(окончание)
«Ясно же, что никакая власть не захочет договариваться с такими отморозками. А если Министр вздумает выкинуть какой-нибудь фортель, Визенгамот отправит его в отставку, только и всего!»
«Было бы из-за чего поднимать панику! Вряд ли кто-нибудь поверит этим лживым бредням – да и Визенгамот наверняка не дремлет и скоро их опровергнет».
Ну да. В Визенгамоте сидят мудрые люди: это вам не тупые курицы, которые польстятся на рекламу Шевелюруса. И уж конечно, кроме как о высшем благе, ни о чем думать они не могут.
Типичная логика Лили:
«Но кто мог ее убить и за что? Она ведь ничего плохого не делала, только помогала людям…» (= Убивают только за причиненное зло)
«Значит, он все-таки кого-то проклял. Но почему? Ей казалось, он хороший человек…» (= На плохие поступки способны только плохие люди)
«Он же просто актер! Да, сыгравший дурацкую роль в дурацком спектакле, – но разве за это можно убивать?» (Недозволительное = немыслимое; «may» = «can»)
«Да, недоразумение с Северусом разъяснилось…» – На самом деле все разъяснение заключается в фразе: «Это же Блэк и Поттер, они врут как дышат! Разве можно им верить?» (= Лжец лжет в любом случае, и мы даже разбираться не станем)
«Вранье, наглое, беспардонное вранье того человека…» (А это уже про Северуса… и точно так же некстати)
Другая черта Лили, тоже связанная с этой безоглядностью, чисто гриффиндорская (хотя слегка ошарашенный ее казуистикой Северус и говорит: «это... очень по-слизерински»). Называется она «вообще нельзя, но НАШИМ – можно и нужно». Это, разумеется, ее отношение к служебной тайне. Сразу после предупреждения о строго секретном характере проекта Лили отыскивает формальную лазейку для нарушения запрета:
«Хоть в лепешку расшибется, а найдет способ. Окажется, что книги нельзя выносить – скопирует, запретят копировать – прочитает и запомнит, а потом отдаст ему воспоминание... И плевать на все – в конце концов, это не служебная тайна, а всего лишь научная литература!»
Чисто интуитивно Лили не только не желает слышать о точной мере вины Северуса в трагедии (это как раз очень в ее духе: ДА или НЕТ, черно-белый мир), – ей пока не приходит в голову спросить то же самое про себя. Эта сцена «рифмуется» с эпизодом, где Лили беседует с Ремусом, убеждая его порвать с бессовестными друзьями. А тот только тихо замечает, что сам лишь недавно осознал меру собственной вины: «Куда уж мне... прощать или не прощать».
Припоминая Северусу его старые эксперименты, Лили негодует: «Кто из нас должен был пострадать, чтобы до тебя наконец дошло?» Ее упрек справедлив. Но он справедлив в отношении многих героев повести.
Редкий случай: к финалу вариативность сюжетного пространства не сужается, а расширяется – число альтернативных версий будущего здесь еще больше, чем в конце I части. Но даже если Otium не найдет возможности продолжить эту историю, в сущности, здесь уже сказано очень много – и очень убедительно.
Хотя жить – значит надеяться. И для героев повести, и для ее читателей.
Спасибо, автор!