А потом — и это ослепительно и, очевидно, преднамеренно, и удивительно — в один прекрасный день, во Всё-Возможно-в-Четверг, он дает ей право голоса. И, более того, — и это трудно объяснить, потому что годы спустя Леонард будет утверждать, что ничего подобного не заметил, — он смотрит на нее и говорит с ней, причем не просто так, словами, что ужасающе скучно, нет, он говорит ей всем своим видом, что это ее выбор, и она смотрит на него, просто смотрит и передает ему, что вот ее собственный выбор.