Телега скрипела колёсами и плохо подогнанными бортами, когда низкорослая мохноногая лошадка, натужно хрипя, поднималась с ней на последний перевал. Вокруг уже были видны признаки приближения большого города – чаще стали попадаться селения, убогие, с покосившимися и почерневшими домами и прогнившими заборами, где в грязи размытых дождями дорог копошились куры и поросята, а вместе с ними возились и полураздетые дети. Поля уже были давно убраны, но мало что из и без того скудного урожая пшеницы, ячменя и овса попало в амбары селян, а не было увезено прислужниками драконьих жрецов, обложивших население и без того голодного Скайрима непомерными податями. Этот год выдался урожайным, кое-где, особенно на тёплом юге Скайрима, зерна собрали втрое, чем посадили весной. Но всё равно – половину его забрали сборщики податей, а из того, что осталось, только треть пойдёт на еду, остальное же нужно оставить на весну на семена…

Лошадка, которой даже не дали передохнуть на вершине пологого перевала, всхрапнула и послушно потащила телегу вниз. Вдалеке уже виднелся Вольскигге – серый, мрачный, обнесённый высокими толстыми каменными стенами, а вдоль дорог всё чаще стали попадаться кресты с распятыми на них «предателями веры» и виселицы, на которых для острастки и без того забитого населения болтались полуразложившиеся трупы казнённых, которых не разрешали снимать, пока они не превратятся в скелеты и не рассыплются сами. Кое-где к кресту или виселице, наряду с казнённым, был прибит его родственник, попытавшийся тайком снять тело мужа, жены, сына, дочери и захоронить, но пойманный и казнённый.

Покосившиеся избёнки хуторов уже тянулись вдоль разбитой дороги непрерывной чередой. Селяне копошились на своих крошечных огородах, убирая поздние репу, свеклу и морковь, разгибались, опираясь на мотыгу, и молча и сумрачно провожали взглядом телегу с пленниками. Никто не знал, в чём они провинились и за что их везут на казнь, да какая разница – казнили за всё, не за один проступок, так за другой. Только кое-где всхлипнет какая жалостливая бабёнка: «Кроха-то какая, изверги!» - и всё, и возвращались к своей работе. Жалеть всех – никакой жалости не хватит.

Массивные деревянные ворота Вольскигге, обитые железными пластинами и потемневшие от времени, были открыты, и подъёмный мост через ров – спущен. Телега прогромыхала по неровной брусчатке, местами с трудом протискиваясь между двух-трёхэтажными домами, жавшимися друг к другу из-за нехватки места, и въехала на главную площадь, где уже их поджидал эшафот. Впрочем, он всегда здесь стоял. Старожилы помнили, что ещё лет десять назад казни не были таким массовым явлением, и эшафот собирали к каждой казни и разбирали после её осуществления, а потом казнить стали настолько часто, что разбирать его оказалось слишком затратным по времени. Люди на площади уже собрались и молча расступались перед телегой. Стояла тяжёлая, гнетущая тишина, нарушаемая только шуршанием одежды, дыханием; где-то кто-то кашлянёт или почешется, где-то заплачет маленький ребёнок или залает собака.

Телега подъехала к эшафоту, и двое закованных в доспехи и вооружённых мечами стражников начали пинками выгонять из неё людей. Пленных было пятеро: рослый бородатый норд лет сорока, заплаканная и измученная женщина примерно его возраста и трое детей – мальчик пятнадцати лет и две девочки семи и трёх лет. У всех у них, за исключением самой маленькой, были за спиной связаны руки. Младшая из девочек вцепилась в мать и молча и напряжённо смотрела на палачей и жрецов, средняя девочка плакала, а мальчик стоял, чуть пошатываясь и глядя вокруг диким взглядом волчонка, готового дорого продать свою жизнь; в его ладонях время от времени вспыхивали мелкие искры.

- Колдун, колдун, - зашептались в толпе.

- Лучше б его убили сразу, когда родился – станет сейчас драконьим жрецом…

- Какая мать поднимет руку на своё дитя!

- Я своего сына задушил сразу, как только способности к магии увидел! Пусть лучше спит в сырой земле, чем потом его заберут драконьи жрецы и сделают прислужником драконов!

- Изверги, малютку хоть бы пожалели…

- Им всё одно – дети или не дети!..

- Дай боги, повесят, а не сожгут на медленном огне…

- Чем мы богов так прогневали?..

- Боги давно отвернулись от нордов…

Пленные, тяжело ступая, поднялись на эшафот, и толпе, собравшейся на площади, стало видно, что глава семейства без боя прихвостням драконьих жрецов не сдался – руки у него были перебиты, половина лица превратилась в кровавую маску, при ходьбе он сильно хромал и неестественно подворачивал ногу, а грудь при дыхании вздымалась неравномерно – явно с одной стороны у него было пробито лёгкое. Женщина тоже была вся в синяках и кровоподтёках, а у мальчика правая рука была вывернута из плечевого сустава, а на правом же боку ветхая одежда пропиталась кровью.

- Да это же Бьяре, с хутора близ пещеры с эхом.

- А я давно подозревала, что у Феллдира магия того, есть.

- Не было у него ничего, хлопец как хлопец, батьке единственный помощник рос.

- А где ещё две его девки?

- Тсс, может, спрятаться успели.

- От драконьих жрецов не спрячешься…

- Феллдир, кто бы подумал…

- Да он всегда был не такой…

- Жалко хлопца…

- Что жалеть магическое отродье! Хребет нужно было сломать сразу, как магия из него полезла.

- И будет он теперь одним из них, драконам поклоняться и свой же народ в грязь втаптывать!

- Куда боги смотрят!

- Молчи, баба. Нет богов! На Атморе остались, не ушли вместе с нечестивыми беглецами!..

К толпе вышел один из драконьих жрецов, одетый в серую робу, капюшон которой практически полностью скрывал его лицо. Толпа сумрачно притихла. Послушник с поклоном подал жрецу свиток, тот развернул его и принялся зачитывать:

- Именем Алдуина, да будет вечным царство его, - хорошо поставленным и глубоким голосом произнёс он. – Я, жрец драконов второй ступени Арбруник Справедливый, излагаю волю нашего господина. Семейство Бьяре Толсторукого обвиняется в оказании сопротивления доверенным лицам жрецов Алдуина, да будет вечным царство его, а посему повелеваю: Бьяре Толсторукого, его жену Грете, а также их дочерей Эльсе и Минне предать смерти посредством сжигания на медленном огне. Сына же Феллдира, коему боги даровали высшее знание магии, милостью драконов передать драконьим жрецам, дабы те обучили его мудрости и поклонению драконам.

- Нет! - сорвавшимся голосом выкрикнул мальчик. – Никогда! Будьте прокляты вы, драконий помёт, никогда я не стану одним из вас! Лучше мне сгореть на огне!

Толпа одобрительно загудела. Феллдир перевёл дыхание и слизнул кровь, потёкшую у него из уголка рта.

- Феллдир, - приторно-ласково произнёс жрец, - мальчик мой. Ты не понимаешь, какая милость тебе дарована…

- Магия – это проклятие!.. Я не желаю стать говном драконов!

Лицо Арбруника перекосилось от ярости.

- Феллдир, - в его голосе теперь послышалась угроза, - если ты согласишься стать одним из нас, твоя семья… Она будет умирать не так долго и не так мучительно, как если ты откажешься.

В селении их ждал балаган.

Ещё издалека они заметили, что там что-то происходит, потому что слишком много народа было на улице, причём те, кто половчее, торопились занять крыши, столбы и сторожевые вышки. Когда воины вошли в селение, им предстала любопытная картина. По всему селению с проклятиями и топором наперевес носился отец Кетиллёг – рослый, дюжий воин с руками и лицом, покрытыми старыми шрамами и ожогами – а от него со всех ног улепётывал Феллдир. Зрители ухохатывались, подбадривали то одного, то второго, давали советы и делали ставки.

- Ингвильд, давай, давай, поднатужься!

- Тужиться его дочка по весне будет!

- Колдун, идиот, куда прёшь, там тупик! Левее, левее бери!

- Ингвильд, мать твою, ты хоть не по грядкам!

- Моя капуста!

- Мои куры!

- Мой забор!

- Колдун, сам чинить будешь!

- Ингвильд, за яйца по яйцам получишь!

- Колдун, назад!

- Ничего себе скачет!

- Когда за тобой Ингвильд с топором погонится, и не так поскачешь!..

Бьяре нос к носу столкнулся с Эрлиндом, который как раз перебегал улицу, желая занять наблюдательный пост повыше.

- Что происходит? – спросил он, хватая его за кожух.

- Ба, Бьяре, - расплылся воин в непривычно ехидной и довольной улыбке, - ты вовремя. Сынок-то твой дочку Ингвильда, того, обрюхатил.

- Травницу? – Бьяре заметно повеселел.

- Ага, травницу. Вот Ингвильд и пытается ему донести, что он был неправ.

- А что неправ? Кетиллёг-то евойной уже сколько годков-то? Двадцать три? А она всё в девках ходит. Радоваться надо, что не зря растил.

- Так колдун-то! Ингвильд-то надеялся, что за воина она пойдёт.

- Воинов на всех девок не хватит, - рассудил Бьяре. – Тем более в её возрасте. Только если вдовец какой, но тут на каждого вдовца девок и баб вдосталь…

Дружный радостный рёв возвестил им, что погоня таки закончилась, а судя по тому, что все начали спешно стягиваться на птичий двор одной из ближайших хат, всё закончилось именно там. Бьяре тоже поспешил туда, чтобы не пропустить самого интересного. Работая локтями, он пробился к центру, где увидел Ингвильда, в одной руке сжимающего топор, а другой крепко держащего за шиворот Феллдира. Вид маг имел обречённый.

- Терпи, колдун, терпи, - подбодрили его из толпы, - это только детей делать приятно.

- Ты как посмел, колдун клятый! - Ингвильд чувствительно встряхнул его.

Феллдир хлюпнул носом – то ли в процессе погони он его успел разбить о какой-нибудь забор, то ли отец Кетиллёг уже постарался. Впрочем, нет, если бы его приложил Ингвильд, нос был бы сломан, а так на нём просто виднелись свежие ссадины. Значит, всё же забор.

- Ноги поотрубаю! – Ингвильд замахнулся топором.

- Эй-эй! - остановил его Мьоллнир. – А в бою я что, на своих закорках его таскать буду?

Зрители захохотали.

- Тогда руки…

- Он колдовать не сможет! – не очень всерьёз испугался Тьярви.

- А ты молчи, недомерок колдунский! Ему башку снесу, а потом тебе!

- А мне за что?

- За длинный язык!

- Без головы, - заметил Мьоллнир, - он тем более колдовать не сможет.

- Тогда что мне ему рубить? – разозлился Ингвильд. – Ноги нельзя, руки нельзя, голову нельзя!

Зрители задумались.

- Бороду можешь отрубить, - предложил выход Вестгейр.

- А вдруг он без неё детей делать не сможет? – с опасением предположил Тойво.

Фенрир похлопал его по плечу:

- Дети не бородой делаются, - просветил он его, - а немного другим местом. Я тебе потом скажу, каким.

- А вдруг и борода тоже нужна? – упорствовал ученик мага. – Вона, у жрецов бород нет, и детей у них тоже нет.

Воины снова задумались.

- Не, - решил наконец Йофурр Свенсен, - это у них баб нет, потому и детей нет.

- Не, - поддержал его Хюмир, - борода не нужна. Вона, Мьоллнир свою никак не отрастит, а уже троих сострогал.

Мьоллнир невольно потрогал рукой свой гладко выбритый подбородок. Борода-то у него росла, но такая жидкая, что её по волосинкам можно было сосчитать. Ходить с такой – это только позорить себя. Вот и приходилось брить её, благо, хоть усы нормально росли.

- Хотелку оторву!

Феллдир машинально заслонил её руками. Толпа воинов радостно заржала.

- Тогда внуков у тебя больше не будет, - просветил его Несбьорн.

- Я дочку за нормального воина отдам!

- А кто её возьмёт-то, того…

- Порченую! – радостно подсказал Йотунн, делая на всякий случай шаг назад, - и с колдовским приплодом.

- Счас я тебя как испорчу!..

- Но-но, за дочкой своей не уследил, а я виноват!

- Ингвильд, старина, - Бьяре сделал шаг вперёд, - могу я узнать, что тебя не устраивает? Мой сын жениться на твоей дочке не хочет?

Феллдир сглотнул и вжал голову в плечи.