В одном из еврейских театров для увеличения сборов и сокращения времени решили поставить "Фауста" и "Бориса Годуновича" одновременно.

Трям-трям, действие первое. Занавесочка открывается снизу вверх. На сцене одухотворенный Фауст:
– Какой печаль меня тревожит, какой тоска мне сердце гложет. Мой Маргаритка где-то бродит, наверно, он мне изменяет... Ой, где-то пипснула калитка – наверно, это Маргаритка! Маргаритка, это ви?
– Нет, это ми, Мепистопель.
– Прочь-прочь, коварный искусатель, меня пришел ты соблезнуть и в ад свой мрачный замануть!
– Пойдем в мой мрачный подземелье.
Обнявшись, уходят.
Трям-трям, антракт.
Трям-трям, действие второе. Занавесочка открывается сверху вниз. На сцене Борис Годунович.
– Азохен вэй, товарищи бояре!
– Азохен вэй, наш русский цар!
За сценой слышится длинное еврейское ругательство.
– Кто так сказав?
– Это я, юродивый. Мой мальчик отнял у меня копеечку. Я его поил-кормил – а он на папу – топ ножкой! Я ему висшее образование – а он на маму "старая сука"! Чтоб не говорил так больше!
– А где боярин Шуйский? Почему я не вижу его среди здесь?
– Не среди здесь, а среди тут.
– Ах боже мой, какая разница? Принесите мне мой мраморный телефончик!
– Алё, девушка, это комукактер? Соедините меня на том кончике с боярином Шуйским. Где? По цехам? Сами вы поц и хам! Кто говорит? Царь.
– Не слышно, повторите, пожалуйста.
– Царь!
– По буквам, пожалуйста.
– Циля, Абрам, Рончик, мягкий кончик. Почему мягкий? Девушка, 80 лет – и ви хотите, чтобы был твердый?