Комментарии «"Л" значит Лили. Часть II» (гет)

Вторая часть истории сохраняет те сюжетные и стилистические слои, которые были в первой, а также добавляет новые. Они как бы просвечивают, образуя играющий гранями кристалл, где, в соответствии с сюжетом, мерцают альтернативные версии будущего и разноцветные лучи истин, полуправд и заблуждений.
Среди «слоёв», общих с первой частью фанфика, – ярко прописанные декорации: пейзажи, интерьеры, детали. Магические вещи убедительны не меньше обычных: чернильница на тонких ножках, опасливо семенящая «подальше от важных документов», или портрет, страдающий чесоткой из-за отслаивающейся краски. Автор делится с Лили не только острым глазом, но и чувством юмора: завывания Селестины Уорлок «похожи на брачную песнь оборотня», а Северус припечатан меткой фразочкой: «Пока всем нормальным людям выдавали тормоза, этот второй раз стоял за дурным характером».

Второй слой создают вписанные в сюжет реалии «маггловского мира». Прежде всего это действительные события: катастрофы, теракты, отголоски избирательной кампании.
Далее – расползшаяся на оба мира зараза бюрократизма, возникающая с появлением в сюжете Амбридж и ее словоблудия:
– В целях укрепления дружбы, сотрудничества и межведомственного взаимодействия, а также сглаживания культуральных различий и обеспечения, кхе-кхе, адаптации и интеграции в безопасную среду… мониторинг соблюдения законодательства о недопущении дискриминации лиц альтернативного происхождения…
Чувствуется, что автор плотно «в теме». И не упускает случая отвести душу:
– Демоны, которых они призывают... скажем так, я боюсь, что их права не в полной мере соблюдаются.
– В твоем отделе демоны приравнены к лицам альтернативного происхождения?
Еще один мостик к магглам – культурные ассоциации, от статуй до текстов, от «20 000 лье под водой» до Иссы / Стругацких и Библии (Послание к коринфянам и Песнь Песней).

Следующие слои образованы колебанием «альфа-линии». Действие происходит в Отделе Тайн, в группе сотрудников, работающих с прогнозами будущего, и его альтернативные версии то и дело стучатся в сюжет, как судьба в симфонии Бетховена.
Третий, условно говоря, слой – это «канон». Тут и упоминание об Аваде, которую «теоретически» можно пережить, и видение Лили о зеленоглазом мальчике, и вполне реальное взаимодействие с Трелони и Амбридж, и мелькающие на самом краю сюжета фигуры, вроде соседки Лили миссис Моуди или Августы Лонгботтом, которая просто проходит мимо Лили («пожилая ведьма в шляпе с чучелом птицы»). Профессор Шевелюрус – «духовный отец» Локонса.
А сценка в Мунго, где Северус жадно слушает целителя Фоули, прямо отсылает к лекции профессора Снейпа о зловещем обаянии Темных Искусств — и, чего греха таить, к его педагогической методике:
«От «блеющего стада баранов, по недоразумению именуемого будущими целителями, напряжения межушного ганглия никто и не ждал, от них требовалось просто вспомнить этот материал на экзамене, – целитель Фоули обвел аудиторию тяжелым взглядом».
(продолжение ниже)

(продолжение)
Четвертый сюжетный слой держит на себе детективную линию, где опять-таки события прошлого сплетены с настоящим. Otium использует испытанный веками прием классической трагедии: читатель, владеющий относительно полным знанием о событиях, с ужасом наблюдает, как герои вслепую движутся к катастрофе. Время от времени в Отделе Тайн мелькает зловещая фигура Руквуда (Лили ничего о нем не знает, но Эдди явно что-то подозревает). Тут же ошивается Петтигрю. Вспыливший Северус внезапно сообщает Лили (и его осведомленность тоже весьма подозрительна), что один из ее коллег – «троюродный брат Розье и племянник Нотта»…
Другой пример: Лили не может припомнить, где слышала имя Фаддеуса Феркла, наложившего проклятие на своих потомков. Между тем один из них работает рядом с ней – и тоже не знает об этом проклятии (хотя, по роковой иронии судьбы, упоминает о нем как о некой невероятности). Оно будет непосредственно связано с его гибелью.
Сюда же относится пророчество о «принце, который не принц». Лили вспоминает его – уже не впервые – как раз перед тем, как приходит записка от Северуса, сообщающая, что его настоящим дедом был Сигнус Блэк. Но так и не соотносит пророчество ни с ним, ни с собой. (Хотя, строго говоря, Принц и без того не является принцем.) Больше того, Лили – возможно бессознательно – вводит в заблуждение Эдди, утверждая, что разбитое пророчество не далось ей в руки (а стало быть, не имеет к ней никакого отношения).

Наконец, тема флуктуаций, непосредственно связанная с загадкой будущего. Мадам Мелифлуа говорит о новой, 3087-й дороге, проложенной выбором Лили, а выбитая из равновесия Берта зловеще обещает «немножко помочь» той судьбе, от которой, по ее мнению, Лили злонамеренно увернулась. Но она и тут старается отмахнуться от тревоги, которую ей все это внушает.
Как раз характер героини и есть точка свода, на которой держится этот сложный и многоходовой сюжет. В отличие от большинства снэвансов, здесь в центре именно Лили: ее глазами мы видим все события, и через свое отношение к ним показана она сама. В ней множество противоречий – но именно тех, что бывают в характере живого человека, а не неудачно слепленного литературного персонажа. В Лили уживается острый ум и крайняя наивность, проницательность и слепота, страстная тяга к справедливости и способность не разобравшись рубить сплеча.
Юмористический штрих: сходу увидев в «Нарциссе» кошку, она не обнаруживает своего заблуждения, хотя успевает вволю за ней поухаживать и даже обработать от блох и паразитов. Так же она принимает за розыгрыш утверждение, что мадам Мелифлуа – слепая.
Во многом Лили видит не тот мир, который есть, а тот, который существует у нее в голове, «правильный»: «Нет, эти люди точно шарлатаны – интересно, на что они рассчитывают?» Уверенность, что шарлатаны не могут иметь успеха, до боли противоречит очевидности (хотя бы раздражающему Лили успеху «профессора Шевелюруса»). Но для нее «должно быть» (в ее понятиях) = «так и есть».
(окончание ниже)

(окончание)
«Ясно же, что никакая власть не захочет договариваться с такими отморозками. А если Министр вздумает выкинуть какой-нибудь фортель, Визенгамот отправит его в отставку, только и всего!»
«Было бы из-за чего поднимать панику! Вряд ли кто-нибудь поверит этим лживым бредням – да и Визенгамот наверняка не дремлет и скоро их опровергнет».
Ну да. В Визенгамоте сидят мудрые люди: это вам не тупые курицы, которые польстятся на рекламу Шевелюруса. И уж конечно, кроме как о высшем благе, ни о чем думать они не могут.
Типичная логика Лили:
«Но кто мог ее убить и за что? Она ведь ничего плохого не делала, только помогала людям…» (= Убивают только за причиненное зло)
«Значит, он все-таки кого-то проклял. Но почему? Ей казалось, он хороший человек…» (= На плохие поступки способны только плохие люди)
«Он же просто актер! Да, сыгравший дурацкую роль в дурацком спектакле, – но разве за это можно убивать?» (Недозволительное = немыслимое; «may» = «can»)
«Да, недоразумение с Северусом разъяснилось…» – На самом деле все разъяснение заключается в фразе: «Это же Блэк и Поттер, они врут как дышат! Разве можно им верить?» (= Лжец лжет в любом случае, и мы даже разбираться не станем)
«Вранье, наглое, беспардонное вранье того человека…» (А это уже про Северуса… и точно так же некстати)
Другая черта Лили, тоже связанная с этой безоглядностью, чисто гриффиндорская (хотя слегка ошарашенный ее казуистикой Северус и говорит: «это... очень по-слизерински»). Называется она «вообще нельзя, но НАШИМ – можно и нужно». Это, разумеется, ее отношение к служебной тайне. Сразу после предупреждения о строго секретном характере проекта Лили отыскивает формальную лазейку для нарушения запрета:
«Хоть в лепешку расшибется, а найдет способ. Окажется, что книги нельзя выносить – скопирует, запретят копировать – прочитает и запомнит, а потом отдаст ему воспоминание... И плевать на все – в конце концов, это не служебная тайна, а всего лишь научная литература!»
Чисто интуитивно Лили не только не желает слышать о точной мере вины Северуса в трагедии (это как раз очень в ее духе: ДА или НЕТ, черно-белый мир), – ей пока не приходит в голову спросить то же самое про себя. Эта сцена «рифмуется» с эпизодом, где Лили беседует с Ремусом, убеждая его порвать с бессовестными друзьями. А тот только тихо замечает, что сам лишь недавно осознал меру собственной вины: «Куда уж мне... прощать или не прощать».
Припоминая Северусу его старые эксперименты, Лили негодует: «Кто из нас должен был пострадать, чтобы до тебя наконец дошло?» Ее упрек справедлив. Но он справедлив в отношении многих героев повести.
Редкий случай: к финалу вариативность сюжетного пространства не сужается, а расширяется – число альтернативных версий будущего здесь еще больше, чем в конце I части. Но даже если Otium не найдет возможности продолжить эту историю, в сущности, здесь уже сказано очень много – и очень убедительно.
Хотя жить – значит надеяться. И для героев повести, и для ее читателей.
Спасибо, автор!

Ormona
Да-да, вот кто Локхарту добрый пример-то подал! Везде поспел - не мытьём, так катаньем))
А и то сказать: люди заслуживают получить то, чего хотят («просто помойте голову!..»)