Анна закрывает глаза. В последнее время когда долго смотришь на Ёжика, начинает болеть голова и двоится в глазах. Слишком странные симптомы, чтобы рассказать Борьке - он за фельдшера в их команде, когда-то ветеринаром был.
Ёжик тихо спрашивает:
- Во сколько мы с Нютой Риту и Черепа сменяем?
Все смотрят на лысого Петро в зелёной брезентовой куртке. Он достаёт из-за пазухи раритет: механические наручные часы, нежно дышит на циферблат, протирает запотевшее стекло.
- Через три часа. Сейчас без четверти двенадцать.
Анна слышала, что давно, лет двадцать назад, у всех людей были такие часы. А потом стало модно смотреть время на телефоне. Телефоны с каждым годом становились всё престижнее, сложнее. И когда Айтел захватила по сети все устройства, наручных часов осталось мало.
А ещё втайне даже от себя Анна смакует небрежное ёжикино "Нюта". В этом есть что-то интимное, волнующее, будто они не командир и рядовой, а кто-то ещё. Мужчина и... женщина?
От этих мыслей в груди начинается непривычный жар и перестук. И чтобы как-то отвлечься, Анна спрашивает Ёжика:
- О чём ты думаешь, чтобы не сойти с ума?
Тени гладят его скуластое лицо, когда он задумчиво смотрит в огонь и раскуривает трофейную сигарету.
- Прошлое вспоминаю. Тогда, до войны, может, ты помнишь? - всё лето лили дожди. По ТВ говорили, это погодное оружие американцев...
Петро потёр лысину и хрипло усмехнулся.
- Знали бы тогда, чьё это оружие... - устало пробормотал Борька.
- Да, - Ёжик затягивается, прищурив глаз. - Всё размыло, дожди лили месяцами. Холодно, уныло. Грязно. А мама купила мне зонтик. Жёлтый такой, яркий. Сказала: вот тебе солнышко. И помни: даже когда идёт дождь солнце есть.