#стихи

Пули свистели, в куски кромсали, люди блестели и угасали, кто-то жал груз, кто-то — в пол педали. Кто-то ещё был жив.
Каждый бежал, не хотел быть в клетке, кто-то сбегал (удавалось редко);
Но каждый первый из Альбукерке знал: Начо не убежит.

Начо поднимется и ударит, Начо любой озверевшей твари всадит патронов десяток в харю, Начо — он в доску свой.
Сунется там, где другие струсят, выжмет, добьётся и не отпустит, надо — сожрёт и живьём закусит, ему это не впервой.

Начо преследуют и прессуют, в Начо стреляют не в холостую, Начо всегда головой рискует, следуя до конца,
Начо не страшно, что словит выстрел, он не боится кончины быстрой. Начо не трус — но он так боится, что смерть заберёт отца.

Что ошибётся случайно дверью, что постучится — и не поверит старый отец, что всё это время Начо ему так врал. Смерть не бывает несправедливой, смерть забирает неторопливо, честных, усердных, простых и милых, тех, кто её не ждал.

Начо сжимает покрепче пальцы на пистолете, чтоб не бояться. Он смело выйдет один на двадцать — и всех он отправит в ад.
«Каждый идёт пусть своей дорогой, только отца, смерть, прошу, не трогай, он не причём».
Начо склонит ноги. Папа не виноват.

Все виноваты, мужчины, дети, все умирают, и те, и эти. Кому-то и Начо предстанет смертью, чью-то обломит жизнь.
С каждой секундой он ближе к краю. Все в Альбукерке прекрасно знают,
Знает картель, Саламанка знают:
Начо не убежит.