Клайв Льюис - о Дюма и романтизме :

"Недавно, пролежав несколько дней в постели, я попытался, по настоятельной рекомендации Уорни, прочитать «Трех мушкетеров», но не только устал от этой книги, но и нашел её отвратительной. Все эти тщеславные мерзавцы, живущие на деньги своих любовниц, тьфу! Невозможно понять, насколько хорош Скотт, не попытавшись прочитать Дюма. Вы заметили, что в романах Дюма напрочь отсутствует какой бы то ни было фон? У Скотта, помимо приключений главного героя, всегда есть общество соответствующей эпохи, с городами и деревней, пуританином и кавалером, саксом и нормандцем, со всем колоритным юмором второстепенных персонажей, а за всем этим стоят еще более общие вещи – сельская местность, горы, погода, само ощущение путешествия. У Дюма, если вы попытаетесь заглянуть хотя бы на один дюйм за основную интригу, вы не найдете вообще ничего. Вы находитесь в абстрактном мире отваги и приключений, который не имеет корней — никакой связи с человеческой природой или природой вообще.

Когда действие переносится из Парижа в Лондон, нет ощущения, что ты попал в новую страну, нет смены атмосферы. И я не думаю, что есть хоть один отрывок, показывающий, что Дюма когда-либо видел облако, дорогу или дерево. Одним словом, если бы вас попросили объяснить, что мы с вами подразумеваем под «уютом» в литературе, вы почти могли бы ответить: «Это означает противоположность «Трем мушкетерам». Но, возможно, я слишком суров к тому, что было написано только для развлечения. Я полагаю, что есть определенная заслуга в динамичности и накале сюжета, даже если мне это не нравится.

Я говорил об этом с Толкиеном, который, как вы знаете, вырос на Моррисе и Макдональде и разделяет мои вкусы в литературе. Мы оба отметили, как странно, что слово «романтизм» используется для описания таких разных вещей, как Моррис, с одной стороны, и Дюма или Рафаэль Сабатини – с другой: вещей не просто разных, а настолько разных, что трудно представить, что один и тот же человек способен любить обе. Мы сходимся на мысли, что для того, что мы подразумеваем под романтизмом, должен быть хотя бы намек на другой мир — нужно действительно «услышать, как трубят рога Эльфланда» (с)

(мой дилетантский перевод с английского - по сборнику "Collected lettres of C.S.Lewes", volume II)

Я сам, надо сказать, люблю не только Льюиса, но и Дюма. Однако, думаю, в общих чертах он совершенно прав насчет сверх-схематичного, напрочь лишенного какой-то атмосферы, глубины или реалистичности мира «Трех мушкетеров». Этот мир – настолько схематичный и условный, что, в зависимости от сиюминутных потребностей автора, другие персонажи то с первого взгляда опознают в д’Артаньяне нищего гасконца, то не испытывают никаких сомнений, когда д’Артаньян выдает себя за графа де Варда (момент, где д’Артаньян предъявляет начальнику порта отобранные у де Варда бумаги и называется его именем. И это при том, что его собеседник – по его же собственным словам – был предупрежден агентами кардинала о беарнском дворянине д’Артаньяне!..).

Правда, Дюма не везде настолько же поверхностен. Думаю, попадись Льюису вместо «Трех мушкетеров» «Граф Монте-Кристо», у него сложилось бы более благоприятное впечатление об авторе – если не как о моралисте, то, во всяком случае, как о художнике. По крайней мере, после «Графа Монте-Кристо» не приходится сомневаться, что Дюма случалось в своей жизни «видеть облако, дорогу или дерево». Море и марсельская природа там описаны с большой любовью, а Париж очень сильно отличается от французского Юга и Италии – и природой, и погодой, и нравами своих обитателей. Посещение же д’Артаньяном Лондона выглядит так, как если бы автор взялся описывать визит ГГ в Киото, Самарканд или Бангкок – в какое-нибудь место, где он не бывал и о котором имел крайне смутное представление – и потому решил схитрить и просто избегать любых деталей.