Коллекции загружаются
Почитываю на досуге Макглинна про англо-французскую войну 1214-го и последствия, местами сопоставляю с Контамином и Гуревичем. Шаблоны трещат внезапно и в самых неожиданных местах.
В школе, помнится, нам рассказывали, будто бы Великая Хартия Вольностей — первый исторический прообраз конституции, начало перехода от самодержавия к парламентаризму и вообще прогрессивная вещь. А тут вдруг выясняется, что на самом деле всё обстояло с точностью до обратного: Хартия — прямой результат разложения мартелловой феодальной системы, мина под всю тогдашнюю английскую государственность (с неочевидными последствиями в виде восстания Тайлера полтора века спустя). Ещё проглядывают занимательные параллели Иоанна Мягкомечного с государём-императором Павлом Петровичем. От характера и управленческих ухваток до толковых реформаторских прожектов и перехода оных в несостоявшиеся. По части последнего, впрочем, там до табакерки-по-черепу не дошло, в отличие от тут; но конец фигуранта всё равно был печален и незавиден. Век живи, век учись. #книгоблоги 25 марта 2016
2 |
Lados
Оно скорее в обратном порядке: сначала «естественное» нарастание эксплуатации, затем издержки на Столетнюю войну и наконец Чума как спуск процесса. Обратно, если тот же Гуревич по «советской исторической школе» пляшет от экономических отношений, то Макглинн фокусирует внимание прежде всего на политических и военных аспектах. У него целая глава посвящена сравнению Ричарда I и Иоанна в ключе: первый был хорошим военачальником и харизматичным политиком, поэтому замыкал вертикаль власти на себя; второй по военной и политической части был плох, рассорился с вассалами и получил в итоге распад государства. 1 |