Он за ней наблюдал и ловил любопытные взгляды.
И мутилось сознанье от блеска в зелёных глазах.
К ней хотелось быть ближе, вкушать губ дурманящих сладость,
От палящего жара сгорая не только во снах.
В горле ком, сердце замерло, тело как будто недвижно.
А в глазах, что напротив, горит ядовитый огонь.
Рассыпаются страхи, когда он склоняется ниже,
И девичье тепло диким хмелем сжигает ладонь.
И дурман растекается жаром пьянящим по венам,
Гулко бухает сердце, набатом грохочет в ушах...
И с горячим дыханием рушатся хладные стены,
Оседая той сладкой надеждой на терпких губах.
Ходили вчера с микрочеловеком к педиатру. Микрочеловек вёл себя почти достойно, спокойно сидел рядом со мной, пока я рассказывала о причинах визита. Не рыдал, не пытался сбежать и всё такое, только периодически показывал врачу мышку, которой пришлось спешно перед выходом приделывать оторванный ус. Но тут беседа закончилась и пришло время осмотра. Зубы и горло микрочеловек показал спокойно, а увидев фонендоскоп, сильно расстроился, зарыдал и вцепился в кофту. Нелюбовь к этому безобидному прибору у него с рождения, приходится основательно постараться, чтобы уговорить его показать животик и спину. Вот и в этот раз мы с врачом вдвоём на все лады уговаривали его, но безуспешно. Казалось, ничего не выйдет, и ребёнок уйдёт от врача непослушанный, но я заметила, что он всё ещё держит в руке мышку. «Малыш, а давай доктор сначала мышку послушает?», — сказала я без задней мысли, но микрочеловек услышал и повернул мышку животом к врачу. На что врач абсолютно невозмутимо послушала мышку и сообщила: «Мышка прекрасно дышит, а давай теперь твой животик послушаем». Тут микрочеловек успокоился, сам поднял кофту и мужественно вытерпел нелюбимую процедуру. А на улице сообщил, что за такие вещи вообще-то полагается новая машинка, и мы не попадём домой, пока он её не получит. Пришлось идти в ближайший магазин.
И мутилось сознанье от блеска в зелёных глазах.
К ней хотелось быть ближе, вкушать губ дурманящих сладость,
От палящего жара сгорая не только во снах.
В горле ком, сердце замерло, тело как будто недвижно.
А в глазах, что напротив, горит ядовитый огонь.
Рассыпаются страхи, когда он склоняется ниже,
И девичье тепло диким хмелем сжигает ладонь.
И дурман растекается жаром пьянящим по венам,
Гулко бухает сердце, набатом грохочет в ушах...
И с горячим дыханием рушатся хладные стены,
Оседая той сладкой надеждой на терпких губах.