Внимание Нереварина явно рассеивалось, фразы становились короче и бессвязней. Казалось, ему требуется большое усилие, чтобы просто оставаться в сознании.

— Корпрус… изменил мое восприятие, — начал он вновь. — Зрение такое четкое, что это мучительно. Знаешь, у рабов пепла нет глаз, и я думаю, они вырывают их сами, не вынеся зрелища истины. Я смотрю на стену и вижу каждый фрагмент… каждую шероховатость штукатурки. Что-то вроде узора. И если разбить стену на квадраты, то через каждые несколько квадратов узор повторяется.

— Тебе только кажется, — сказал Кай, потому что нужно было что-то сказать. Бедный парень, подумал он вдруг. А ведь он в отчаянии.

— А может, наоборот — теперь я замечаю больше? — Нереварин засмеялся, сухо и зло. — Вижу то, что не положено? Ты понимаешь, что значит это наблюдение? Что означает упорядоченность в том, что должно быть хаотичным?

— Ты мог бы говорить и попроще. Я всего лишь старый глупый имперец.

— Не прикидывайся. Это значит, что был сделан — когда я говорю, сделан, то имею в виду написан, — всего один кусок стены, а затем скопирован нужное число раз. То же верно и для папоротников, растущих на Горьком Берегу, и для бродящих по пустошам алитов.

— Тогда уж и для людей.

— А, ты начинаешь понимать. Но люди сделаны чуть лучше, чем штукатурка… Смотри, я могу снять ноготь, а потом приклеить обратно.

— Прекрати, это отвратительно.

— И вот, я понял все это, — продолжал Нереварин, не слушая его, и продолжая играть с собственными разваливающимися пальцами, — когда ехал сюда из Альд’руна. Хорошо, что погонщик ничего не заметил… Сам знаешь, путь неблизкий даже для силт страйдера, а еще и пыльная буря началась. И пока мы так ехали, я подумал вот еще о чем — такого рода понимание делает меня сродни богам. И у богов мне стоит искать наставления и совета.

Кай присвистнул. По сравнению с этим, видения, посещавшие его после хорошей порции скуумы, были милы и невинны.

— Один из «Уроков Вивека» я нашел в гробнице Ллевула Андрано. Совершенно новая книга, с хрустящими страницами и вкусным запахом свежей краски. Ее даже пыль не припорошила. Я тогда забрал ее с собой из любопытства, но ничего в ней не понял — мистический туман для любителей символики. А она лежала там для меня, Кай, понимаешь, она была там специально для меня!

Его голос сорвался.

— Она и написана для — и про меня.

Воцарилось молчание. За давно немытым окном посветлело — занимался рассвет. В лачуге было душно, пахло скуумой и гниющими яблоками. Нереварин продолжал говорить, путано и бессвязно, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Я бог, я гребаный бессмертный бог, — стонал он. — Дагот Гарес смеялся, умирая, а я не могу даже умереть. Один из ходячих скелетов в той гробнице был вооружен секирой, ею он раскроил мне грудную клетку наискосок, и я пялился на свои ребра, а потом сдох. И следом за этим проснулся — в той же пещере, за пять минут до того, и в этот раз я уже знал, что за поворотом меня ждет скелет-страж. Потому что, умерев во сне, ты всего лишь просыпаешься. Просыпаешься для следующего сна.

Кай подумал, что заразен корпрус, или нет, а делать этого не стоит — но все же встал, подошел к Нереварину и дружески похлопал его по плечу.

— Корпрусариум, — напомнил он. — Дивайт Фир. Ступай к нему, и будь с ним вежлив.

— Ты не поверил не единому моему слову, — вдруг сказал Нереварин совершенно ясным голосом.

— Я верю, что ты не лжешь, — выкрутился Кай.

— Я надеюсь, что корпрус убьет меня — это будет значить, что я не прав, — заявил Нереварин, поднимаясь на ноги. — И если это случится, сделай кое-что для меня. Гнаар Мок. Трясина, ряска, и среди луж растут папоротники. Они все похожи, как близнецы. Попробуй, проверь.