— Николаич, ты тут? — раздался от ворот ангара мщный бас.

Обладатель голоса тоже впечатлял: высокий, наверное, со спасшего ее омоновца, не ниже, широкоплечий, явно очень сильный, но уже такой, пузцом зарастать начавший мужичара. Да еще и физиономия простецкая: круглая, с румянцем во всю щеку и курносым носом. Таким нужно богатырей в детских сказках играть — здоровенный, могучий, горластый, но, по всему видно, добрый, как теленок.

— А где ж мне быть, Алексей? Тут я…

— Оба, а это что за чудное виденье? — уставился вошедший на Женьку. — Красавица, ты чьих будешь? И кто это тебе на режимном объекте находиться разрешил?

— Не твоего ума дело, — опередил кладовщик растерявшуюся и не знающую что ответить Женьку. — Раз сидит — значит, право такое имеет. Тебе-то какая печаль?

— Дык, это, дядь Коль, я ж тут вроде как первый заместитель комбрига. Да, и еще полковник… Ну, типа, начальство, и все такое. Даже для тебя…

— Для меня? — ехидно протянул Грушин. — Шшанок ты куцехвостый, а не начальство. Я ж тебя, стручка зеленого, горохового, еще «салабоном» помню. «Тащ прапорщик, отпустите до «чепка»,[90] сигарет купить срочно нужно, а то «дембеля» прибьют», — явно спародировал он кого-то. Румянощекий полковник зарделся еще сильнее и стал похож лицом на свеклу.

— Так это когда было… — протянул он.

— Да когда б не было, а было! — отрезал кладовщик. — Так что, неча тут! Девушка у меня в гостях и нечего к ней цепляться.

Женька с интересом наблюдала за этой шутливой перебранкой, которая явно доставляла немалое удовольствие обеим сторонам. Какие ж все-таки мужики иногда дети! Как начнут друг перед другом хвосты пушить… Павлины…

— Эй, Николаич, ты чего это, жениться собрался на старости лет? — хохотнул румяный полковник. — Не поздновато? Девушка, он старый, больной и храпит по ночам. Не поддавайтесь!

— Ой, чувствую, сейчас я по старой памяти как поставлю кой-кого в киба-дачи,[91] — хмыкнул дядя Коля. — Да как начну на чьих-то длинных, очень на макивару[92] похожих, ногах лоу-кики[93] отрабатывать…

— Дядь Коль, все понял и осознал! Виноват, дурак, исправлюсь! — в притворном ужасе взмолился здоровяк, а потом посерьезнел лицом. — Николай Николаич, ты уж прости, но я к тебе по делу. И, при всем уважении к девушке, разговор на двоих.

Автор то не литератор, а омоновец, просто не нашел более подходящее слово.

Вскарабкались на пандус и тут же увидели через полуоткрытые ворота стоящие на складе многочисленные поддоны, уставленные ящиками, обтянутыми пыльным полиэтиленом. Я подошёл к одному из них, стёр пыль с мутного пластика:
-  Ох… Лёха… Мечта детства сбылась…
-  Найти склад пива и, кроме тебя, чтобы там никого? - усмехнулся Лёха.
-  Ну типа того, - подтвердил я. - Если даже резину не возьмём, пивом загрузимся под крышу.
-  Куда нам столько? - удивился Лёха.
-  Как куда? Выпьем, сколько сможем, а остальное выльем, - хихикнул я. - В столовку отдадим, доброе дело сделаем. Там кроме нас любителей пивка хватает.

-  А что ты вообще надеешься увидеть? - спросил Лёха. - Торф режут за посёлком, отсюда нам не разглядеть.
-  Понятия не имею, - ответил я. - Но что-нибудь разглядеть надо. Тут вообще место интересное - рядом зона, через забор конвойный полк и «вованская» учебка, деревни кругом да торфяники… Хочу понять для начала, кто тут вообще масть держит, а то деревни как вымершие были.
-  А может, вообще никто? Может, мы местом ошиблись?
-  Может, и так, - не стал я отпираться. - Тогда пробудем здесь до утра да и свалим с рассветом.
-  А чего так долго? - не понял он.
-  А заодно «садка» испытаем в качестве жилого средства.
-  Блин, одиннадцать человек! - даже возмутился он. - Провоняем весь кунг, носками задушимся.
-  Семеро, - поправил я его. - Четверо будут в парных фишках. А кунгу это даже полезно, вроде как лодку просмолили.
-  А… ну да! - хихикнул Лёха.
-  Ладно, так делаем, - вернулся я к сути. - Вы с Сергеичем остаётесь здесь, прикрываете меня на случай чего. А я к прудам пополз, обзор нужен.
-  Не, хреновая идея! - запротестовал Лёха. - Дома слева видишь? За ними никакого обзора. Если оттуда тебя охватят, ты так у прудов и останешься. Окружат или огнём отсекут.
-  А вот вы и следите, чтобы не отсекли, - решительно заявил я. - Нет выбора, не вижу ничего в посёлке. А по-другому не подберёшься.

Раулито показал пальцем в палубу. Я спустился по трапу, зашел в каюту. Мария Пилар сидела за столиком, опустив плотную шторку на иллюминатор, и при свете лампы на гибком стебле красила ногти.
– Готовишься к бою? – спросил я, обняв ее сзади.
– Да, – хихикнула она. – Это успокаивает.
– Волнуешься?
– Немножко. А ты?
– И я немножко.
Я сел рядом на койку, откинулся:
– Mi Amor, вообще не отходи от меня ни на шаг в течение всей операции. Как мы и планировали – все время будь рядом, хорошо?
– Не доверяешь? – усмехнулась Бонита.
– Глупости какие. Просто будь все время рядом. Всегда. Мне так спокойней.

Я извинился, поблагодарил его за заботу, но сказал, что, во-первых, устал с дороги, а во-вторых – только что женился. Саркис ни капли не обиделся – просто той, которая села рядом со мной, указал на стул с другой стороны от себя. Поздравил со свадьбой, расспрашивал о жене, а девицы, оказавшиеся венгерками, уместно хихикали, но в разговор не вмешивались.