↓
 ↑
Регистрация
Имя/email

Пароль

 
Войти при помощи
nordwind
30 марта 2019
Aa Aa
#поэзия #даты #длиннопост

175 лет назад родился один из величайших лириков — Поль Верлен (1844-1896).
«Прóклятые поэты» — так называлась книга очерков, которую Верлен посвятил своим собратьям: А.Рембо, С.Малларме, Т.Корбьеру…
Сам он тоже был среди «прóклятых».
И не только из-за своей бурной и беспорядочной жизни. Стихи «прóклятых» ломали поэтическую традицию. Подрывали основы классики (как тогда казалось) — и это выглядело просто скандальным.
Для нас сегодня такое восприятие стихов Верлена смотрится странным. Там не было шокирующих сюжетов и образов, как, скажем, у предшественника «прóклятых» Ш.Бодлера — и особенно у А.Рембо. Красивые, напевные, чаще всего меланхоличные стихи. Но тогда так не писали — и этого было достаточно.
Вот прекрасная (и очень типичная) песня на стихи Верлена из концептуального альбома Д.Тухманова «По волне моей памяти»:
Сентиментальная прогулка
Передавая эмоцию, Верлен делал акцент на форме стиха и слова — на их звучании, «музыке»; на атмосферных нюансах настроения. Он даже вызывающе озаглавил один из своих сборников «Романсы без слов». «Музыка — прежде всего (De la musique avant toute chose)», - писал Верлен в программном стихотворении «Искусство поэзии», где призывал «свернуть шею риторике»:
Не церемонься с языком
И торной не ходи дорожкой.
Всех лучше песни, где немножко
И точность точно под хмельком…
Верлен жил в эпоху импрессионистов, и его «хмельные» песни — поток пестрых, разнообразных впечатлений: «офортов» и «акварелей» (тоже названия верленовских сборников). Но что бы он ни описывал — бельгийские пейзажи или галантные придворные празднества эпохи Ватто, рано или поздно Верлен возвращается к главной своей теме: большой город и его обитатель — современный человек с его спутанной душевной жизнью, внутренней неустроенностью, растерявший веру в традиционные идеалы, но не нашедший взамен новых:
Эта улица, город — как в призрачном сне,
Это будет, а может быть, все это было:
В смутный миг все так явственно вдруг проступило...
Это солнце в туманной всплыло пелене…
Эта улица, город — из давней мечты,
Где шарманщики мелют мелодии танцев,
Где пиликают скрипки в руках оборванцев,
Где на стойках пивнушек мурлычут коты…
Это тот же шумный, пёстрый «низовой» Париж, в котором за 400 лет до Верлена обитал другой маргинал: поэт и беспутный бродяга Франсуа Вийон. Причастный обоим мирам — красоты и безобразия, богатства и нищеты (мира и человеческой души), — Вийон уже тогда остро чувствовал эти контрасты: «От жажды умираю над ручьем, Смеюсь сквозь слёзы и тружусь играя…»
Но Верлен уже зачарован не контрастами, а нюансами, оттенками настроений. Самое, наверное, знаменитое его стихотворение описывает состояние, многим хорошо знакомое. Хандра. Чувство неудовлетворенности, пустоты, гнетущей тоски, у которой вроде бы нет видимой причины.
Не случайно эту вещь пытались переводить чаще всего. «Пытались» — потому что переводы получались иногда прекрасные, но такие разные! Кого-то один вариант цепляет, но оставляет равнодушным второй, который как раз приводит в восторг другого читателя... Вот два перевода из двух десятков:
Сердцу плачется всласть,
Как дождю за стеной.
Что за темная власть
У печали ночной?

Мой напев дождевой
На пустых мостовых,
Неразлучен с тоской
Твой мотив городской!

Сердце плачет тайком —
О какой из утрат?
Это плач ни о ком,
Это дождь виноват.

И за что, не пойму,
Это мука из мук —
Тосковать одному
И не знать, почему?

Это перевод А.Гелескула, заметно романтизированный — только к концу слог стихотворения становится более «бытовым». А вот версия Б.Пастернака с самого начала окрашена этими будничными интонациями. И Пастернака тут ничуть не меньше, чем Верлена («переводчик в прозе — раб, переводчик в стихах — соперник»):
И в сердце растрава,
И дождик с утра.
Откуда бы, право,
Такая хандра?

О дождик желанный,
Твой шорох — предлог
Душе бесталанной
Всплакнуть под шумок.

Откуда ж кручина
И сердца вдовство?
Хандра без причины
И ни от чего.

Хандра ниоткуда,
Но та и хандра,
Когда не от худа
И не от добра.

Есть знаменитые слова Г.Гейне: «Мир раскололся надвое, и трещина прошла через сердце Поэта». Громкие фразы внушают понятное недоверие: эффект красивой формы нередко прикрывает отсутствие аргументов. Но в этой фразе совершенно точно что-то есть. Поэт, чувствительный к красоте мира, редко может остаться не затронутым в то же время и его безобразием, и неустроенностью, и грязью… Верлен — точно не мог.
Возможно, именно поэтому он так хорошо отразил самоощущение человека, переживающего «распад времен», живущего на переломе эпохи. Старые, привычные ценности и ориентиры как-то незаметно девальвировались, и если в собственной душе человек не находил ничего, на что можно было опереться взамен, равновесие его становилось пугающе неустойчивым…
Верлен пережил жизненную драму личности с огромным талантом и слабым характером, легко поддающимся случайным искушениям и импульсам извне.
Он раньше всех разглядел проблески гения в хмуром юноше, приехавшем в Париж из провинции — Артюре Рембо — и был очарован его бунтарством. «Протест против буржуазной морали» — называется это в академических биографиях. В целом справедливо, с небольшим уточнением: любая мораль в глазах Рембо выглядела проявлением буржуазности — попыткой загнать человека в некие рамки, воспрепятствовать его самовыражению. Он же задался целью выломиться из этих рамок и увидеть себя как «другого»: «je est un autre». Теория «поэтического ясновидения» Рембо, так им самим сформулированная:
«Все формы любви, страдания, безумия он <поэт> ищет и испробует на себе любой яд, чтобы извлечь из него квинтэссенцию».
Бесполезно сейчас гадать, в какой мере теория предопределила его стиль жизни, а в какой — была его оправданием.
В конечном счете знакомство с Рембо окончательно разрушило личную и общественную жизнь Верлена — а также его брак — и закончилось тюрьмой, куда поэт попал по обвинению в попытке убийства (того же Рембо).
В тюрьме Верлен пережил состояние религиозного просветления и до конца жизни вспоминал о днях, проведенных там, как о самых «чистых». Это, впрочем, не помешало ему, выйдя на свободу, вернуться к беспорядочному бродяжническому существованию. «Параллельно» — такое выразительное название носит один из поздних сборников поэта.
Декаданс, декаденты — понятия, прочно закрепившиеся в языке после того, как появился сонет Верлена «Томление» (1883):
Je suis l'Empire à la fin de la décadence
Поэт увидел в собственной душе отражение того, что переживал римлянин времен распада империи. Чувство бессилия и пустоты:
Я — римский мир периода упадка,
Когда, встречая варваров рои,
Акростихи слагают в забытьи
Уже, как вечер, сдавшего порядка.

Душе со скуки нестерпимо гадко.
А говорят, на рубежах бои.
О, не уметь сломить лета свои!
О, не хотеть прожечь их без остатка!

О, не хотеть, о, не уметь уйти!
Все выпито! Что тут, Батилл, смешного?
Все выпито, все съедено! Ни слова!

Лишь стих смешной, уже в огне почти,
Лишь раб дрянной, уже почти без дела,
Лишь грусть без объясненья и предела.

Перевод Б. Пастернака

Умер Верлен в нищете.
Самые полные на сегодняшний день его биографии принадлежат Пьеру Птифису («Верлен») и Елене Мурашкинцевой («Верлен и Рембо»).
А в 1995 г. Агнешка Холланд сняла байопик по пьесе К.Хэмптона «Полное затмение» (в среднем зрители оценивают его более высоко, чем профессиональные кинокритики). Авторы не избежали искушения использовать в качестве материала самые скандальные истории, связанные с именем Верлена; потому категорически НЕ рекомендую этот фильм людям, которых шокирует тема гомосексуализма (а также чувствительным натурам). Всем остальным — в зависимости от того, как вы относитесь к актерским дарованиям Дэвида Тьюлиса (Верлен) и Леонардо ди Каприо (Рембо).
30 марта 2019
3 комментария
Я впервые "проклятых" читала годов в тринадцать-пятнадцать и смотрелось все на бумаге просто мимимимишечно, иначе не скажешь)) Буквально переписать с завитушками в тетрадь и сложить сердечком %) Потом, годы спустя, посмотрела случайно фильм в ночном эфире - ан, оказывается, это была поэзия чуть ли не отверженных О_о
Фильм - обалденный. Несмотря на молодость актеров. Тьюлис с диКаприо уже тогда жгли напалмом.
Lasse Maja
Меня фильм тоже здорово впечатлил, но увидела я его уже после ГП – и потому реакция была такая: «Люпин!!» *типа, эк тебя угораздило опуститься: совсем дно пробил*))
А у «проклятых», конечно, было немало и таких стихов, которые в наших глазах больше это прозвище оправдывали: например, Приседания или Венера Анадиомена. Но, справедливости ради, это всё-таки Рембо, а не Верлен))
Я смотрела в обратном порядке с разницей лет десять)) И всю дорогу ждала что Люпин сорвется начнет отмачивать что-нибудь эдакое %))))))) В "Полном затмении"-то он тоже поначалу был куда как респектабелен...
ПОИСК
ФАНФИКОВ









Закрыть
Закрыть
Закрыть