#HarryPotter, #Гарри, #ГП
Внимание!
Этот текст был КАТЕГОРИЧЕСКИ! и НИ ПРИ КАКИХ УСЛОВИЯХ! запрещен к публикации, хотя я не ругаюсь матом, не делаю грамматических ошибок и не критикую правящую партию.
Вы сильно рискуете нарваться на неприятности, если прочитаете это.
Осторожно!
Ну, что, я предупредила...

Границы приватности.
Гл. 1 Истории не заканчиваются: Истории продолжаются.

С того дня прошло 19 лет.
Гарри сломал палочку и выбросил ее в озеро...
«Ты до сих пор не понял? Могущество – лишь иллюзия».
И Гермиона выдохнула: «Война закончилась... это всё закончилось...»
С того дня прошло 19 лет, и они встретились, как и раньше, на Кингс-кросс, дети уезжали в школу. Вокзал оглушал выкриками торговцев и детским смехом, шумом локомотива, общей суматохой и толчеей. Гарри помахал Рону и Гермионе, затащил сундук младшего сына в вагон (чего в отношении старшего и не подумал бы делать) и вышел к друзьям.
Джинни и Гермиона что-то обсуждали, раздался свисток, локомотив выпустил пар. Гарри оглянулся и поднял руку, сыновья махнули в ответ, и Джеймс вновь вернулся к друзьям, а Аль внимательно смотрел на родителей. Проходили окна купе, в одном из них Гарри бросилось в глаза нежное лицо белокурого мальчика с выразительными призрачными голубыми глазами. «Малфой?», - мелькнуло в голове. – «До чего на Драко не похож, прямо удивительно. И в кого он у них... такой...такой...немалфой». Одинокий мальчик вглядывался в толпу провожающих, и спокойно, и тревожно, и... Гарри пытался подобрать слово, а поезд уже уходил вдаль. И все-таки младшего Малфоя ни с кем не спутаешь, наследник.
Рон хлопнул друга по плечу:
- Ты о чем задумался?
- Да так. Вспомнил прошлое.
- И ...? – вдруг спросила Гермиона. Она с Джинни неожиданно оказалась сзади.
- Да ладно, Герми! Даже по ночам твой маленький аналитик не дает нам покоя, - усмехнулся Рон.
- Спокойно, Рон, потерпишь. Что-то в последнее время ты стал мастером прозвищ третьего уровня, как я погляжу. Это должность на тебя действует или...
- Ну, начинается! – перебил Гарри. – Слушайте, молодожены, вам за двадцать лет не надоело так выяснять отношения? Джинни, что там в ваших женских журналах пишут по поводу Рона и Гермионы?
- Ничего, а вот мама говорит, что для Рона и Герми иного способа жить вместе не придумано. – Джинни с улыбкой взглянула на брата и мужа: «Хорошо, что Гарри не такой. Второго Рона я бы не вынесла».
- А помните, как мы уезжали тогда на этом экспрессе, как прошел наш первый год в Хогвардсе? Разве вы не думали об этом, когда уезжал Джеймс, Роза, Аль сейчас? Здорово быть маленькими, когда в мире так много приключений! – Гарри потер рукой лоб. Ну вот, пошли разговоры в стиле «а помнишь?..», старею – иронично улыбнулся Гарри самому себе
- Надеюсь, наши ни в какую историю не попадут... – продолжала ворчать по-матерински Гермиона. А матерью она была, что ни говори, первоклассной. Как и во всем, за что бралась. – Что? Болит? Опять?!
- Да нет, что ты! Просто дурная привычка. Слушай, Рон, чей это невероятно черный ... мм...экипаж припаркован? Ты заметил? Я еле встал из-за него.
- Ты разве не узнал? Это Малфой, – произнес Рон с невероятным сарказмом. – Он сейчас большой босс в Отделе Тайн, и «ммм...экипаж» ему по статусу положен.
Гарри и Рон с женами подходили к парковке, навстречу им шел высокий чиновник в дорогом костюме, за ним – изящная моложавая брюнетка. Они подошли к автомобилю, статный водитель открыл дверцу заднего сидения. Малфой усадил жену, сел сам. Сквозь затемненное стекло скользнул взглядом по Поттерам и Уизли. Здание вокзала исчезло за поворотом. «В Министерство, потом – куда Вы? – как прикажет мадам», - голос у него спокойный, мягкий, но именно такому голосу стоит подчиняться.
Рон и Гарри проводили взглядом автомобиль. Гермиона и Джинни садились в машины.
- Гарри, ты куда сейчас?
- У меня планерка в три, но я в отдел, дела разбирать. А ты?
- Да хотел предложить пообедать где-нибудь. Ты как?
- Хорошая идея, а дела – ну их, все время гора копится... Ну, что, Джин, отпускаешь? Буду не поздно!
Гермиона опять поворчала: «Так и быть, Рон, отдаю тебя в надежные руки... Поешь хотя бы нормально! Доберешься пешком, потому что мне срочно надо в двадцать мест», - добавила она, увидев, как Рон потянулся к дверце.
***
- Эх, Гарри, подкаблучники мы с тобой, право слово! – вздохнул Рон уже в пабе, отхлебнув из бокала.
– И кстати про Малфоя. Он действительно такой важный стал? – с любопытством спросил Гарри.
- Да. Кто бы мог подумать, после всего, что было.
- А что в министерстве говорят об этом?
- Да ничего. Кто завидует молча, кто просто с начальством не спорит. Нашего отдела «мой дорогой друг» не касается – и хорошо!
- Кто-кто? Мой дорогой друг? Это ново! Очередная шуточка в стиле братьев Уизли?
- Это, как скажет моя умная жена, каламбу-ур, - Рон поднял палец – о нашем драгоценнейшем Драко Малфое.
- Н-да. Кто бы мог подумать, после всего.
- Вот ты, Гарри, после наших добрых веселых школьных делишек – и только капитан авроров. А Малфой – шишка в Министерстве. После все тех же веселых школьных делишек.
- Рон, такие люди, как мы с тобой, не бывают начальниками в Министерстве. И даже твой отец, и даже Перси, и даже Гермиона с Джинни – всех их я и люблю, и уважаю – никогда не будут в начальниках. Вот ты хотел бы быть начальником в Министерстве?
- Начальники – это какая-то особая порода людей, ничего-то с ними не делается! Авроры, особенно капитаны – другая особая порода людей, с которыми всегда что-то происходит. И как правило, на грани добра и зла; а бывает, что и за гранью, и по Ту Сторону.
- Ну, уж это ты загнул. По Ту Сторону! Я там был, и больше не хочу. И тебе, дружок, не советую.
- О, хороший тост! За твои советы, мой капитан!
Странно, конечно, что Гарри ничего не слышал о возвышении Малфоя, но тому было несколько причин. Во-первых, сам Гарри не стремился следить за судьбой недруга, их отношения не предполагали взаимного интереса. В конце концов, дела службы, женитьба, дети заняли свое место, Гарри хотелось забыть последние годы в Хогвардсе и роль Малфоя в гибели близких и в сражении с Волдемортом. Во-вторых, и сам Малфой не желал лишней известности.
Кем он оказался тем днем в начале лета 19 лет назад? Он, наследник Древнего и Благородного Дома, сын всемогущего Люциуса Малфоя – позорно бежал с поля боя. Больше того, некто безродный Поттер (пусть, пусть он тоже наследник Древнего и Благородного Дома, но ведь нищий, безродный!) позволил ему уйти! И Малфои сбежали, оставив своего сюзерена. Вот так-то... Отец ушел из Министерства, прежние друзья и лизоблюды еле здоровались, денег почти не оставалось. Даже слуги (а Малфои все еще держали слуг, хотя и эльфы у них были) разбежались. До краха оставалось чуть-чуть, и только Малфой-менор держалось на плаву, как последний плот из остова разбитого корабля, и манило надеждой. И еще был Драко.
Через несколько месяцев после поражения, когда пыл победителей поутих, Люциус начал предпринимать попытки вернуть себе прежнее положение. Ничего не вышло, в Министерстве многое – да что многое, все! – изменилось, там его уже никто не считал всемогущим, а звук шагов Малфоя не приводил в трепет. Но Люциус не терял надежды: у него еще были кое-какие связи, были еще некоторые ему обязаны – кто местом, кто иными благодеяниями. Они должны были вернуть долг, потому что у этих людей были представления о чести (Люциус всегда при этой мысли усмехался). Поэтому всю свою энергию Малфой направил на то, чтобы устроить в Министерстве сына. Так Драко оказался в отделе Тайн.
Конечно, одних искусных лавирований Люциуса Малфоя было недостаточно. Драко нужны были и другие, более надежные основания – и самым очевидным Люциусу виделась женитьба. И Драко женился. Его невеста должна была происходить из Древнего и Благородного Дома, и конечно, Панси никак не годилась на эту роль. Кроме того, Панси знала о его поражении. Что же она была для него тогда, почти все школьные годы – скорее атрибут его статуса. У Драко должна быть хорошенькая девчонка, согласная на многое, как должны быть собственные Крэбб и Гойл, – и Панси Паркинсон стала такой девчонкой богатого наследника. Школа осталась в прошлом, там же оказалась и Панси, и все остальное. Жизнь Драко менялась – иными стали его девушки.
Одно время он закрутил ни к чему не обязывающий роман с младшей Гринграсс, Асторией. Правда, отец с матерью серьезно рассматривали дочерей Гринграссов как потенциальных невест Драко. Но их стройно выстроенный план рухнул: женитьба сына приспешника Волдеморта оказалась крайне сложным и неоднозначным предприятием. А мистер Гринграсс, так вовремя ушел из Министерства, так вовремя уехал подлечить ревматизм где-то за границей, так умело вывел семью из-под удара и Волдеморта, и последующей реакции, что Люциус Малфой только и подумал: «Вот...!!» Потому что произносить такие слова ему не позволяло прекрасное воспитание единственного наследника Древнего и Благородного Дома.
Девочки Гринграсс даже и не думали, что красивый и вежливый Драко, который с таким изяществом пожимал руку отцу и целовал протянутую ладонь матери, угощал мороженым, катал на лодке и удивительном спорткаре, водил в театр, всегда безупречно надушенный и причесанный, может войти в их Дом. Это был мальчик из школьного прошлого, с пятнами на репутации. Как-то раз отец сказал Астории, которую вновь пригласил в ресторан Драко: «Милая, Малфой – представитель случайного семейства, не забывай этого. Такие Драко нам нужны, чтобы сопровождать тебя в свете, не больше. Ты поняла меня?» И хорошенькая послушная папина дочь только вздохнула. На том роман и кончился.
Нужна была семья, готовая породниться с опальным Домом Малфоев. И такая семья нашлась.
Когда темный лорд бы повержен Мальчиком-который-выжил, светские круги магического Лондона были взбудоражены рождением девочки в одной из благородных семей. Это были Хасманы, испанцы, более пятисот лет назад ставшие британскими подданными, наследники Древнего и Благородного кастильского рода Гусман. Три брата Гусман – дон Мигель, дон Карденьо и дон Гуан – известные своей родовитостью, честолюбием и тягой к приключениям, оказались волею судеб в Британии. Но только средний, дон Карденьо, обосновался в Лондоне с семьей. Дон Карденьо привез в Лондон из Саламанки знания, из Эстремадуры жену-красавицу, а из Мадрида маленький сундук со своей долей семейных сокровищ.
Через пару столетий фамилию переделали на английский манер, и Гусманы-Хасманы стали англичанами, хотя и не были Древним и Благородным Домом Великой Британии, помнили о своей Кастилии, оставаясь донами и гордясь содержимым сундука Карденьо. Но также и тем, что Гусманы имели свою родовую тайну: раз в поколение у них рождалась девочка-сквиб. Почему – никто толком и не знал, но каждый ожидал, что появится такая девочка, и ее надо будет как-то пристраивать. Многие в семье этого боялись, и чурались родственников-сквибов. Но вскоре заметили, что девочка рождается только в одной ветви, и только однажды. С этим можно жить... И даже находить свои плюсы: например, быть уверенным в принадлежности к известному роду. Хасманы даже считали эту наследственную особенность необходимой настоящим англичанам традицией и достойным скелетом в шкафу в истинно английском духе.
Поэтому, когда их Ариэль оказалась той самой девочкой, дон Рикаредо Хасман был скорее воодушевлен, чем подавлен – это-то и удивило другие Древние и Благородные Дома (ведь для всех остальных сквибы были знаком дурной породы, вырождения – а эти спесивые Гусманы устроили пышное торжество по поводу рождения дочери). Но даже Министерство ничего не могло сказать дону Хасману: традиция и знак Древнего и Благородного Дома – это не шутки. Хасман остался при должности, его многочисленные родственники остались при своих должностях – и все пожимали им руки, а представители Древних и Богатых Домов пили старое испанское вино за здоровье менины Ариэль Пилар Эсмеральды Хасман де Кастельгранде.
Девочка пошла в обычную школу, потом в престижный колледж, поступила в университет. Так двадцатилетняя жизнь магической Британии обошла ее стороной, оставаясь далекими слухами о мало значимых событиях чьей-то чужой жизни. Дочь кастильского дона, хотя бы и с английским пиететом перед традициями, элегантным галстуком и правильным выговором, готовилась провести годы в родительском доме и галерее Тэйт. Она вообще довольно спокойно отнеслась к своему положению, и даже принимала ухаживания обычных мальчиков. Но Ариэль была воспитанной девочкой из приличной семьи – ухаживания заканчивались не позже девяти вечера. И все же ее кастильская бабушка донна Кармен (которая, к слову, в молодости увлекалась иностранцами-путешественниками; и даже принимала подарки от одного великого писателя и одного великого композитора, оба были французами) охала, качая головой: «Элинья, Элинья! Не доведут шалопаи до добра! Кровь ведь не водица, ты испанка, да еще какая! Уймись, не перечь отцу!». «О чем это она, не пойму», - задумывалась Ариэль, разглядывая очередной букетик. Что творилось в ее душе? Призрачные голубые глаза-озера не выдавали ничего. Она занималась делами галереи, читала какой-то русский роман, в котором ей запомнилась фраза про «случайное семейство», и с любопытством входила в круги богемы.
Но дон Рикаредо всерьёз задумывался о ее замужестве, он искал наследника Древнего и Благородного Дома, согласного на мезальянс. Тут-то ему и подвернулся Драко Малфой. Дон Хасман понимал, что Малфои потеряли былое могущество, и возможно навсегда. Но это был действительно Древний и ослепительно Благородный Дом Великой Британии, и в другой ситуации Люциус и Нарцисса просто (и при этом утонченно вежливо, по-английски) посмеялись бы над Рикаредо. Люциусу Малфою нужен был человек, прочно сидящий в Министерстве, который поспособствует карьере зятя, хотя в другой ситуации Рикаредо просто (и при этом утонченно вежливо, по-английски) посмеялся бы в свою очередь над Люциусом и Драко. Все сошлось в этом союзе: невеста, вполне готовая выйти замуж за Малфоя и ничего о нем не знавшая, и жених, горящий желанием правильно жениться, и их родители, которые видели долгосрочные и разнообразные выгоды этого брака.
Так Драко и Ариэль незаметно поженились, и проживая в браке двадцатый год, не собирались разводиться. Не испытывая друг к другу даже любопытства, они родили двоих детей. Старшую, которой исполнялось будущей зимой шестнадцать, нарекли Бэллой Свон, или по-домашнему Бэллой; а младшего, одиннадцатилетнего «дофина», как называл его дед Хасман, - Флорианом Скорпиусом, а попросту Лори.
Драко, ни минуты не любивший супругу, испытывал к ней что-то вроде необходимой благодарности и, соблюдая приличия, научился утонченно-равнодушно целовать ее пальцы и называть ее «Вы» даже в постели («Вам достаточно хорошо сегодня?» - интересовался он иногда, исполняя обычный необходимый долг). Абсолютно иными были его чувства к детям. Удивительно, но Драко Малфой искренне, безгранично и даже как-то болезненно любил дочь и сына. Этой странной черте характера Драко были объяснения.
Утверждение, что Драко не был влюблен ни в Панси Паркинсон, ни в Асти Гринграсс, ни в свою жену, не отменяло вообще способности любить. Драко быстро забыл, как быть ребячливым, подловатым и трусоватым соперником Гарри Поттера. Отец учил его мыслить широко и избавляться от соперников без лишней шумихи. «Гром славы и овации для клоунов. Мы предоставляем их плебеям, и пока клоуны и толпа наслаждаются друг другом и иллюзией победы, мы забираем себе ее истинные плоды, - сказал ему как-то Люциус. – Пусть Поттер иногда радуется легким завоеваниям. Он, в конце концов, сын Древнего и Благородного Дома, и имеет кое-какие права. Ты, сын Люциуса Малфоя, должен понимать различие между победой в битве и победой в войне. И должен находить разные пути к победе в войне, и выбирать, на чьей стороне быть выгоднее. Пусть клоун резвится в школьном квиддиче, нас ждет игра интереснее – когда Министерство падет под властью Лорда, ты должен оказаться рядом, в шаге от победителя. Мы дадим и ему насладиться громом оваций, а после заберем себе выигрыш по вкусу». Все это успокаивало самолюбие Драко, лелеяло его честолюбивые мечты. Поражение Гарри Поттера перестало быть самоцелью, и стало лишь средством получения больших благ. Таким стал Драко ко дню последней битвы. Так ему казалось, по крайней мере. Драко забыл, сколько в нем изнеженности, взлелеянной матерью. Для Люциуса Драко был наследником, для Нарциссы – единственным и обожаемым сыном. Поэтому в его жизни тоже появилась любовь, и странная, и страстная, и несчастная, разумеется.
***
В то время как Гарри и Рон за бокалом светлого и нефильтрованного перемывали косточки «дорогому Драко Малфою» в весьма не свойственной им манере, Драко поднимался в свой кабинет в конце коридора на 38-градусов-направо-и-несколько-ярдов-вниз этаже в Департаменте связи Отдела Тайн.
Отдел Тайн в буквальном и переносном смысле представлял собой сложную структуру кабинетов, коридоров и департаментов. Их кажущийся хаос и нагромождение вводил новичков в ступор, но стоило прожить в нем месяц-другой, и стройная композиция ветвей, расходящихся от единого ствола-коридора Департамента Значений и Смыслов, становилась понятной и логичной. Но ни одна из ветвей-департаментов, ни один листочек-кабинет, ни даже сам ствол не сохранили бы свою ведущую роль в работе Министерства без, казалось, незначительного Департамента связи. Это сложно объяснить только обычной министерской бюрократией. Чем дольше Драко работал, тем более проникался этой незаметной и незаменимой значимостью. «Наша служба, и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна... Да и на второй, и третий тоже», - порой вздыхал про себя Драко. – «Но если я, к примеру, пропущу какой-нибудь идиотский артикль, или отправлю сообщение не с ТОЙ почтой, вся слаженная работа Департаментов рухнет. Более того, боюсь, придется рухнуть империи». Причем, труды и опасности, в действительности, сопровождали работу сотрудников Департамента связи. Ведь через него проходили не только разные почтовые каналы, и требовалось ЛЮБОЙ ценой обеспечить их бесперебойную работу. Иную служебную переписку отправляли и с воробьями, и с сойками, и даже с пауками и ящерками. Многое в министерской почте зависело от адресата и типа письма, его содержания и степени значимости. А лично мистер Малфой принимал, просматривал, сортировал и направлял далее письма секретной, сверхсекретной, совершенно секретной и ХХХ почты, а также Депеши Чрезвычайной Государственной Важности и Межмагические Телеграммы. И Драко Малфою не полагалось Забвений или легиллиментов (хотя и то, и другое он был обязан отрабатывать каждый месяц на закрытом министерском полигоне и сдавать зачет). Драко был обязан помнить всё, и восстановить любой текст, проходивший через его память. При этом Министерство (точнее чрезвычайная Тройка Визенгамота) брало с начальника Департамента Подписку о Неразглашении. И поверьте, подобные бумажки были покрепче разных там Нерушимых Обетов и прочих развлечений для обывателей. Участь нарушивших условия Подписки была страшна. Своей неизвестностью. Поскольку этих людей больше никогда не было, и буквально, и фигурально. Их не было в принципе никогда. Может быть, они даже не рождались. Драко это знал, так как сам видел некое сообщение, в котором кое-о-ком уже не сообщалось. Большинство рядовых сотрудников Министерства из других отделов, и даже из Отдела Тайн, и даже члены Визенгамота не считали должность Драко настолько важной, чтобы к ней нельзя было допустить сына Люциуса Малфоя. Возможно именно поэтому протекция мистера Рикаредо Хасмана помогла молодому Драко попасть и в Министерство, и в Отдел, и в Департамент связи. И позже стать его руководителем.
Что же Драко хотел от своей дальнейшей жизни? Пожалуй, он и сам не знал. И должность, и работа его устраивали: в соответствии со своей натурой он получил место Истинного Руководителя Британии, этакого Серого кардинала, чья воля на самом деле решает судьбы, того, кто действительно ЗНАЕТ, а не ПРЕДПОЛАГАЕТ, что происходит. Но странное дело: лет десять, нет, даже лет пять-шесть назад его эта ситуация возбуждала, будоражила воображение, поднимала в собственных глазах. А теперь... тайны Отдела Тайн или Визенгамота стали рутинной будничной работой. Секреты, закрытые темы... Ну и что? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы о каких-то вещах догадываться, стоит сложить два и два, чтобы многое понимать в нашей жизни и политике. Чего стоит власть и информация, которой нельзя воспользоваться по-настоящему? Недавно Драко понял: он оказался серым кардиналом без императора и королевства. Между тем, ему всего тридцать восемь, он умен и хитер, и есть еще тузы в рукаве, он уважаем и почти богат, его красавица-жена вызывает заслуженную зависть, а двоими детьми он гордится и восторгается. Чего бы еще спрашивается? Чего еще?..

Его ждали несколько служебных писем, на которые требовались ответы, отправленные не с совой, как обычно, а с сапсаном и с вороном. Дальнейшая отправка почты, хотя и была делом Первого, Второго и Третьего Секретарей, но из-за церемониальных тонкостей требовала постоянного контроля Малфоя. Поэтому Драко отправил своей новой молоденькой секретарше мисс Такли сову (как обычно делал по утрам за кофе), чтобы она все письма и посылки оставила на его столе, не разбирая. Мисс Такли все норовила делать сама, часто путая способ отправки и только своевременные вмешательства Малфоя помогали им избежать недоразумений. Мисс Такли была выпускницей следующего года и третий месяц была на практике, отчаянно желая понравиться кому-нибудь из начальства.
Эта выпускная практика, очередное безнадежно глупое новшество, наверное, Лонгботтом опять додумался. Все метит в начальство этот рохля Лонгботтом, а не понимает, что он всего лишь неплохой исполнитель, и не более. И не более. Куда катится эта страна, когда наследник Древнего и Благородного, ну и т.д. – не более чем недурственный исполнитель? Такие бессмысленные мисс Такли скоро заполонят Министерство, и что с ними делать? Вот Бэлла – бывала в Отделе, но абсолютно не мешалась под ногами, проявляя должное воспитание и уместную сообразительность. Сразу видно, что она из хорошей семьи. Из Древнего, ну и так далее...
Надеясь, что секретарша ничего не трогала, Драко повернул ручку кабинета. В окно сквозь щель между закрытых штор проник луч солнца, этот лучик дорожкой из недавнего теплого лета лег от стола к двери. Стрелка на часах была в пятнадцати минутах до прихода босса (то есть он полтора часа добирался от вокзала, через полчаса надо приказать подать чай), стоило поторопиться до его появления с корреспонденцией. Ожидаемой кучи на столе не было, кроме маленького свертка в розовой блестящей обертке (Бэлла?). Эта прямоугольная коробочка вызывала у Драко все больше необъяснимой тревоги.
- Мисс Такли, где почта?
Молчание.
- Мисс Такли!
- Да, мистер Малфой, - девушка наконец-то отозвалась из приемной. Драко уже хотел позвать эту наглую особу в кабинет и гневно подвести к пустому столу. Но вместо этого снова спросил:
- Где ночная и утренняя почта, мисс?
- Почты не было сэр, я не заходила в кабинет. Вероятно, миссис Кардью забрала ее. Я так полагаю...
Она «так полагает»! Было бы чем полагать!
- Курьеры были утром? Посылки? Мисс Такли, отвечайте внятно!
- Нет, сэр. Никого не было с самого начала рабочего дня, мистер Малфой, - вновь раздался голосок из приемной.
Кстати, вспомнил Драко, когда он проходил в кабинет секретарши не было на рабочем месте, наверное, она вышла за кофе, или чаем, или молоком, или за чем-то еще она всегда выходила. Он был так погружен в свои мысли, что как-то бессознательно это отметил – и позабыл.
- Мистер Малфой, вам что-нибудь еще нужно? Может быть, мне сходить в отдел рассылки и поискать? Или спросить у миссис Кардью? – мисс Такли, забрасывая начальника вопросами, демонстрировала свое усердие.
- Нет. Ничего не нужно. – внезапно Драко испугался, что сейчас придет мисс Такли и увидит коробочку, или вездесущая миссис Кардью, или кто-то гнусавый и сующий всюду нос из отдела сортировки.
Коробочка поблескивала в солнечном свете.
Драко крадучись сел за стол, переложил палочку из руки в руку. Надо проверить. Он осторожно навел палочку, взмахнул. И ничего. Все в порядке. Но...
Коробочка поблескивала в солнечном свете.
И тут она зазвонила.
Драко чуть не взорвал все вокруг, через секунду, спохватившись, он раскрыл обертку, под ней была яркая глянцевая картонка, крышка открылась, и он увидел светящийся прямоугольник. Он звонил, кажется, все громче. Драко вертел его в руках, не зная, как заставить его замолчать. Видимо он что-то нажал, и вместо звонка раздался приглушенный голос:
- ... к уху, мистер Малфой... Папа, я здесь, здесь никого нет и мне страшно, забери меня...папа! Папа!.. Ваш ребенок у нас, – проговорил все тот же голос. – Надеюсь, вы понимаете, что ваш единственный союзник – тишина. Молчите, выполняйте указания и молчите. Не вздумайте применить палочку, мы следим за вами. До связи.
Драко все еще держал прямоугольник у уха, пытаясь понять, что произошло и с кем. Он не узнал детский голос. Кто? Бэлла? Лори? Он не узнал голос – так странно, ему казалось, он узнает своих детей из миллиона других голосов. Но его уверенность в том, что все происходящее реально, и кто-то из детей в опасности крепла с каждой секундой. Ему надо было снова вдохнуть и успокоиться, чтобы начать действовать правильно.
Он посмотрел на прямоугольник и вдруг вспомнил, что эту штуку называли телефон. Бэлла называла. Сотовый телефон, смартфон. Этот смартфон был белым, размером почти с его ладонь, на одной стороне было серебристое надкушенное яблоко. Он положил смартфон на стол. И взял в руки коробку, на ней была надпись IPhone. Значит, это называется айфон. Айфон. Да, Бэлла вот уж пару месяцев как просила то отца, то деда о шестой серии этого агрегата, но не могла найти приличного и внятного объяснения, зачем он ей, когда есть и каминная сеть, и сова, и много других удобных и понятных вещей... Я обещал на шестнадцатиле... Что это я? надо же все проверить! Драко вспомнил о палочке в руке, направил на айфон – ничего, на коробку – ничего, на обертку – тоже.
Он тщательно сканировал весь кабинет, дверь, и даже часть коридора – ничего. Никакого присутствия, воздействия, наведения – и чего-то еще, Драко в суете с трудом вспоминал школьные термины – не было. Исключая, конечно, необходимые по работе действия мисс Такли. Но без магии коробочка с айфоном не могла оказаться у него на столе. Он незаметно проверил и саму мисс Такли на различные виды воздействия, в том числе манипулятивные и непростительные – пусто.
Драко вернулся в кабинет. Машинально взглянул на часы. Осталась минута. Его знаний явно не достаточно для разгадки, придется обратиться к аналитикам. Он взял бумажный конверт и без палочки сложил туда айфон, коробку и обертку. И только успел сунуть конверт в портфель, как вошел его босс – Авогадро, руководитель Департамента Значений и Смыслов. Начался рабочий день.
Почты больше не было.
На полу валялась карточка из дорогого сатинового картона, на матовом сиянии которого печатают приглашения на королевский бал и визитки для добропорядочных министров, то ли пером, то ли еще чем-то на ней было написано: «Моему Дорогому Другу». По-видимому, карточка выпала, когда Малфой открывал коробку.
А иначе, как она попала под стол руководителя Департамента связи Отдела Тайн?