"Стервятники, - разглядывая одинаковых серо-коричневых эльфов, подумала я. - Слетаются к Горе, как падальщики на свежий труп".

Но "стервятники" принесли топоры и пилы, привезли зерна из запасов короля Трандуила, и люди приняли их с восторгом.

На маленькой, отвоеванной у леса делянке внезапно стало тесно и шумно.

Эльфы скоро сбросили оковы безразличия, и я смогла наблюдать их вблизи. Они постоянно смеялись. Причем смех их был не назойливым и раздражающим, а успокаивающим, как журчащий в лесу ручеек. Они внесли легкость и веселье в наш безрадостный лагерь, где до их прибытия раздавались лишь стоны раненых да женский плач.

Даже я, несмотря на собственное горе и при моей нелюбви к лесным эльфам (я не забыла, как меня с отрядом держали в темнице), приходила вечером к кострам послушать, как они смеются, играют на лютнях и поют.

Кажется, состояние вечной радости было от природы свойственно этому народу. И кажется, они не считали нужным его сдерживать из-за скоротечного горя недолговечных людей. Впрочем, замолкая, если кто-то из нас подходил слишком близко. Не из вежливости, а как в присутствии чужеродного, с кем не хочется делиться предназначенным лишь для своих.

Однако эльфы обожали детей! Детям дозволялось все. С утра до вечера пропадали они среди эльфов, и со стороны лесных палаток постоянно звенел детский смех. Я видела дитя, сидевшее у эльфа на плечах и дергающее его за кончики длинных ушей. Тот лишь хохотал. Говорили, что в раннем детстве представители наших народов похожи. Верно, маленькие человеческие детеныши напоминали им собственных эльфят.

Когда эльфы веселились с детьми или пели в кругу своих, с их лиц спадало выражение вселенского равнодушия, и я улавливала отголоски того света, о котором говорилось в легендах. Тогда я жалела, что познакомилась с этим народом при неблагоприятных обстоятельствах и не имею возможности узнать их поближе. В остальное же время нас разделяла настороженность, помноженная на уверенность, что они пришли за сокровищем тех, кого я любила. Право же, я была неглупа и понимала, что существует причина, выманившая к Озеру войско лесного народа, с полной выкладкой, под предводительством самого короля. И причина эта существеннее, чем помощь в строительстве Нового Эсгарота.

Ведь до сего события, в эти три дня на каждом пеньке толкались возвышенные речи о защите женщин и детей. Даже единственный целый дом - дом вышника - перегородили и передали частью под лечебницу, частью под сиротский приют. Из-за чего в лечебницу я не попала. Нескольких месяцев под командованием лекаря-гнома и обучения у деревенской колдуньи оказалось мало, чтобы претендовать на место сестры милосердия в этом храме целительского искусства. Лечебницей заведовал мужичок. Вполне неплохой такой себе коновал, колупавший народ грязным ножом на залитом кровью столе. В сиделки он брал не тех, кто обучен ходить за ранеными (справедливости ради, любая трудолюбивая женщина с этим справлялась), а овдовевших баб с детьми.

Дело в том, что сиделок кормили и разрешали ночевать под крышей, в тепле. Бабы с детями, следуя женской сущности, голодали, но делили миску похлебки между всеми своими отпрысками, а ночью тайком приводили их и укладывали спать на тряпье. Последнее было якобы запрещено, но мужичок мягкосердечно не замечал. Таким образом он, а заодно поставивший его над лечебницей Бард, тратили запасы на одного, а сохраняли трех, четырех, а то и пятерых целых людей.

Я была здорова, молода и без детей. Мне место сиделки в лечебнице ну никак не полагалось. Однако Бард пристроил меня нянькой в сиротский приют.

Здесь тоже кормили - раз в сутки против двух, что в лечебне, но все же - и тоже разрешали спать под крышей, с детьми. Вначале, только оправившись после пожара, и я мечтала делиться своей тарелкой горячего и лежаком. Ведь снаружи, в снегу и метели, оставалось много людей. Государство в лице Барда решило, если они не пострадали в огне, должны сами заботиться о себе. Они и заботились: состряпали шалашей из еловых веток, расставили силки на зайцев и лис. Ходили слухи, будто кто-то ел человечину, вылавливая из Озера тела и запекая в золе. А я думала: если все люди братья, едой и теплом надо делиться на всех. Если не братья - чего притворяться и вкладываться в сирых и больных?

Но тут старшая нянька сказала:

- Похлебки буду лить вполовину. Ты вона какая малая, тут и без тебя дитей надыть кормить.

"А я буду вполовину работать". Однако лениться, конечно, не стала. Дети в приюте не виноваты, что ими управлял человек.

И вот мужчины собрались к Горе.

Ну, нельзя сказать, чтобы это было неожиданностью...

Понимаете, когда рядом Гора, по слухам набитая золотом, которое раньше охранял дракон, а теперь дракон мертв, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять - рано или поздно (скорее рано, чем поздно) мужчины соберутся к Горе.

Причем именно мужчины. Потому что если замаячит большой кусок, женщин к нему не подпустят. Женщинам скажут, что они должны быть женственными, остаться дома хранить очаг и позаботиться о детях. А для пущей уверенности брякнут оружием и стукнут кулаком по столу. Так. Для острастки.

Оно и вышло.

Бард забрался на возвышение и объявил, что воины бывшего Эсгарота и дружественных Эсгароту земель идут к светлому будущему во имя семей и детей. Во многих женских глазах я видела то же недоумение, что ощущала сама.

Любимым семьям и детям нужно золото, чтобы жевать его на протяжении долгой зимы? Или все-таки мясо лосей и шкуры медведей, которые хранительницы очага без мужчин добыть не могли? Или, может, крепкие деревянные избы, что легче и быстрее срубить мужской, а не женской рукой? К тому же эльфы в поддержку выживших разрешили охотиться и рубить деревья в своем лесу.

Бард белоснежно улыбался. Он рвал когти к Горе, чтобы успеть раньше гномов Железных Холмов, но женщинам об этом не сообщал.

Как тут скажешь, что у Горы грозит нехилая стычка, в которой мужское население бывшего Эсгарота уверенно сократится не меньше, чем на треть?

Он упирал, что необходимо занять важное торговое место и что Дейл - древняя Родина людей. А я размышляла, почему когда то же самое говорил Торин - а гномы были те еще любители толкать громкие речи - Торину я верила, а Барду нет. И как получилось, что я провела несколько месяцев среди якобы самых жадных созданий Средиземья, а жадность увидела только сейчас, в глазах людей, еще более выпуклую оттого, что она прикрывалась заботой о ближних.

"Идите-ка вы, - решила я. - Я двинусь за войском. Заботьтесь сами о своих детях и храните сами свой очаг".

Женщины плакали. Кричали, что мужчины нахапают золота, а по весне, когда придут корабли, купят себе южных рабынь. И благополучно забудут семью и детей. Что если цель - занять Гору, надо собраться и идти сразу всем. Бард снова улыбался, успокаивал женщин, давил на то, что здесь Озеро, а рядом - лес, а вокруг Горы - бесплодная пустошь. Дети начнут страдать от холода и недостатка воды.

И женщины отступили.

Куда пойдешь, если в среднем у каждой по пять-шесть детей? А те, что не замужем, еще красивы и верят, что женихи принесут им золота в шапке и бросят под ноги во имя взаимной любви.

Вечером Даннике разревелась, когда я сказала, что думаю подговорить женщин оставить детей в лагере и все же пойти за мужчинами, с некоторым - небольшим - отставанием от войска. И, глядя на ее слезы, я поняла слабость своего замысла. Нет. Не оставят бабы детей. У многих грудные малыши, которых надо часто кормить. Еще эта дурацкая женская нежность. Даже мне, хоть Даннике была мне не родной, горько видеть ее детские слезы и слышать рыдания, что я решила ее бросить и уйти навсегда. Чем я отличаюсь от сегодняшних человечьих мужчин?

- Ты же большая девочка, - вытирала я ей юбкой сопли. - Знаешь, что произойдет, когда наши храбрые воины придут к Одинокой Горе?

- Что? - Она высморкалась и слезы ненадолго перестали течь.

- Они перегрызут глотки друг другу.

Она прекратила рыдать.

- Дани, посмотри на меня, - я воспользовалась затишьем и развернула ее: - Ты уже большая девочка и должна знать: не существует справедливости и не существует никакого благородства. Когда белый человек находит золото, он убивает всех, кто может ему помешать. В вашем случае - сначала нелюди. То есть сперва передерутся с эльфами. Потом примутся за своих.

О войске с Железных Холмов я не догадывалась, так как не владела расстояниями и не знала, как быстро передаются известия среди рас.

Даннике слушала меня внимательно. Даже слишком внимательно, серьезно разглядывая из-под длинных ресниц. Права ли я, что рассказываю ребенку о таких жестоких вещах?

- А ты?

У меня немного отлегло. Я ее обняла.

- Я буду держаться ближе к эльфам. Спрячусь куда-нибудь. Понимаешь? Мне нужно, чтобы ты была в безопасности. Я справлюсь, если буду знать, что ты в порядке в тепле.

Торин оставил меня в безопасности и пошел к Горе. "Я была ему дорога. Не любил, взял бы как игрушку с собой".

Мужчины оставляли человеческих женщин, чтобы с войском эльфов выйти к Горе.

Я бросала Даннике в лагере и собиралась туда же.

- Мне очень надо увидеть этот Эребор, - говорила я ей. - Хоть глазком. И мне надо похоронить мой отряд. Найти хоть что-то... хоть какие-то следы, подтверждение, что он там был... Иначе что я за человек? Как я посмотрю в глаза его сестре? Что я ей скажу? Я любила вашего брата, он мне доверял, а потом он ушел в Гору и... все?

Будь Даннике моим ребенком, я бы не оставила ее ни за что. Цена Эребора была бы несоразмерной. И я принималась плотнее подтыкать под нее одеяло и окружать ее заботой. Мне казалось несправедливым, что невозможно любить ее как родное дитя. Но если я собираюсь посвятить этой девочке жизнь - а уже стало ясно, что нитки наших судеб сплелись - нужно сначала сделать то, что я хочу.

За себя я не волновалась.

Я и впрямь считала, что после обнаружения золота - если оно вообще там есть - начнется брожение в войске Барда. Не у эльфов. Те казались собранными и бесстрастными, не подвластными порокам и идущими к Горе, повинуясь лишь воле своего короля.

Скорее всего, завидев золото, горячие головы из войска Барда вздумают навесить эльфам. Чтобы не делиться ни с кем. Не сам Бард. Он, кажется, совсем не глуп. Или нет. Вначале будет переворот. Попытка смещения Барда, скажем так. Независимо от исхода, в заварушке погибнет часть людей.

Потом либо Бард, либо тот, кто его убьет, вновь заручится поддержкой эльфов, что снова вызовет волнение среди людей и новую попытку все перевернуть.

Наконец люди смирятся, лишившись самых отчаянных головорезов и сильно прочесав свои ряды. Либо, если тупость победит, погибнут под мечами эльфов - там выученное войско, порядок, успех.

Я не лгала Даннике, говоря, что люди начнут убивать. Просто была уверена, что им раздадут свистулей. И что эльфы не тронут безобидную женщину - то бишь меня. Однако ребенку этого видеть не нужно.

Господин Леголас?

- Aye! - приветливо откликнулся он.

Бард сразу после смерти дракона поспешил назвать себя королем. То есть королем его, разумеется, назвал народ. Ну понимаете... Он не сильно сопротивлялся. Тут же все стали говорить о его родовитых корнях. О том, что он прямой наследник короля Дейла. Что последний король Дейла промазал по дракону, никто не вспоминал, потому что Бард-то как раз свое дело выполнил. Дракона убил.

Да. Бард убил дракона. Или, во всяком случае, все так считали.

Говорили, что он вытянулся во весь рост на колокольне и его мужественный силуэт прекрасно выделялся в окружении пожара. Он взял черную стрелу Дейла, что хранилась в его семье, и сказал: "Ах, стрела моя, стрела..."

- Как сказал? - перебила я Рорика, мальчишку из приюта, рассказывавшего мне о Барде-убийце дракона. - Там же никого не было! Откуда ты знаешь, что он сказал?

- То элфы поют, - отмахнулся он.

Не думайте, я не была против Барда. Даже наоборот. Мне было плевать, кто возглавит людей. Просто на моей памяти, не считая Трандуила, бургомистра и нескольких принцев, это был третий знакомый король. Только мне так везет? Или здесь и правда столько знатных особ, что, куда ни ткни, попадешь в короля?

Еще я страдала, что сокровища гномов достанутся людям. И эльфам, не сделавшим вообще ничего. "Такова жизнь, - утешала я себя. - Одни умирают, другие остаются". Мой мужчина поставил собственную жизнь и проиграл. Мне оставалось смотреть, как все, что было для него дорого, все, за что он сражался, будет раздербанено жадными руками, разбито, переплавлено, осквернено. Как исчезнет последняя память о нем.
....
Поэтому нет. Я не была рада за Барда. И меня точило, что он - убийца дракона.

Если ты мог убить дракона, почему не сделал этого раньше, бездна тебя побери! До того, как дракон убил Его!

Однако мне нужна была помощь.

- Я хотела тебя попросить...

- Ты можешь мне подсобить...

Мы выпалили это вдвоем. Потом он улыбнулся, предложил:

- Говори.

И я выговорилась. Что он - убийца дракона. Что он - король. Что скоро у него будет столько золота, что он сможет купить весь Айборн. А я всего лишь слабая женщина, хочу проводить в последний путь своих друзей.

Что у него есть причины ненавидеть гномов, но те - мертвы. Разве достойно сильному плясать на костях поверженных врагов? Что он уже все всем доказал. Разрешит ли милостивый король пойти с его войском, чтобы похоронить мой отряд?
....
Бард плотно прикрыл дверь и ставни, раздул угли в каменной печурке, зажег лучину в деревянном светце.

Я внезапно почувствовала страшную усталость. Усугубленную тем, что запах свежесрубленной деревянной избы на каком-то природном уровне напомнил мне дом.

Что я здесь делаю? В чужом краю? Среди чуждых людей?

Где мой любимый? Почему он не со мной?

Любимый мертв, напомнила я себе. Спит в земле сырой. Голубые глаза потухли, кудри разметались по камням. Коршун кружит над ним... Я должна его похоронить.

- Так чем, ты сказал, я могу помочь?

И я узнала про войско из Железных Холмов.

Сложилось так.

Никто не представлял, известно ли Даину из Железных Холмов о падении дракона и готовящемся разграблении Эребора. Лазутчики, работавшие на него в Эсгароте, исчезли. Они могли быть как на дне Озера, так и на подходе к поселению гномов. Оттого объединенное войско бывшего Эсгарота и дружественных народов разработало два плана: один на случай мирного, второй - вооруженного захвата Горы.

В вооруженном плане зияла брешь - эльфы настаивали на войне с гномами, но сами не собирались лезть на гномские пики.

Король Трандуил, пользуясь нуждой погорельцев (и желанием Барда удержать власть), продавил соглашение, по которому люди сражались, а эльфы обеспечивали поддержку оружием, доспехами и небольшим отрядом легконогих стрелков.

Бард, конечно, ударил по рукам. Выхода у него не было. Но задумал все переиграть.

- Ты выйдешь к гномам, - предложил он. - И подтвердишь, что мы приняли их короля, спасли от эльфова плена и оказали ему все почести, положенные по праву рождения. А когда король собрался к Одинокой Горе, обеспечили его и весь его отряд всем, что нужно. Они же теперь пускай дадут долю за разорение города да нападение дракона по их вине. По-честному. И забирают Эребор. Помирать никому неохота. Я гномов знаю. Что у них, что у меня мало воинов.

Сказать, что я была ошеломлена, ничего не сказать.

Я привыкла думать о себе, как о ничего не значащем существе. А Бард видел во мне влиятельную особу, способную остановить военное столкновение. Как? Почему?

На следующее утро меня подсадили на лошадь Барда в ледяном молчании собравшейся у дома толпы. Даннике прижалась к крыльцу. Я старалась на нее не смотреть. Ее и так уже дразнили гномским мышонком. Бард запретил меня оскорблять, но не мог запретить мысленно сравнять с землей. "А ведь я хотела жить среди вас, - думала я. - Хотела взять девочку и найти дом. Теперь нам придется уйти".

Кто-то особо находчивый наложил под окнами приюта кучу. Выразив отношение к гномской женщине, жившей здесь несколько дней. Всех возмущало, что они пригрели врага на груди.

- Змеюка, - сказала мне старшая нянька, - знать, что ты из этих, к дитям бы не пустила...

Только дети плакали. Им было все равно, гномка я или нет. И мне уже было все равно, человек я или не человек.