Комментарий к ориджиналу: Черное солнце

21 июля в 09:45 к ориджиналу Черное солнце

Несмотря на жуткие события главы и кровавую кульминацию, благодаря финалу ощущение от неё такие парадоксально светлые… Быть может, потому что этот долгожданный свет и нежность, и тепло, и доверие между Эдом и Эл приходят, искрят и заполняют собой всю эту выжженную пустошь, которую оставили после себя дни тревоги, томительного ожидания свиста топора.

Любовь Эдварда и Эл, их собственный свет — это, по сути, единственное, что они могут противопоставить окружающей тьме. Как люди, как влюбленные, как разведчики. Это, наверное, и единственное их спасение: взаимная любовь, даже с учетом всех препятствий и трудностей. Измена Эда не перестала быть таковой, но все следующие после нее события, и поведение Милна в них, его решения, говорят об одном: то, в самом деле, было ошибкой. Потому что несмотря на все ссоры и разлады, все непонимание они остаются вместе. И Милн пытается спасти Эл, потому что иначе он просто не может.

Рудольф вышел настолько омерзительным, что я даже не жалею, что ошиблась в своих надеждах, что Эл сможет его «поменять».

Когда в предыдущем комментарии вы упомянули о том, что, может быть, Эл удастся исправить Биттриха, я намеренно не стала ничего говорить: текст все объяснил за меня. Но я и сейчас убеждена, что таких, как он, ничего не исправит. Нам много льют воды о том, что они "не хотели", "не знали", "не подозревали", но все это блажь, намеренный обман. Все они знали, видели, понимали и принимали. Потому что такие биттрихи были воспитаны нацизмом и свято были уверены именно в том, о чем вы сказали: правда на их стороне, сила — за ними. Для таких цель оправдывает все средства. При этом "забавно", что эсесовцев, даже с учетом их "привилегированности", считали чем-то вроде элитных животных, которых неплохо было бы развести побольше. Но не людьми. Потому что человеческое и нацизм — несовместимы. Вот потому и он ведт себя именно так, без тени сомнений. В его мозг, пропитанный с детства идеями "превосходства арийской расы", даже не может зайти мысль о том, что его обращение с Эл — недопустимо. Он же, как сам шепчет, "элита, элита!".

И самое страшное для меня было, это «робкая надежда» Эл, с которой она сворачивалась в калачик на своей кровати, что Рудольф отступит. Почему это страшное? Быть может, я задумалась, что даже относительно таких подонков мы продолжаем надеяться на лучшее, на какое-то исправление, озарение… Дело не в том, что это мало возможно, а в том, что они сами совершенного этого не хотят. Они _уверены_ что с ними все в порядке. Более того, они уверены, что просто герои, молодцы, умницы, передовые люди, избранные! Поистине, дьявольская гордыня. Только дьявольская не для байронического загадочного героя, а для такого вот животного. А еще это зверское «сначала я, потом ты». Просто передернуло. Настолько ярко высвечивает одна эта фраза полнейшую беспринципность, и при этой самой гордыни совершенное отсутствие даже не то чтобы принципов, а банального собственничества, что ли? Будь он чудовищем, так утащил бы в свое логово добычу и заявил бы на нее права. А тут он далеко ходить не будет. Разделает прям в машине на заднем дворе. И еще поделится. Единственное, что его заботит – это первенство, такое мелочное тщеславие, просто плюнуть и растереть, но потом у этой гадины в руках оружие, на груди ордена, на лице – сытое довольство и убежденность, что ему причитается все самое лучшее, ведь он правда старался, не сидел сложа руки, выполнял свой «долг», до поры соблюдал приличия…

Столько нюансов и черт подмечено вами. Спасибо за такое трепетное внимание к истории. Да, что могла сделать Эл в ответ на притязания Руди? Ничего. Рассказать Эду? Чтобы он снова, собрался в ночь выслеживать, на этот раз, Биттриха? И чтобы снова был этот дикий риск, когда от любого неверного шага под угрозой — он сам, Эл, их миссия? Слишком высока цена, и, думаю, Эл боялась додумывать до конца, но понимала, что придется дать Биттриху то, что он хочет. Слава богу и Эдварду, — не пришлось. Передать не могу в словах всю степень омерзения перед такими, как "Руди". И конечно, то, как он обходится с Эл, не вызывает даже намека на нормальное обращение. Вот уж действительно, обращение как с куском мяса, не более того.

Эд, ты герой. Да, убийство ССовца это практически смертный приговор, и я очень переживаю, как Эд и Эл будут себя защищать от следствия и обвинений, но в момент этой жуткой сцены, когда это животное еще и заграбастало Эл и пыталось ей прикрыться, а у Эда начался приступ… я только и думала: пожалуйста, сделай это. Успей сделать это, Эд. И Эл ему помогла! Этот прилив нечеловеческих сил, будто в агонии, сделал ее еще более прекрасной. Мне безумно нравится, что она остается хрупкой, растерянной, вынужденной заковывать себя в броню и тихонько плакать в кулак, пока никто не видит (правда, слез уже почти не осталось, вместо них – нервически резкие движения, закушенные губы и намотанная нитка на палец), она не становится клишированной шпионкой из фильмов с пистолетом в подвязках, и она не знает супер захватов, чтобы отбить насильнику все, что нужно – нет, этот прилив сил он спонтанный, почти сверхъестественный, чудесный и настолько… правдивый, искренний, просто вот.. ну, любовь, жизнь, борьба, все было в этом ее порыве. И это очень мощный выход на свет из мрака, который за главу сгустился так, что ощущался почти физически, как плотная вата вокруг.

Всех слов благодарности, по-моему, для Эдварда мало. Но иначе, повторю, он не мог. "Отдать" Эл Биттриху? Испугаться того, что последует за расправой над "элитным" воином СС? Сомневаюсь, что такие мысли были у Милна в тот момент. Хотя он, как никто другой понимает, чем это может грозить. Про Биттриха и его смерть речь еще пойдет дальше, и "следствие" по его смерти не будет обычным. То, что Эл не стала клишированной шпионкой — полностью ее заслуга. Есть в ней это чудесное и удивительное, прекрасное и чисто женское сочетание внутренней силы и внешней хрупкости. При этом, этой же самой хрупкостью она рискует не раздумывая, в таких случаях, как этот. Главное, что сердце Эл не чернеет в своей основе. Иначе можно было бы сказать, что замысел Баве и нацистов удался. А дышать в этой главе, очень трудно, вы правы. Еще труднее, чем в прежних. Несмотря на лето, воздух и красоту Берлина. Потому что кровь, тяжелая и умышленно разлитая, со всей жестокостью, перевешивает так сильно, что еще чуть-чуть, и — сходишь с ума. И тогда, как спасение, и приходит любовь Эдварда и Эл.

Эти нацисты в черной своей форме как эти мухи, когда Эд и Эл шли к дому Гиббельсов (каждый раз, когда читаю и пишу эту фамилию, не перестаю думать, как здорово вы поменяли одну-единственную букву, чтобы слово «гибель» звучало еще более явно), у меня вместе с Эдом было желание выйти куда-нибудь и продышаться свежим воздухом. И, кстати, тот крохотный факт, что в этот момент, когда Эд ощутил и тревогу, и нежелание идти туда, именно Эл так спокойно, мужественно улыбнулась, пообещала ему, что все будет хорошо, хотя очевидно же, что нет, взяла за руку и повела вперед, в жерло вулкана – это было мощно. Вот оно, большое мужество маленькой и хрупкой женщины. Бесконечно прекрасной и светящейся изнутри той любовью, которая одолевает в ней гордость и обиду. Я любовалась ими в финале, любовалась их победой над насильником, их победой над отчуждением между друг другом…

Притом, как красива, в самом деле, была эта черная форма. На красивых внешне эсесовцах, на ладной фигуре, она, и правда, сидела идеально. Все, как хотел Гиммлер, как отшил Хуго Босс. Знаете, фамилии главных уродов я меняла после того, как мне в одном литературном агентстве заявили, что историческая составляющая текста — так себе, и что читатели меня едва ли не повесят за "вольности". Чтобы встречать подобных, сомнительных отзывов поменьше, я и изменила фамилии. Но когда вы говорите о "Гиббельсе", мне теперь вспоминается описание его обгоревшего трупа, возле канцелярии Гитлера, в мае 1945-го. Это очень четко, жутко описано Еленой Ржевской в ее записях ("Берлин. Май 1945-го"). Обгоревший труп, усохшая нога, огромная, в сравнении с мелким телом, голова и обгоревший кусок желтого галстука на шее.
В том, как Эд не хотел идти на вечер, я снова вижу проявление его тревоги за Эл. Того, чего и близко не было, когда он работал один. Думаю, тогда и мысли не возникало у него, что он не хочет быть там, где должен. Долг довлел надо всем. Тут тоже долг очень сильный, но он смешан с любовью, что гораздо превыше его по меркам сердца, а не рассудка. В то же время Эл, даже с учетом ее хрупкости, поддерживает Милна, помогает ему. И это тоже очень важный момент в их отношениях. А та сцена в конце, между ними, она настолько трепетная для меня, что и сейчас без волнения не могу ее читать: столько всего, из пройденного ими пути, и вынесенного из разных испытаний, стоит за внешней, физической лаской или слезами Эл.

И отдельно благодарю, как всегда, за тщательно прописанные исторические реалии. Вновь вспоминать подробности этого шакальего восхождения к власти очень нужно, поучительно, и дает пищу для размышлений.
Спасибо вам!

Спасибо вам за внимание к этой части истории Эл и Эда. Читать, смотреть хронику, а потом пытаться описать то, что названо "ночью длинных ножей" было тяжело. Но необходимо.

п.с. еще классная деталь, что Эл, несмотря на домогательства и страшную обстановку в стране все равно переживает о показе мод, о своей работе, о том, что у нее не очень удаются складки на платье – это очень жизненно, когда несмотря на пугающие большие проблемы, маленькие неприятности могут изводить нас даже сильнее.

Да. Потому что мы — люди. Потому что мы состоим и из духа, но и из плоти, вполне земной, со своими заботами и потребностями. И большое в нашей жизни всегда сочетается с "малым". А иногда в малом может быть гораздо больше, чем в духовном или большом.

Спасибо вам огромное за отзыв!