Карман вибрирует, и Аомине неохотно принимает вызов, сразу же отводя телефон от уха. Он прекрасно знает, что за болтушка ему звонит.

— Ну что, готов к матчу с любимым противником, малыш Аомине? — Кисе чуть не кричит в динамик, и Аомине отводит трубку еще дальше. — Ну, вторым любимым, после малыша Кагами, конечно!

Аомине молчит. За десять лет он устал от него: от внезапных звонков посреди ночи, от дерзких вызовов, от бесконечных — предсказуемых — побед. В Тейко они играли каждую пятницу. Теперь играют каждый раз, когда Кисе заносит в Токио. Зачем Аомине каждый раз соглашается — одному Кисе известно.

— Ты... — "худший соперник", хочет сказать Аомине. Есть враги, из стычки с которыми можешь и не выйти победителем. Есть враги, с которыми можно биться вполсилы, и Аомине с чистой совестью не бьется с ними вовсе.

А есть Кисе. Слишком сильный, чтобы Аомине мог не выкладываться на полную. Слишком слабый, чтобы выиграть хоть раз. А Аомине уже тошнит от чужих поражений.

"Надоело с тобой играть", — опять остается несказанным.

Кисе не поймет. Уж лучше бы он не играл вовсе, играл бы так плохо, чтобы можно было раздавить его, размазать по полю, размозжить ему голову баскетбольным мячом и плюнуть в лицо: "Забудь о баскетболе навсегда".

Но Кисе играет хорошо. Кисе играет потрясающе. Так, что Аомине, как бы себя ни отговаривал, не сдерживается, бросается в битву с головой, омерзительно чистые легкие горят без всякого дыма, голова ясная и пустая, и поэтому, когда матч заканчивается, злые усталые слезы на чужом лице бьют наотмашь.

— Думал, в этот раз получится, малыш Аомине, — Кисе дрожаще смеется, и Аомине просыпается. В голове туман, здоровые легкие жаждут сигаретного дыма — вот она, его реальность.