#книги #музыка #длиннопост

Прочитала книгу Иэна Бостриджа «”Зимний путь” Шуберта: анатомия одержимости». Такие вещи трудно рекомендовать – специалистам они и так известны, а для широкой аудитории вроде обычно не предназначены. Но Бостридж элегантно сочетает в своей книге сразу несколько уровней повествования. Музыковедов он лукаво подталкивает к очередному витку дискуссии об ассимиляции триоли. Любителям «Зимнего пути» заботливо вкладывает в ладонь ключик к этой шкатулке с секретами. А просто любопытствующих читателей развлекает историческими и естественнонаучными экскурсами. Легкость без легкомыслия, непринужденность без панибратства, насыщенность без сумбура.



Иэн Бостридж – певец (тенор), исполняющий Шуберта на протяжении десятилетий. Это первое, что заслуживает внимания: перед нами рассказ человека, который сам раз за разом погружается в эту музыку и воссоздает ее заново. Но чувствовать и понимать музыку мало, о ней надо уметь рассказывать, подбирая слова для того, что трудно описать словами. Это под силу далеко не всем исполнителям. Бостридж, интеллектуал с блестящим образованием, и с этой стороны являет себя в лучшем свете.
Да-да, тут напрашивается цитата из «Дживса и Вустера»:
– У него же коэффициент умственного развития как у моллюска!
– Среди членов клуба «Трутни» он считается опасным интеллектуалом.


Иэн Бостридж

Однако Бостридж, с его оксфордским и кембриджским прошлым и ученой степенью, интеллектуал подлинный. У него широкий кругозор и, что важнее, привычка мыслить, анализировать, сопоставлять, крутить предмет так и эдак, разбирать его на части и снова собирать в единое целое. Он прекрасно владеет материалом, его формулировки изящны, сравнения точны, шутки порой эксцентричны, но остроумны (британский юмор и все такое, недаром же вспомнился Вудхаус). Он не теряет мысль, уходя в сколь угодно пространные лирические отступления – о глобальном потеплении и особенностях энергопотребления в 19 веке (с графиками, с таблицами!), об эротических подтекстах в поэзии Гете, о наполеоновских войнах, о формах снежинок, о романах Фенимора Купера, о семействе вороновых… о башмаках, о кораблях, о сургучных печатях, о капусте и о королях.

Слово «анатомия» в заголовке довольно метко характеризует подход Бостриджа к предмету. Как не вспомнить пушкинского Сальери – «музыку я разъял, как труп»... Но Сальери, как мы знаем, в реальности не был злобным завистником. А лично для Шуберта он и вовсе стал учителем и покровителем, причем уроки давал бесплатно, исключительно из желания поддержать талантливого мальчика. Шуберт был любимцем Сальери (а среди его подопечных, на минуточку, числятся еще Лист и Бетховен), их связывали теплые отношения, и ученик впоследствии посвятил своему учителю несколько произведений.


Антонио Сальери

Бостридж часто бывает в России (возможно, в очередной раз приедет в декабре, если ничто не помешает). Но, по его собственным словам, больше всего ему запомнился визит 2010 года, когда он выступал в Пушкинском музее изобразительных искусств и познакомился там с Ириной Антоновой – тогдашним директором музея. Бостридж умеет дозировать эмоции и играть оттенками интонации: он по-британски сдержан и иронично отстранен, но ясно дает понять, как был поражен и тронут всем, что с ним тогда произошло. Во-первых, это знакомство с Антоновой, которая когда-то после войны отстаивала право музея оставить у себя собрание Дрезденской галереи… Тут в тоне рассказчика проступает что-то похожее на робость, будто Антонова на собственных хрупких плечах перетаскала эту дрезденскую коллекцию в свой музей и отказалась отдавать обратно. Коня на скаку остановит, картины назад не вернет! Во-вторых, неожиданно отзывчивая аудитория – удивительно, обычно нашу публику находят холодноватой. И в-третьих, если кто-то еще помнит, в декабре 2010 года в Москве прошел ледяной дождь, а затем выпал снег, превратив все кругом в сказку – жутковатую, но прекрасную... и созвучную песням Шуберта.




Итак, «Зимний путь», Winterreise, цикл из 24 песен на стихи Вильгельма Мюллера, написанный Шубертом за год до смерти. Мюллер, немецкий поэт-романтик, умер в 31 год. Шуберт – в 32.


Франц Шуберт


Вильгельм Мюллер

Эта близость смерти, конечно, бросает на «Зимний путь» особый отсвет. Вообще получилось странное противоречие: это цикл для домашнего музицирования, для уютного вечера в гостиной. Он и подогнан (видимо, по настоянию издателя) под музыкантов-любителей, в нем нет особо высоких нот и неодолимых пассажей. Камерный минимализм – только голос певца и партия на фортепиано.
И от этого становится особенно не по себе, когда начинаешь слушать. Разве можно играть это в гостиной, среди декольтированных дам? Сыграть и потом похлопать, а потом есть мороженое и говорить о последней сплетне.
Это, по определению самого Шуберта, «ужасные песни»: в них экзистенциальная тоска, и противовесом ей – лишь легчайшая ирония, с которой автор подтрунивает над своим романтическим разладом с миром.

Каждая из песен вполне самостоятельна, но вместе они будто бы намечают пунктиром некую сюжетную линию: герой расстался с любимой девушкой и пустился в странствия. И каждая новая песня добавляет детали и обстоятельства, дразня воображение, заставляя его достраивать картину… но разгадка ускользает из рук, чтобы снова поманить нас в следующей песне – и снова оставить без ответа. Почему влюбленные расстались? Кто из них стал инициатором разрыва? Или это произошло против их воли? Есть ли цель у этих скитаний в холодном краю? Герой хочет помнить или позабыть? Уйти навсегда или вернуться? Смерть ожидает его в конце или нечто другое?


Все части цикла тесно связаны между собой, пронизаны сетью взаимных смысловых и музыкальных отсылок. Но я все же рискну нарушить это единство и волевым усилием выберу только пять из двадцати четырех.

4 Erstarrung – Оцепенение
Одна из самых красивых и ярких песен во всем цикле. Наплыв чувств, драматическое напряжение, «маниакальная одержимость».
А эротический подтекст ощущаете? Я, кстати, нет. А Бостридж – да. Увы, приходится признать, что его мнение авторитетнее. :|
Но мысль его насчет этой песни понятна.

7 Auf dem Flusse – У ручья
…Острым камнем я вырежу на ледяной поверхности ручья ее имя, день встречи и расставания, и окружу надпись изломанным кольцом.
И в последней строфе вдруг – сильнейший прилив чувств: будто волна вздымается и ломает эту ледяную могильную плиту.
Сердце мое, в этой реке узнаешь ли ты себя? Под коркой изо льда скрывается буря.

8 Rückblick – Воспоминание
Под моими ступнями огонь, даже если я иду по льду и снегу… Я спотыкался о каждый камень, спеша покинуть город, а вороны кидались снежками в мою шляпу с каждого дома.
Песня отчетливо делится на три части. Первая – стремительное движение, почти бегство.
Вторая часть – воспоминание о днях, когда покинутый город был ласков к герою и все было совсем иначе. Воспоминание сладостное, но… как-то чересчур сладостное, ненатуральное, почти бутафорское. Действительно ли это было такое незамутненное счастье?
И третья часть – замешательство: бежать прочь или вернуться? Две разнонаправленные силы тянут путника одновременно в разные стороны.

9 Irrlicht – Блуждающий огонек

16 Letzte Hoffnung – Последняя надежда
Здесь и там на ветвях трепещут пестрые листья, и я останавливаюсь под деревом, глядя на них в задумчивости. Я смотрю на одинокий лист, словно вся моя жизнь зависит от него, и когда ветер играет с ним, я дрожу так сильно, как только могу. Если лист упадет на землю, погибну и я…
Напоминает соответствующий рассказ О.Генри, да?
Для неискушенного слушателя (да и для искушенного тоже) песня звучит странно. Какой-то сумбур вместо музыки! Почему оно так?

И весь цикл полностью: Дитрих Фишер-Дискау, золотой фонд.