Эти красные, почти багровые от укусов губы, припухшие, приоткрытые так порочно и соблазнительно – будь его воля, живого места не оставил бы.

Такие податливые.

Такие тёплые.

Такие сладкие.

Они едва шевелились, и не требовалось особенной квалификации, чтобы считать с них немое:

«Северус… Северус… Северус…»

И тогда он – кровь стучала в висках, кадык ходуном в глотке – накрыл их своими, чтобы скорей заглушить безудержный хриплый стон, которого Гарри обещал не издавать.

Пока это восхитительное тело вздрагивало – так трогательно вздрагивало, сотрясаясь как в лихорадке, в его, его, Северуса, руках.