Сторож брату моему
14 кб, "Малыш и Карлсон". Печальная фантазия на тему выросшего мальчика и отчаявшегося Карлсона. Местами драма, местами детектив, местами - то самое про смысл жизни.

Сложный, причудливый и грустный текст. Грустный - не в смысле сентиментальной печали, а в смысле того вязкого тягостного чувства, которое находит, когда холодным одиноким утром у тебя болит, не отпуская, в груди. Мне очень понравился выдержанный эмоциональный фон, на который работает в той или иной мере, почти каждое предложение рассказа. Впечатлил высочайший накал (или размах?) постмодерна: авторская идея сделать подросшего Малыша заказчиком самого известного политического убийства в истории Швеции и подать это предельно серьезно отдает священным безумием. Текст апеллирует одновременно к эмоциям и к разуму, держит в своей орбите даже после окончания чтения, провоцирует на серьезные размышления.

Субъективных... даже не недостатков, а моментов, которые мешали при чтении, два. Первый (в принципе некритичный и понятный) - некоторая неправдоподобность внутреннего монолога героя и последующего диалога, вырастающая из обилия экспозиции. Когда человек внутри своей головы думает о хорошо знакомых ему людях, он думает о них короче и определеннее: как о "жене", или "Оливии" или "старой кошелке", а не как "о моей жене Оливии, старой кошелке, кстати, она уже умерла, кстати-2, у нее был такой-то характер, и кстати-3, она была богата и оставила мне такое-то наследство". Когда двое разговаривают о хорошо известной обоим персоне, причем делают это в откровенно трагическом и очень личном контексте, персону очень вряд ли станут называть полным четырехсоставным именем, да еще и уточнять ее положение в обществе, занимаемую должность и т.д. Все это делается для читателя, именно читателю разъясняется по ходу дела, что Себастьян - это садовник, Оливия - это жена, а Пальме - это глава социал-демократической партии. И отвлечение героев на пояснения читателю в момент накала агнста смотрится немного театрально. Второй (чуть более критичный) - отчетливо слышный скрип при натягивании отдельных (!) сов на линдгреновский глобус. Представить себе Сванте богатым пожилым человеком, проведшим жизнь в сделках с совестью, несложно: это было сильно позже, жизнь - странная штука и люди меняются. Несложно и представить себе, что веселый Карлсон, "сын мумии и гнома" - это всего лишь маска. Но вот представить, как Карлсон, не сбрасывая маски, приходит к хорошо знакомому нам не выросшему еще Малышу, сраженному недавней гибелью всей своей семьи, и начинает всерьез втирать ему, эта трагедия - из-за него, Карлсона, и что Малыша за с ним, Карлсоном, отношения таким образом... покарал Бог? У меня не получилось, сорри. Я верю в историю, но не в предысторию. А без доверия к предыстории теряет основу и обоснование слишком многое. В том числе - обоснование финала, ведь как именно эта странная ложь привела к тому, что у Сванте атрофировалась совесть, не вполне понятно.

В свете этих моментов мне трудно назвать текст субъективно хорошим или однозначно удавшимся. Но при этом я, не кривя душой, могу назвать его сильным и нужным + однозначно рекомендовать к прочтению.

#редкая_птица_5 #забег_волонтера #комменты_в_блогах #обзор #режим_тотальной_субъективности #любить_и_не_жаловаться