Посмотрела я дуэль анжуйцев и миньонов в "Графине де Монсоро", прочитала соответствующую сцену в романе... Дюма гений! Он был ленив, небрежен, банален, но обладал потрясающим драматическим чутьем. Как он превращает нелепую, абсолютно бессмысленную, хоть и кровавую историю, по сути анекдот, в трагедию! Что сказать? Рука мастера.
Признаться, мне уже надоело пересказывать обстоятельства пресловутой дуэли. Вот ссылка на Хаттона (у меня создалось впечатление, что у него все и заимствуют).
e-libra.ru/read/240850-mech-skvoz-stoletiya-isk... Глава 16. О дальнейших неблагоприятных последствиях опрометчивого указа Генриха II Французского. Перевод доставляет, но ничего не поделаешь.
Миньонами короля были Жак де Леви, граф де Келюс, Луи де Можирон, маркиз д'Ампуи и де Сен-Сафорен, его кузен Ги д'Арсе, барон де Ливаро. Их противники — Шарль де Бальзак, барон д'Антраг (по прозвищу Антрагэ) и Франсуа д’Эди, виконт де Рибейрак — состояли в свите герцога де Гиза. Насчет Жоржа (Георга) де Шомберга определенной информации нет. Эрланже полагает его лотарингским ставленником, но другие историки причисляют к миньонам. Ранее Можирон находился в свите герцога Анжуйского, принимал участие в его военных компаниях и в битве при Иссуаре потерял глаз, заслужив прозвище "Кривой храбрец". Вскоре после этого он принял предложение короля присоединиться к его свите. Антрагэ напротив первоначально служил Генриху III и сопровождал его в Польшу, позже перешел на службу к герцогу Гизу.
Конфликт спровоцировал Келюс, заметив, что любовница, изменившая ему с Антрагэ "более красива, чем добродетельна". Последовал вызов на дуэль. Драться должны были только они, Можирон и Ливаро выступали секундантами Келюса, Рибейрак и Шомберг — Антрагэ. Рибейрак пытался примирить участников дуэли, но вмешался самый юный участник мероприятия восемнадцатилетний Можирон и заявил, что желает драться. Он вынудил Рибейрака обнажить оружие и получил смертельный удар. Его противник был ранен и не выжил. Шомберг и Ливаро посмотрели вокруг и решили не отрываться от коллектива. Шомберг погиб на месте. Ливаро с трудом оправился от раны в голову и остался обезображенным на всю — недолгую — жизнь.**** Антрагэ отделался одним порезом, нанеся девятнадцать ран Келюсу, который вышел на бой без кинжала. Современники подозревали, что Келюс намеренно не взял кинжал, рассчитывая на то, что его противник благородно откажется от преимущества, и они буду биться только на шпагах. Однако Антрагэ указал на оговоренные условия дуэли — шпага и кинжал. Не комплект оружия у Келюса это его проблема. Результат был предсказуем.
После такой впечатляющей схватки появился новый обычай — на дуэли стали драться и секунданты.
Как ни странно, Келюсу удалось выжить, но едва оправившись, он сел на коня, раны у него открылись, и несчастный скончался.
Что с этим материалом делает Александр Дюма? Еще в первой главе романа онпо-своему распределил персонажей в два лагеря: миньоны короля - Келюс, Можирон, Шомберг, д'Эпернон; анжуйцы, друзья Бюсси - Антрагэ, Рибейрак и Ливаро. (Здесь Ливаро подбирает с пола челюсть и вопрошает: "Почему я!?!" Если бы к анжуйцам причислили Шомберга, это можно было бы объяснить логически - он действительно сражался на той стороне, но Ливаро-то за что?) Молодые люди не имеют никаких личных претензий, собственно каких-либо идеологических и политических разногласий у них тоже нет. Одни служат королю, другие - герцогу Анжуйскому, братья враждуют и дворяне их свиты исключительно из преданности господину вступают в конфронтацию.
В отчаянии от невозможности назвать своей женой любимую Бюсси вызвал на дуэль четверых миньонов, но они благородно отказались от такой возможности и предпочли сразиться один на один с друзьями Бюсси. Жребий выбрал противников. Д'Эпернону предстояло сразиться с Бюсси, Келюсу - с Антрагэ, Можирону - с Рибейраком, Шомбергу - с Ливаро. (Здесь Ливаро начинает подозревать, что у Дюма к нему что-то личное - почему его поставили против двоюродного брата?)Что интересно, Сен-Люк, передавший вызов, в дуэли не участвует. Близкий друг и превосходный фехтовальщик. Но в политическом конфликте он на стороне Генриха III и не может выступить против своих единомышленников, это было бы... предательством и придало противостоянию личный оттенок. Дружеский пир завершает переговоры об условиях дуэли. Предстоящее сражение представляется участником приключением, смертельно опасным и увлекательным. Они не чувствуют ненависти друг к другу, вражды, только азарт. Пожалуй, это напоминает современный чемпионат, когда призеры на пьедестале радостно обнимаются. Такова экспозиция.
https://librebook.me/chicot_the_jester__or__the_lady_monsoreau/vol2/1
Начинается действие. Анжуйцы отправляются к месту встречи. Они не дождались Бюсси и надеются перехватить его у дома любовницы. Однако, там происходит что-то непонятное. Испуганный простолюдин указывает на кровь. Друзья легка встревожены они спешат войти в дом. Видят признаки жестокого сражения. Медленно, осторожно продвигаются по кровавым следам. Находят один знакомый труп - Реми! Второй - граф де Монсоро! -начинают подозревать расправу над анжуйцами. Выглядывают в окно и видят обезображенный труп Бюсси, повисший наострых пиках ограды с отрубленной кистью.
"– Бюсси, – сказали Рибейрак и Ливаро, – клянемся убить или умереть!
– Господа, – заявил Антрагэ, вкладывая шпагу в ножны, – никакого снисхождения, никакой жалости, не так ли?
Двое его друзей протянули руки над телом Бюсси.
– Никакого снисхождения, никакой жалости, – повторили они.
– Но, – сказал Ливаро, – нас теперь всего трое против четырех.
– Твоя правда, но мы, мы никого предательски не убивали, – сказал Антрагэ, – а господь дарует силу невинным."
Их настрой изменился кардинально. Они идут карать подлых убийц с полным осознанием своей правоты.
Обычно у меня художественные ассоциации, но в данной сцене исключительно музыкальные. Жаль, я не владею терминологией и не могу толком объяснить, как это воспринимаю. Представьте, в начале легкая, бодрая мелодия - трам-парам-парам-па-пам, что-то вроде "Если с другом вышел в путь, если с другом вышел в путь, веселей дорога!" Потом ритм ломается, замедляется, вступают тревожные нотки, становятся все более пронзительными, рваными. Резкий аккорд словно вскрик и почти беззвучно на грани слышимости "стою среди друзей я как в пустыне..." Прощание, мучительное, надрыное "Когда твой друг в крови..." И вот они идут к Турнельскому дворцу. В тишине. Только шаги по мостовой, гулко бьются сердца, тяжелое дыхание... И нарастает торжественное, яростное, неотвратимое "От границы мы землю крутили назад, было время с начала, но обратно ее завернул наш комбат, оттолкнувшись ногой от Урала..."
Анжуйцы бросают миньонам обвинение в устранении Бюсси, те, естественно, отрицают. Но... Антрагэ, Ливаро и Рибейрак уже накалены до предела. Они пережили, переосмыслили, перешли на другой понятийный уровень. Они пришли вершить суд, А миньоны едва успевают осознать произошедшее, для них ситуация перевернулась мгновенно. Только что все было нормально, они собирались заняться самым благородным развлечением с достойными людьми со всем почтением и уважением. Вдруг все меняется. Из-под ног выбита опора, нужно найти новые смыслы, спешно найти. Они находят силы в ненависти. Больше не в чем искать.
"Шомберг, Можирон и д’Эпернон взвыли от ярости."
Прежде всего за пределы ринга выводится лишний. Миньонам необходимо очиститься, доказать свою невиновность.
"– Полно, господа, полно, – сказал Келюс. – Уйдите, господин д’Эпернон. Мы будем драться трое на трое. Тогда эти господа увидят, способны ли мы, несмотря на то что право на нашей стороне, воспользоваться несчастьем, которое мы оплакиваем так же, как они. Пожалуйте, милостивые государи, пожалуйте, – добавил он, отбрасывая назад шляпу и поднимая левую руку, а правой взмахивая шпагой, – пожалуйте, и, увидев, как мы сражаемся под открытым небом, перед взглядом господа, вы рассудите, являемся ли мы убийцами. По местам, милостивые государи, по местам!
– О! Я вас ненавидел, – сказал Шомберг, – теперь же вы мне омерзительны.
– А я, – сказал Антрагэ, – час тому назад я бы вас просто убил, теперь же я вас изрублю в куски. В позицию, господа, в позицию!
– В камзолах или без камзолов? – спросил Шомберг.
– Без камзолов, без рубашек, – сказал Антрагэ. – Грудь обнажена, сердце открыто.
Молодые люди сняли камзолы и сорвали с себя рубашки…"
Келюс понимает, что у него нет кинжала. Антрагэ должен как благородный человек отказаться от своего, но для него противник уже не выбранный жребием соперник, а смертельный враг без чести и совести, если Провидение отняло у него кинжал, значит, так надо.
"– Ах ты, черт, – сказал Келюс, раздеваясь, – я потерял кинжал. Он слабо держался в ножнах и, должно быть, выпал по дороге.
– Или же вы оставили его у господина де Монсоро, на площади Бастилии, – сказал Антрагэ, – в таких ножнах, из которых вы не осмелились его вынуть.
Келюс издал яростное рычание и встал в позицию.
– Но у него же нет кинжала, господин д’Антрагэ, у него нет кинжала! – закричал Шико, прибывший в этот момент на поле боя.
– Тем хуже для него, – сказал Антрагэ, – я тут ни при чем.
И, вытащив левой рукой свой кинжал, он тоже занял позицию."
Психологически миньоны проиграли еще до начала схватки. Они дезориентированы и растеряны. Они уступают преимущество в числе, потому что раздавлены обвинением. Им нужно время, чтобы собраться и настроиться на беспощадную схватку.
Начинается бой. Довольно короткий.
Несколько минут на прощупывание, и у Шомберга с Рибейраком по ране. Они берут тайм-аут. Келюс и Антрагэ активно фехтуют, но Келюсу каждое парирование стоит раны. Можирон и Ливаро осторожничают.
Рибейрак и Шомберг взаимно поражают друг друга. Они оба выбывают из схватки.
Ливаро спешит к другу и занимают невыгодную позицию. Через несколько мгновений его настигает удар Можирона.
Теперь Антрагэ один против двоих. Его положение очень опасно. Но смертельно раненый Ливаро наносит удар Можирону. Невредимый Аннтрагэ остался против одного сильно израненного противника. Для него суд свершился. Он победил. Антрагэ предлагает Келюсу сдаться. Но тот не может признать поражения. Он будет биться до конца. А для Антрагэ все уже кончено. Он отбрасывает шпагу Келюса: "Нет, сударь, ее у вас больше нет".
Только Келюс не намерен сдаваться, он пытается любой ценой не... проиграть, поскольку победить уже не может. И Антрагэ приходится буквально истыкать своего противника кинжалом. Примечательно, что в тот день, все оборачивается на пользу ему. Даже падая, Антрагэ удушил своей тяжестью Келюса. Для того все было кончено. И последнее, что он хотел сказать: "– Антрагэ, честью клянусьн, – я не виновен в смерти Бюсси".
Келюс не смог доказать свою невиновность победой, ему осталось лишь просить о доверии. И Антрагэ поверил. Он оставил ему шпагу.
В сцене поединка напряжение непрерывно возрастало, все ускоряясь. До высшего мига, когда Антрагэ, оглядев поля боя, осознал свою победу. Для него это вершина, достижение гармонии, равновесия. И здесь единая музыкальная тема распадается. Пронзительная, надрывная у Келяса вступает в диссонанс с торжественной Антрагэ. На какой-то миг она заглушает, становится давлеющей и захлебывается, стихает, ударется жалобным всплеском. Все. Финал.
https://www.youtube.com/watch?v=_biZzD2XwyE
Я не понимаю, зачем сцену, драматически совершенную, надо было менять. Ради чего? Чтобы показать, Шико все знал, и он сообщил о смерти Бюсси7 Какой в этом смысл? Сбился весь идеально выстроенный психологический рисунок. В сериале анжуйцы и миньоны одновременно узнают о случившемся с Бюсси. Эмоционально они в равном положении. Если в романе разница настроя предопределяет очень многое, то в сериале ее нет. Зато кинжал у Келюса есть. Я не могу судить о постановке боя. Возможно, она выполнена профессионально и безупречно, но, с точки зрения зрителя, уступает описанию Дюма. Схватка распадается на ряд элементов, камера выхватывает то одну пару, то другую. то ноги, то руки, то шпаги, то лица. перед глазами мельтешат разрозненные эпизоды. В романе была целостная картина, стремительно развивающаяся драма, неизбежно приходящая к апогею - Антрагэ над израненным Келюсом. В сериале получилась беспорядочная свалка. Антрагэ Дюма предлагал Келюсу сдаться, сознавая свое победу, завершенность миссии. Персонажу Ливанова противника откровенно жалел. Он не хотел его добивать. Антрагэ в романе этого было не нужно, он и так победил. Перелом произошел после того, как Келюс поклялся, что не виновен в смерти Бюсси. Его добровольная клятва доказала, что для него это важно. В сериале психологические нюансы опущены. Анрагэ Ливанова не проникся отчаянным стремлением оправдаться в ложном обвинении, он сам по себе спокойный, рассудительный человек, и поступает естественным для себя образом. Антрагэ в романе человек гораздо более жесткий, не склонный подставлять щеки, прощать и успокаивать умирающих. Он сказал, что верит, потому что в самом деле поверил. Эта дуэль и ему перевернула душу.