Marlagram

...
Как это может работать? Например, так: люди с хорошими когнитивными способностями чаще задумываются о будущем и планируют карьеру. Поэтому они, с одной стороны, с большей вероятностью поступят в приличный колледж, а с другой — отложат рождение детей «на потом», чтобы сначала найти хорошую работу, купить дом и т.д. А надо сказать, что в тот момент, когда в человеческой голове зарождается мысль, что не надо заводить детей в 18 лет, а лучше сначала чего-то добиться в жизни, — в этот самый миг дарвиновская приспособленность (репродуктивный успех) этого человека с громким треском обрушивается. Особенно если всё происходит в эпоху всеобщей доступности средств планирования семьи (это, кстати, пример того, как культурная эволюция влияет на генетическую). Плодовитый период нашей жизни недолог, и ожидаемое число детей связано с возрастом рождения первого ребенка очень жесткой обратной зависимостью.
...

...

Влечение к алкоголю обусловлено эволюционно

Владислав Солдатов,
ассистент кафедры фармакологии и клинической фармакологии Белгородского государственного национального исследовательского университета

В ряду чемпионов по метаболизму алкоголя наши предки оказались около 10 млн лет назад, когда резкое изменение климата привело к дефициту источников питания. Им пришлось стать менее разборчивыми и собирать с земли упавшие плоды не первой свежести. Плоды были вполне съедобными, но повышенное в результате ферментации содержание этанола в них влекло довольно неприятные последствия.

По данным эволюционных генетиков, примерно в это время естественным отбором была поддержана мутация, которая привела к увеличению активности алкогольдегидрогеназы (ADH) — фермента, ответственного за первый этап метаболизма этанола. Общий предок людей, шимпанзе и горилл развил версию ADH в 40 раз более эффективную при метаболизме этанола.
...
Есть еще два фермента, которые очень важны для расщепления этанола, — цитохром p450 2E1 (CYP2E1) и каталаза (CAT). В отличие от ADH, их функция реализуется в первую очередь не в печени, а в мозге. Такая стратегическая локализация компенсирует маленький суммарный вклад в общий метаболизм этанола, поэтому неудивительно, что полиморфизм генов CYP2E1 и CAT также связан с риском и тяжестью алкогольной зависимости.
...
Полиморфизмом гена дофаминового рецептора DRD2 влияет на предрасположенность к алкогольной зависимости. Мутации, которые снижают активность дофаминового рецептора 2-го типа, приводят к меньшему насыщению фиксированными дозами этанола и побуждают к повторному его употреблению. Мыши, лишенные этих рецепторов, значительно реже отказываются от находящихся в свободном доступе растворов этанола и сахара.

Риск алкоголизма увеличивают и мутации в гене SERT. Этот ген кодирует белок, ответственный за обратный захват серотонина нейронами и снижение его концентрации в синаптической щели. Другой ген со схожей функцией, MAO-A, кодирует белок, расщепляющий дофамин и серотонин. Полиморфизм данного гена связан со многими нейропсихическими расстройствами, включая склонность к алкоголизму.
...
Помимо описанных генов весомый вклад вносят также многие другие: KLB, GCKR, AUTS2, SGOL1, SERPINC1, CHRM2, KCNJ6, PECR, IPO11. Их список продолжает пополняться, но важно, что эффект большинства из них выявляется только в конкретных популяциях, например только у европейцев или только у азиатов. Кроме того, роль в риске развития алкогольного пристрастия могут играть другие наследуемые факторы, не связанные с одним геном. Например, размер печени или конституция тела, которые в какой-то мере определяют переносимость алкоголя.

В целом генетики оценивают генетическую детерминированность алкогольной зависимости примерно в 50%. То есть вклад генетики примерно равен вкладу окружающей среды (культурные особенности, низкий уровень жизни, психотравмирующие обстоятельства и т. п.). И разумеется, не существует какого-то одного гена, который со стопроцентной вероятностью приковывал бы своего хозяина к рюмке.
...

Анализ выборки, включающей почти 300 тысяч неродственных друг другу жителей Великобритании с известными генотипами, позволил выявить 150 участков генома (локусов), нуклеотидные вариации в которых достоверно коррелируют с уровнем дохода. Оказалось, что «гены богатства» — это по большей части те же самые гены, для которых ранее была показана связь с интеллектом и уровнем образования. Многие из них вовлечены в работу мозга, преимущественно экспрессируются в определенных отделах мозга (лобная кора, передняя поясная кора, прилежащее ядро, мозжечок) и влияют на работу ГАМК-эргических и серотониновых нейронов. Результаты показывают, что социоэкономическое неравенство в современной Великобритании имеет в том числе и генетические корни. Люди с высокой генетической предрасположенностью к богатству позже начинают обзаводиться детьми и оставляют в среднем меньше потомков, что указывает на отрицательный отбор по «генам богатства».
...
Оказалось, что чем сильнее статистическая связь гена с уровнем дохода, тем выше вероятность, что этот ген экспрессируется преимущественно в мозге (особенно в мозжечке, лобной коре, передней поясной коре и прилежащем ядре), а также почему-то в семенниках.

«Гены богатства» (этот некорректный термин я использую вместо громоздкой формулировки «гены, аллельное состояние которых ассоциировано с различиями по уровню дохода у современных британцев») имеют значимо повышенный уровень экспрессии в нейронах (но не в других клетках мозга, таких как клетки глии), а особенно в двух разновидностях нейронов: ГАМК-эргических средних игольчатых нейронах (medium spine neurons), которых много в прилежащем ядре и которые, по-видимому, играют важную роль в обучении на опыте, и в серотониновых нейронах. Значимой приуроченности экспрессии «генов богатства» к каким-то определенным возрастам или стадиям развития мозга не было обнаружено.

Еще одна заслуживающая упоминания статистическая закономерность состоит в том, что участки генома, содержащие снипы, ассоциированные с доходом, характеризуются повышенной консервативностью: у предков британцев на них действовал очищающий отбор, выбраковывавший большинство возникавших здесь мутаций. Это говорит о важной функциональной роли этих участков и согласуется с идеей о том, что они важны для нормальной работы мозга.
...
В частности, у людей с высокой генетической предрасположенностью к богатству реже встречаются (или в среднем слабее выражены) такие признаки, как синдром дефицита внимания и гиперактивности, утомляемость, невротизм, курение, ожирение, депрессия, коронарная недостаточность, шизофрения, болезнь Альцгеймера и диабет 2-го типа. Кроме того, у них выше общая удовлетворенность жизнью и они чаще оценивают собственное здоровье как хорошее. И в общем-то правильно делают, потому что живут они в среднем дольше, чем люди с менее выраженной наследственной предрасположенностью к богатству.

Но есть и исключения из этого правила: обнаружилась положительная генетическая корреляция между богатством и такими неприятными фенотипическими признаками, как анорексия, биполярное расстройство, а также «тревожность» и «уязвимость» (последние два фенотипа входят в состав более общей характеристики «невротизм», который в целом ниже у людей, генетически предрасположенных к высокому доходу).

Рисунок 4 также показывает, что люди, у которых много «генов богатства», имеют в среднем более крупные головы, выше ростом, чуть больше спят и чаще бывают совами (а не жаворонками) по сравнению с людьми, у которых генетическая предрасположенность к высокому доходу выражена слабее.
...
Люди с высокой генетической предрасположенностью к богатству в среднем позже начинают заводить детей и оставляют меньше потомков по сравнению с людьми, генетически не склонными к высоким доходам. Это значит, что «гены богатства», скорее всего, постепенно выбраковываются отбором из генофонда жителей развитых стран — точно так же, как и «гены образования»
...
В целом работа довольно убедительно показала, во-первых, что уровень дохода современных британцев отчасти зависит от генов, во-вторых — что эта связь в значительной мере опосредуется интеллектом. Чтобы избежать неправильных интерпретаций (а заодно и нередких в наше время обвинений в «биологизаторстве», «генетическом детерминизме» или еще в каком-нибудь неполиткорректном «изме»), авторы долго и подробно объясняют, что найденные ими снипы и локусы некорректно называть «генами богатства», потому что они влияют на богатство не очень сильно (оценка наследуемости уровня дохода, получившаяся у авторов, действительно не слишком высока: 7,39%). К тому же это влияние далеко не прямое. Оно осуществляется через множество промежуточных звеньев (начиная с уровней экспрессии определенных генов в определенных разновидностях нейронов и отделах мозга) и на каждом шаге последовательно «разбавляется» влияниями среды
...

...
как Вуттон понимает предмет своего исследования. Он видит в Научной Революции длительный и многоплановый процесс преобразования европейского культурного поля, который привел к выстраиванию совершенно новых отношений между Природой и Цивилизацией. Ему предшествовал целый ряд важнейших социокультурных и технологических инноваций, которые стали важными предпосылками возникновения науки. Это рождение книжной печати как надежного и универсального способа распространения, копирования и хранения информации; постепенное ослабление доверия к безусловным авторитетам прошлого и усиление роли критического мышления; институционализация идеи открытия и права на его авторство; обогащение мышления и языка такими интеллектуальными инструментами, как понятия факта, гипотезы, теории и закона природы; изобретение оптических приборов, барометров, точных часов и других измерительных инструментов; успешный интеллектуальный бунт математиков против философов, а тех и других — против теологов, и многое другое.
...
Вуттон предлагает для Научной Революции точные даты ее начала и завершения: 1572 и 1704 годы.
...
В конце XVI столетия типичный хорошо образованный европеец (Вуттон ради определенности говорит о британском джентльмене) почти наверняка допускал существование ведьм и оборотней и не сомневался в надежности алхимии и астрологии. Он верил, что природа боится пустоты, магниты теряют силу под действием чеснока, труп кровоточит в присутствии убийцы, кометы предвещают бедствия, а правильно понятые сновидения предсказывают будущее. Он принимал как аксиому, что Земля неподвижна и пребывает в центре мироздания (хотя, возможно, кое-что слышал о Копернике). Он считал Аристотеля величайшим интеллектуальным авторитетом во всей истории человечества, а его познания о природе ограничивались изучением трудов Плиния Старшего, Галена и Птолемея или, что вероятней, их популярных изложений. У него была и личная библиотека — два-три десятка книг.

Теперь, продолжает Вуттон, перенесемся вперед на полтораста лет, примерно в 1730 год. В это время британец с тем же социальным и образовательным статусом обладал куда большими научными знаниями, чем его современник во Франции, Италии, Германии и даже Нидерландах. Скорее всего, ему уже довелось посмотреть и в телескоп, и в микроскоп, и он знал, как устроена Солнечная система. У него были хорошие часы, а возможно, и ртутный барометр, с помощью которого он следил за погодой. Он не верил ни в ведьм, ни в оборотней, ни в волшебников, ни в зловещие предзнаменования, связанные с кометами. Он прекрасно понимал, что радуга — это не божий знак, а результат преломления солнечного света в дождевых капельках. Он слышал или читал о паровых машинах, а возможно, что и наблюдал их в работе. Ему было известно, что есть множество живых существ, которые не видны простым глазом, и что сердце перекачивает кровь наподобие механического насоса. Он исключал возможность предсказания будущего и, скорее всего, полагал библейские чудеса поэтическими метафорами. Он считал Ньютона величайшим в мире ученым и с энтузиазмом верил в прогресс и в науку. Его библиотека насчитывала сотни или даже тысячи томов, и ему даже в голову не приходило сомневаться в том, что современное человечество во всех отношениях намного обогнало античный мир.
...
Оказывается, понятие факта в его современном значении вошло в латынь, французский и итальянский языки только в XVI столетии, а в английском закрепилось лишь к середине XVII века.
...

...
Международный Статут о Секретности (англ. International Statute of Wizarding Secrecy) — закон, принятый в 1689 году. Тогда весь волшебный мир ушел в подполье.

Этим законом регулируется множество положений, касающихся сохранения секретности, в том числе и одежда, в которой маги могут посещать общественные места маглов.
...

...
Еще недавно казалось, что «дело Вавилова и Лысенко» изучено досконально, акценты расставлены, выводы окончательны и пересмотру не подлежат. Тем не менее за последние 10 лет в России развернулась кампания по реабилитации Лысенко с резкими обвинениями в адрес Вавилова. Потоком идут статьи и книги с претензиями на «прагматичное» переосмысление прошлого. Высокая активность их авторов, поддержка со стороны общероссийских газет («Литературная газета», «Культура»*) и части федеральных телевизионных каналов, а также передача о Лысенко (Первый канал ЦТ, «Жизнь замечательных людей», сер. 39) создают впечатление координируемой масштабной акции и заставляют задуматься об угрозе «неолысенковщины», о которой впервые заговорил выдающийся генетик и эмбриолог Л. И. Корочкин [21].

В числе первых с претензиями на «трезвое» переосмысление научного наследия и Вавилова, и Лысенко выступили авторы, далекие от биологии, но ищущие в ее прошлом оправдание сталинизму. Среди них были, например, бывший директор завода ферросплавов Ю. Мухин и некто С. Миронов, именующий себя то медиком, то генетиком. В сочинениях Мухина «Продажная девка — генетика. Познание мира или кормушка» (2006) и Миронова «Дело генетиков» (2009) Вавилову противопоставляется Лысенко, который стал жертвой некоего всемирного заговора против России. Основной лейтмотив подобных сочинений состоит в том, что Лысенко принес большую пользу государству и нанес огромный ущерб врагам русского народа, чувствительно задев болевой нерв «мировой демократии». Дискредитируя лидеров генетики, авторы называют ее «чумой XX века», «пятой колонной» американского империализма, сионизма, троцкизма. В книге «Генетическая бомба» (2006, 2009) экономист Ю. А. Бобылов приписывает им замыслы разрушения генофонда России путем массового внедрения генетически модифицированных организмов (ГМО) и создания «генетической бомбы», действующей только против «белой расы».
...
В 2016 г. дискуссия приняла международный характер. В книге «Призрак Лысенко» известный эксперт по российской науке Л. Грэхем интерес к Лысенко объясняет успехами эпигенетики, ростом влияния православной церкви и усилением популярности сталинизма, а также желанием властей, разыграв националистическую и патриотическую карту, поставить науку под контроль [26]. «Дело Вавилова и Лысенко» автор специально не рассматривает, но, полагая, что эпигенетика доказала наследование приобретенных признаков, не желает записывать это в актив Лысенко, так как все его верные идеи, включая яровизацию, не оригинальны, а оригинальные ошибочны [26, p. 141–142]. В монографии «Лысенковская контроверсия как глобальный феномен. Генетика и сельское хозяйство в Советском Союзе и за рубежом», в подготовке которой участвовали ученые девяти стран, специальная глава посвящена причинам современных попыток оправдать лысенкоизм [2, v. 2, p. 207–236]. В ведущих биологических журналах стали появляться статьи о том, что современные достижения в области эпигенетики не имеют никакого отношения к идее наследования приобретенных признаков [27].
...
Разногласия в оценке «дела Вавилова и Лысенко» в значительной степени обусловлены тем, что до сих пор как синонимы употребляются разные понятия: лысенкоизм и лысенковщина. Термин «лысенкоизм», введенный в середине 1940-х годов американскими генетиками, означал совокупность концепций (мичуринская агробиология, мичуринская генетика, советский творческий дарвинизм), представлявших собой смесь агрономических приемов, догенетических представлений и постулатов разных эволюционных гипотез. Их объединяющим началом служили представления Лысенко о наследственности как о свойстве, присущем каждой частице организма, который адаптивно реагирует на изменения среды. Во многих странах в 1930-х — начале 1950-х годов они воспринимались некоторыми учеными как наука, поскольку те были ламаркистами и к тому же верили, что СССР олицетворяет будущее человечества и может развивать только передовую науку. На укрепление этой веры власти СССР тратили огромные средства не только в пределах социалистического блока, но и в Италии, Франции, Японии [2, v. 2, p. 3–158].

Термин «лысенковщина» в литературу вошел в годы перестройки. Под ним понимали борьбу с конкурентами с помощью властных структур. Эта практика сложилась в условиях жесткого распределения средств на исследования без всесторонней экспертизы и без учета состояния мировой науки. Суть лысенковщины состояла в утверждении монополии одного ученого, тогда как его научные оппоненты подвергались шельмованию и преследованию, вплоть до уничтожения. Лысенковщина — антимейнстрим мировой науки, циничное игнорирование научной методологии и базовых норм и ценностей науки.

Вавилова погубил не лысенкоизм, а лысенковщина как одна из форм продвижения «идеологически корректных наук» при помощи политических аргументов, доносов и репрессий. На уровень государственной политики нечто похожее было возведено во Франции, когда ученые-якобинцы, ратуя за революционную науку, отправляли конкурентов на гильотину. В XX в. продвижение государством «идеологически корректных наук» стало рутинной практикой во многих странах. Причем не всегда «идеологически корректная наука» была псевдонаукой. Лысенковщина расцвела в СССР в условиях противостояния «двух миров и двух идеологий» и кризиса сельского хозяйства. Как практика борьбы с конкурентами она сложилась в СССР до появления Лысенко на высоких постах, и Вавилов впервые с ней столкнулся в годы культурной революции (1929–1932), когда молодые выдвиженцы терроризировали ученых доносами, публичными проработками, письмами в газеты, инспекциями [28]. Лысенковщина и привела его к гибели, и на нем нет вины за выдвижение Лысенко.
...

...
Но есть в санскрите и более серьезные трудности. Дело в том, что санскрит — язык, поддерживаемый искусственно. Язык необычайно изощренной литературы в огромном количестве ее ветвей и школ, каждая из которых необычайно гордилась своими изобретениями в области словоупотребления. Поэтому если вы раскроете санскритские словари, то в некоторых местах ужаснетесь, потому что увидите слово, у которого сто двадцать семь значений. Как же тогда им пользоваться? Сто двадцать семь — это мое преувеличение, но, скажем, два-три десятка значений довольно часто будет включаться в переводы. Какое-нибудь слово корова будет иметь совершенно неимоверный ряд значений; кончится тем, что она будет означать «лучи» или «счастье» — я в данном случае фантазирую, но этого достаточно, чтобы дать общее представление. Вот это действительно настоящая трудность, с которой не справишься за такой срок, как с фонетикой или даже с морфологией. С другой стороны, потребность выражаться изысканно ведет к тому, что в хорошем классическом санскрите корову никто коровой не назовет. А назовут ее обязательно какой-нибудь «пестроходящей», «молочноглазой» и т. д. Змея никогда не будет названа змеей, хотя для этого есть прекрасное простое слово, родственное русскому. Но это слово простецкое, низкое, в хорошей литературе оно употребляться не должно, это был бы низкий плебейский стиль. И оно будет заменяться четвертым, восьмым, двенадцатым способом обозначения змеи. Знаменитый арабский ученый XI века, великий филолог Аль Бируни, который познакомился с санскритом, писал, что санскрит — «это язык, богатый словами и окончаниями, который обозначает разными именами один и тот же предмет и одним именем разные предметы». Так что эта особенность ясно наблюдалась уже в XI веке. Вот это действительно трудно.
...