устроен мир, который, оказывается, состоит не из одного края таёжного, да студеных рек и океанов. В духов и демонов они не верили, даже в бога русов не верили, не крестились и не молились на ночь.

Ульгэр не то что совсем бесшабашный стал, как они, но после бесед с ссыльными слова шаманов уже не казались ему правдивыми и безызъянными.

В начале октября ему улыбнулась удача. Из Петербурга прибыл важный профессор, с которым были дружны русские товарищи. Они позвали Ульгэра и попросили рассказать о незамерзающем озере; Ульгэр рассказал все, что слышал об этом в стойбищах. От рассказов про тымыр чытгыров русские дружно отмахнулись, но профессор с интересом выслушал, что в стойбищах рассказывают о событиях десятилетней давности:

— Старики сказывают, что в тот год Энекан буга, хозяйка вселенной и рода человеческого, отправила нерожденным душам, оми, волшебные ягоды ежевики. Ягоды должна была доставить железная птица Агды, что обычно делает грозу, гремя своими крыльями и сверкая глазами высоко в небе. Агды схватила берестяной туесок с ягодами и полетела к звезде Чолбон, где живут оми людей. Агды стало любопытно, и она решила заглянуть в туесок, полакомиться необыкновенными ягодами. Но не удержала туесок, он перевернулся, и ягоды посыпались вниз, в тайгу. Тогда Агды решила сесть на землю и склевать все, что просыпала. Она села на землю и клевала, от взмахов ее крыльев произошел невиданной силы гром и падали деревья, от ее сверкающих глаз загорелась тайга и на многие дни небо стало темным от дыма… Испугалась Агды и улетела опять на небо.

— Ну и кто-нибудь видел птицу Агды, когда она клевала ягоды или приземлялась? — ухмыляясь в бороду, спросил профессор.

— Я не видел, я тогда еще в стойбище жил, малой еще был. Но есть охотники, кто видел Агды, как она летела по небу. Говорят, что цветом он была как раскаленное в горне кузнеца железо, а размеры ее можно сравнивать только с сопками.

— Очень интересно, очень! — довольно потер руки профессор. Затем он повернулся к остальным: — Это только подтверждает аэролитную теорию происхождения тунгусского взрыва. Надо архисрочно организовывать экспедицию, пока осколки аэролита не заросли мхом и не ушли в землю. Какая жалость, что сейчас в Петербурге беспорядки!

Потом Ульгэра обстоятельно расспрашивали о Теплом озере.

— Очень странно, — сказал профессор, задумчиво поглаживая большую окладистую бороду, — геотермальная деятельность совсем невозможна в этом районе, там же пермь и базальты триаса! Не является ли это следствием падения небесного странника… Да, экспедиция необходима! Возможно, удастся заинтересовать новое правительство… Луначарский, Анатолий Васильевич, я слышал, разумный человек… — бормотал он. — А пока… пока хотя бы воду из этого озера на анализы взять.

Профессор снял с носа стеклышки — амулет для зоркого глаза, которые, как уже знал Ульгэр, назывались «пенсне», и обратился к охотнику:

— Вот что, молодой человек! Ваши навыки и способности не вызывают у меня сомнений, сам жизненный уклад ваша лучшая рекомендация. Поэтому очень вас прошу немедленно отправиться к этому озеру и взять там пробы воды. Я дам вам маленькие бутылочки, наберите в них воду в разных местах озера, и если удастся — на глубине. Плавать умеете?

— Не умею, однако, — сказал Ульгэр. — Рыба умеет, человек — нет. Я лодку возьму, к палка бутылка ваша привяжу, однако, и воды зачерпну с глубины. Куда палка доставать.

— О, а вы изобретательный молодой человек! Ну, если привезете мне образцы, я оплачу вам вашу работу… Скажем, пять золотых рублей! Нет, семь. Ну, как?

Плата была весьма хороша. С такими деньгами, не откладывая, можно было идти за Сенильгой, еще и на ружье новое хватит. И Ульгэр, задвинув страх перед железными демонами далеко вглубь, согласился, да не по жадности, а догадку имея, что это добрый дух, сэвэки, ему помогает быстрее соединиться с его красавицей, ведь когда еще такая оказия хорошо заработать случиться может.

Чтобы многомудрые русы не говорили, а не зря он оставлял дары для Энкан буга у скал с рисунками, не зря лучшим кусочком кормил огонь.

Вот так и оказался он один, далеко, в местах, в которые уже десять лет не заходил ни один охотник.

Привычно бегут лыжи по снегу, позади трусит олень с поклажей — кожаной шкурой лодки, съестными припасами на случай неудачной охоты и всякой другой приятной в пути мелочи, пользоваться которыми он пристрастился у русских. Но, случись что, он легко сможет обойтись только ножом и луком. Тайга его дом родной.

Медведь напал внезапно, странно, так не нападает зверь, так хитро нападает человек.

Засада была сделана идеально — узкое место, с одной стороны скала, с другой — старая ель, за ней бурелом.

Никаких следов на снегу, даже ветер был со стороны охотника, и запаха медвежьего не учуять.

Как только в узкий проход вошел олень, огромный сатымар прыжком одолел небольшое расстояние и одним ударом лапы сломал оленю хребет.

Ульгэр еще только поворачивался, а карабин уже у него был в руках

Сухой щелчок металла — осечка!

Эрупчу, плохой патрон продал ему Тимофей — скупщик мехов. Передернуть затвор «мосинки» уже не успеть, медведь рывком развернулся на охотника и сжался для прыжка.

Ульгэр одним движением выхватил нож. Медведь был огромен и матер, нож его мог только раззадорить, но не стоять же столбом, отдавая жизнь за так. Медведь бросился на Ульгэра, но повел себя странно осторожно — первым ударом он выбил из левой руки карабин. Тот далеко отлетел и, ударившись о ствол дерева, упал в снег.

Как ни пытался достать ножом медведя Ульгэр, но не успел и не смог — тот только махнул лапой, и Ульгэр полетел вверх ногами с распоротой одеждой и глубокими дорожками следов когтей на груди.

Огромный медведь торжествующе взревел и встал на задние лапы, вытянувшись во весь немалый рост.

Ульгэр понял, что пришел его конец, что его лодка почти достигла устья реки жизни, и душа хэян сейчас освободит тело душе мугды. Зря он согласился на эту авантюру, зря не слушал шаманов и стариков. Видно, этот медведь — сам Торганэй, сторож Теплого озера, не выпустит теперь наглеца живым…

Но тут произошло невероятное — откуда-то справа перед медведем выкатилось что-то странное и шарообразное.

Странный шар остановился и тут же развернулся, как разворачивается притворившимся мертвым жук — раскрылись членистые лапы, и через мгновение перед медведем стоял… Железный демон.

Демон поднял свои руки, не то приветствуя таежного зверя, не то — угрожая.

Как бы то ни было, медведь ударил лапой прямо по голове демона. Раздался странный звук, демон пошатнулся, но проворно схватил лапу зверя и стал ее заламывать. Медведь заревел так, что у Ульгэра чуть не лопнуло в ухе.

Зверь стал бешено крутиться на одном месте, а демон как-то изловчился и уже оказался на его спине, обхватив тушу противника вдруг ставшими длинными ногами и продолжая удерживать одной рукой лапу, а другой — обхватив шею и сжимая её. Медведь упал в снег и захрипел.

— Довольно, Первый, — услышал Ульгэр глухой голос появившегося откуда-то огромного человека, который подскочил к медведю и чем-то ткнул его в область шеи. Зверь тут же затих.

Человек повернулся к охотнику и приблизился. Если первый появившийся был наверняка мелким демоненком — кандыках, сейчас на Ульгэра смотрела ужасная рожа самого владетеля Нижнего мира — злого духа харги.

Ульгэр попытался закричать от ужаса, но силы его стремительно оставляли, вытекая вместе с кровью.

Горящие синим, холодным огнем огромные глаза, множество клыков, острых как наконечники для стрел, только крупнее, хриплое дыхание демона окончательно подкосили разум Ульгэра, и он провалился в блаженное небытие.

* * *

— Родригес, твоя работа? — ворчал Жакуй, обрабатывая раны молодого бессознательного аборигена, которого ранил медведо-орк. — Зачем ты так его напугал?

— А орки — твоя работа, — парировал ухмыляющийся Родригес, восседая на неподвижной сейчас туше кибернетически и генетически модифицированного медведя и любовно поглаживая его шкуру — «Попался, гаденыш!» — стармех просто лучился торжеством и довольством.

Идея превратить мишек в послушных старателей с треском провалилась. То ли из Жакуя был никудышный мнемопрограммист, то ли сознание медведей было не такое примитивное, как они с успехом изображали, но вживленные амплифамайндеры сделали животных не довольными и счастливо услужливыми кибгенмодами, а настоящими орками — полуразумными опасными монстрами в облике медведей.

Надо было бросать эту идею, когда еще альфа-версия прошивки показала себя весьма посредственно, бета-версия тоже не сильно блистала, но поначалу гамма-версия зарекомендовала себя прекрасно, и медведи действительно мыли золотой песок вместе с роботами и таскали его к «Ежевике». Так им удалось добыть около тонны металла. Но случилось неожиданное — после пяти лет безупречной работы произошел программный сбой, и медведи из старателей вмиг переквалифицировались в безжалостных хищников. Слава Великой Пустоте, что они не могли отойти от корабля слишком далеко — предусмотрительно встроенный шокер не выпускал их из круга диаметром около ста километров. Вот так и начали шататься орки по тайге и воровать оленей у тунгусов-эвенкил, и счастье, что никто из людей, кажется, не пострадал. Слухи и легенды о злых духах-медведях множились, шаманы камлали, обещая в дальнейшем еще большие несчастья. Если учесть, что тела кибгенмодов Жакуй тоже «немного доработал», — увеличил размеры и добавил выносливости, чтобы «больше золота они могли намывать и переносить», то мишки-гамма получились действительно опасными.

К сожалению, у Железняка не хватило ума понять, что случившийся программный сбой у его мохнатых помощников — это аварийная ситуация, и требуется вмешательство, пока не произошла беда. Как только разбуженная вызовом Петра Ежевика подняла остальных и выяснилось, что лохматые старатели давно разбрелись по тайге и уже совсем не намывают золотишко лотком, а предпочитают отбирать его у попавшихся им в тайге несчастных, не брезгуя даже золотыми крестиками, у кого они были, конечно. Убивать людей им пока мешали программные блоки, но преодоление их был лишь вопрос времени.

Пришлось в срочном порядке всех этих «детей неудачного эксперимента» отлавливать и натурализовать обратно в обычных медведей, пока они «не наломали дров», как выразился Иван.

Восьмерых поймали довольно быстро, но девятый оказался самым хитрым и матерым. Родригес и Первый его выслеживали уже пятые сутки, тот обманывал, путал следы, смеялся над их приманками и ловушками, а однажды, украв у Родригеса бухту тонкой пакноровой веревки, соорудил ловушку сам. Это был своеобразный очеп.

В очеп попался Первый, и если бы не механик, оказавшийся рядом, то кто знает, не лишилась ли «Ежевика» одного из своих матросов.

И вот, наконец, орк пойман и находится в отключке, скоро его Жакуй превратит в обычного медведя, снабдит запасами жира на зиму и уложит в подготовленную берлогу спать. По весне медведь совсем забудет, что с ним происходило в последние годы.

— Ладно, не надо тут ля-ля, — надулся Жакуй, продолжая орудовать полевым дарнмаскулом, который сейчас сшивал разодранные когтями хищника ткани аборигена, — я предложил, согласен... Но поддержали идею-то все!

— Да я не критикую, кыся, — осклабился Родригес. — Это я так, для проформы ворчу… Славная была охота. Я даже маску страшную сделал, чтоб охотников и других любопытных пугать. Пусть думают, что я злой дух — Харги, как они говорят. В скафандре, да с этими пластиковыми клыками и биосканнером, будто синие глаза — это еще то зрелище, уверяю тебя! Вы, когда десять лет назад в анабиоз легли, не знаете, как я еще месяц тут колобродил — Первого и Второго тренировал, придумывал, как людей отпугивать от озера. Сразу после взрыва многие сюда лезли, что-то все выискивали... Ох, я тогда повеселился! Наверняка до сих пор у ночных костров про меня и роботов байки травят и непослушных детей ими пугают.

— Все, закончил, — сказал Жакуй, убирая прибор в кейс. — Небольшие следы останутся, сам понимаешь, в таких условиях…

— Просто отличная работа, доктор! — бегло осмотрев место ранения на груди охотника, заулыбался Родригес. — Ловко ты его заштопал. А дальше что делать с ним будем? Здесь оставим?

— Не знаю… Надо хозяйку спросить…

Ежевика как будто ждала, вышла на связь сама:

— Ну, как дела у смельчака? — раздался у них в голове мыслевызов Ежевики.

— Все в порядке. Жить будет. Долго и счастливо. В себя придёт, выберет с кем, — пошутил Жакуй. — Что с ним теперь делать?

— Хм… Для нашей операции нам не хватает еще одного человека… Давайте попробуем его уговорить нам помочь. А пока… Пусть полежит, поспит у тебя в капсуле в медбоксе. Заодно сил наберется.

— Будет исполнено.

Связь окончилась. Жакуй посмотрел на Родригеса и вздохнул:

— Джакобо, попроси Второго притащить сюда одну медкапсулу из бокса. Заберем аборигена на корабль.