Молодая женщина

Джон Лоуренс встретил ее в отеле на острове, где он ждал начала нападения японцев. Она разительно отличалась от всех других женщин в отеле. На вид ей было немного за двадцать. Изящные плечи, точеная длинная шея, хорошо посаженная красивая голова. Не по-женски широкий и высокий лоб, удлиненное овальное лицо. Не худая, но и без склонности к полноте. Слегка впалые щеки под высокими, почти монгольскими скулами. Тонкие запястья и лодыжки, а также лепка рук и лица создавали впечатление изысканности, так что она выглядела в этом окружении как породистая охотничья собака в загоне с ломовыми лошадьми. У нее были полные губы и большие, широко расставленные, слегка раскосые глаза такой насыщенной синевы, что казались почти лиловыми. Ее очень светлые, густые и при этом удивительно тонкой структуры волосы, падая от прямого пробора на плечи, сияли, словно свет лампы, вокруг ее головы.

Еще ребенком никогда не сомневалась, что ее жизнь, как бы ни сложилась судьба, обязательно должна оказаться стоящей. Даже в той обстановке полной безнадежности и распада, которая охватила после нацистской оккупации Голландию, откуда она бежала, она ни на секунду не сомневалась, что все это в конце концов стоит того для людей, которым выпала честь оказаться способными вынести эти муки. Ее вера в извечную непрерывность потока жизни из того, чему нет причины и объяснения и чего само время не может остановить, была так глубока, что она представлялась не столько формой верования, сколько неопровержимым знанием, идущим из самого сердца этой женщины.

Так и не покинула отель, когда началось наступление. Перед своим уходом на битву Лоуренс оставил ей сообщение, в котором просил с ним связаться после войны, но весточки так и не дождался. Когда Лоуренс находился в плену, память о ней всегда поддерживала в нем жажду жизни и веру в будущее.