Он так сладко стонал, когда я все сильнее и жестче вбивал его в сырую осеннюю землю. Он царапал мою спину ломанными ногтями, кусался, жмуря глаза… Он всегда желал меня, как бы это ни происходило. И никогда не пугался моей звериной грубости и несдержанности, принимая все это, словно синяки и укусы после – лишь свидетельство его принадлежности мне, а боль от них – запоздалая ласка…