Как и всякий нормальный писатель, я радуюсь, когда нахожу кого-нибудь, кто пишет лучше меня. Даже если такие книги вызывают ощущение собственной заурядности и неспособности, то это ощущение при подлинной любви к своему делу, как ни странно, становится чем-то радостным - пусть я так не могу, но важно, что это возможно! Правда, ощущение такого рода у меня бывает редко - по-настоящему блестящие произведения, как праздники, случаются не каждый день.

Сегодня мой выходной превратился в подобный праздник, потому что я - вполне случайно, так как эту книгу знакомые книголюбы никогда не обсуждали - прочитал роман Джузеппе Лампедузы "Гепард". Это такие итальянские "Унесённые ветром" - не в смысле истории о Скарлетт, Эшли Уилксе и Ретте Батлере, а в смысле эпоса об угасающей аристократии, которая трагично ощущает, что их время кончилось, и в новом мире их укладу жизни, как и им самим, придёт конец.

Магия Истинной литературы в том, что она роднит нас с вещами и людьми, с которыми у нас изначально нет ничего общего. Иногда, конечно, мы беремся за какие-нибудь книги, уже испытывая живой интерес к какой-нибудь эпохе и ее героям. Когда в юности я читал "Мартовские иды", меня привлекало уже то, что речь пойдет о Цезаре. Но, когда в детстве я взял в руки "Унесенных ветром", я был совершенно равнодушен к войне Севера и Юга и к судьбе конфедератов. А когда я закрыл эту книгу, то чувствовал себя так, как будто красная земля плантаций Джорджии и дом на Персиковой улице - это что-то настолько же реальное, как моя собственная комната. И хотя мое восприятие конфедератов с возрастом стало диаметрально противоположным взглядам автора, (как, впрочем, и мое теперешнее восприятие России совершенно противоположно моим детским взглядам), это все равно осталось для меня чем-то очень интимным, важным и родным. Можно осуждать, презирать и даже ненавидеть свою родину (она даёт для этого немало поводов), но твое знание этой страны останется с тобой. И так же можно презирать и осуждать южан-рабовладельцев и видеть их не такими, какими хотел бы их представить автор, а такими, какими на самом деле были, есть и будут все рабовладельцы на земле - но все равно ты будешь вспоминать красный комок земли из фруктового сада Тары так, как будто бы это ты сам, а не Скарлетт О'Хара, сжимал его в своих пальцах после поражения в войне. Она твоя, как родина - неважно, что ты никогда об этом не просил.

И то же вышло и с Гепардом. Ирония в том, что "Овод" был одной из моих любимых детских книг, и я охотно перечитывал и обсуждал его даже во взрослом возрасте, так что со всех возможных точек зрения мне следовало бы сочувствовать тем самым революционерам, гарибальдийцам и борцам за объединенную Италию, которые вступают в мир князя Салины из "Гепарда", как неумолимая и разрушительная сила. Но это так не работает. Талантливые книги об одной эпохе всякий раз воспринимаются отдельно, как не смешивающиеся слои в коктейле, и их никогда (в отличие от средних книг) не получается воспринимать через призму уже прочитанных до этого произведений. Они трансцендентны. Такой, в сущности, и должна быть любая настоящая литература, хотя в реальности к подобному типу книг относится лишь мизерная часть написанного.

Восхитился экономности Джузеппе Лампедузы - книга совсем маленькая, 530 страниц по счётчику моей читалки (тогда как большинство романов по размеру превышает тысячу). Но при этом это настолько концентрированный текст, что он воспринимается, как полноценный эпик. Я бы, вероятно, вынужден был написать на месте автора на ту же тему три огромных тома - и все равно не приблизился бы к выразительности этих пятиста страниц. В общем, multum in parvo, доступное только гениям.