— Сына самого Крауча поймали с кучкой Пожирателей смерти, которые сумели открутиться от Азкабана. Они, как оказалось, пытались разыскать Волан-де-Морта и вернуть ему его власть.
—Поймали сына Крауча? — не поверила своим ушам Гермиона.
—Вот-вот, — Сириус бросил кость гиппогрифу сел на пол грота, взял хлеб и разломил пополам. — Вот уж не ожидал Барти, так не ожидал. Надо было ему побольше времени уделять семье. Нет, чтобы хоть изредка прихо­дить домой пораньше, а то не знал, что за сын у него рас­тет.
Сириус стал крупными кусками откусывать хлеб и глотать, почти не жуя.
—А его сын тоже был Пожирателем смерти? — спро­сил Гарри.
— Кто его знает? — не переставая есть, ответил Сири­ус. — Когда его поймали, я уже был в Азкабане. Я уже по­том все это узнал, когда сбежал из тюрьмы. Парня схва­тили в компании людей, которые точно были Пожира­телями смерти. Может быть, он просто оказался в пло­хом месте в плохое время, как эта ваша эльфиха.
— А Крауч пытался вызволить сына? — прошептала Гермиона.
Сириус расхохотался, и хохот его был похож на со­бачий лай.
— Вызволить сына? Крауч? А я-то думал, ты, Гермио­на, поняла, что это за человек. Да он на все был готов ради собственной репутации, он всю жизнь посвятил тому, чтобы стать министром. Ты же видела, как он поступил со своим домашним эльфом из-за того, что этот эльф на­вел на него тень Черной Метки. Разве не понятно после этого, что за человек Крауч? Всех его отцовских чувств хватило только на то, чтобы устроить над сыном суд, да и суд-то этот Крауч устроил только для того, чтобы показать всем, как он ненавидит сына... а потом он его от­правил прямиком в Азкабан.
—Он собственного сына дементорам отдал? — в ужа­се спросил Гарри.
— Отдал, — ответил Сириус уже безо всякого веселья. — Я сам видел, как дементоры его вели, стоял у оконца в двери и смотрел. Ему и двадцати тогда не было. Посадили его в камеру рядом с моей. К вечеру он уже кричал и звал свою мать. Потом, правда, успокоился, через несколько дней... все успокаиваются... во сне только кричат...

— Вот так. Крауч думал, что все у него в руках, а вон оно как вышло. — Сириус утер губы тыльной стороной ладони. — Только что герой, министром магии чуть не стал, и вдруг... сын умер, жена, имя опозорено, и — я слы­шал, как сбежал из тюрьмы — его уже не так любят, как раньше. После смерти его сына стали жалеть, и многие себя спрашивали: как это, мальчик из хорошей семьи и вдруг попал в такую компанию? Только один ответ и напрашивался: отцу было не до него. Пост министра занял Корнелиус Фадж, а Крауча сместили на должность на­чальника Отдела международного магического сотруд­ничества.

Их было четверо: плотный мужчина, пустыми глазами гля­девший на Крауча: худощавый — с нервно подергиваю­щимися губами; женщина с тяжелыми веками и короной блестящих, черных волос — она сидела в кресле как на королевском троне; и юноша, которому не было и двад­цати, соломенные волосы рассыпались по лицу, молочно белая кожа в веснушках. Все его тело сотрясала дрожь. Худенькая волшебница, сидевшая рядом с Краучем, пла­кала, уткнувшись в носовой платок.
Крауч поднялся и посмотрел на заключенных. Лицо его исказила лютая ненависть.
— Вас доставили в Совет по магическому законода­тельству, — громко и ясно произнес он, — чтобы вынес­ти приговор. Вы обвиняетесь в преступлении, гнуснее которого...
—Отец, — крикнул юноша, — отец... пожалуйста...
— ... этот зал еще не слышал. — Крауч повысил голос, чтобы заглушить слова сына. — Мы выслушали свидетель­ства, доказывающие вашу вину. Вы все обвиняетесь в том, что похитили мракоборца Фрэнка Долгопупса и подвер­гли его заклятию Круциатус. Вы думали, что он знает, где находится ваш исчезнувший хозяин, Тот-Кого-Нельзя-Называть...
— Отец, я в этом не участвовал! — еще громче крик­нул прикованный к креслу юноша. — Клянусь тебе! Не отправляй меня опять к дементорам...
— Вы также обвиняетесь в том, — надрывал голос ми­стер Крауч, — что, не узнав ничего от Фрэнка Долгопуп­са, вы подвергли заклятию Круциатус его жену. Вы наме­ревались вернуть власть Тому-Кого-Нельзя-Называть, чтобы продолжать сеять зло, чем вы, без сомнения, за­нимались, пока ваш хозяин был в силе. И я прошу при­сяжных...
— Мама! — воскликнул юноша. (Хрупкая маленькая волшебница, сидевшая рядом с мистером Краучем, би­лась в рыданиях.) — Мама! Останови его! Мама, это не я, клянусь, это не я!
— И я прошу присяжных, — крикнул Крауч во всю силу легких, — тех, кто как я, считают пожизненный срок в Азкабане заслуженным наказанием, поднять руки. Присяжные единогласно поддержали обвинителя. Зрители захлопали, как в свое время хлопали Бэгмену только сейчас на их лицах застыло мрачное торжество. Юноша, срываясь на визг, крикнул:
— Мама, нет! Я не делал этого, не делал! Я ничего не знал! Не отправляйте меня туда!
Дементоры вернулись в зал. Трое взрослых узников поднялись с кресел; женщина, взглянув на Крауча из-под тяжелых век, воскликнула:
— Темный Лорд вернется, Крауч! Можете запереть нас в Азкабане! Мы и там будем ждать его! Он освободит нас и осыплет милостями! Мы одни остались ему верны! Старались найти его!
Светловолосый юноша пытался вырваться из рук де­менторов. Но весь зал, и даже Гарри, чувствовал — демен­торы высасывают из него силы. Со скамей неслись на­смешливые выкрики, многие вскочили на ноги. Женщина с короной волос быстрым шагом вышла из зала, а юно­ша все продолжал неравную борьбу.
— Я твой сын! — крикнул он, бросив умоляющий взгляд на Крауча. — Я же твой сын!
— У меня нет сына! — Голос Крауча перекрыл все ос­тальные звуки, глаза почти вылезли из орбит. — У меня нет сына! — повторил он.
Худенькая волшебница захлебнулась рыданиями и об­мякла без чувств в кресле. Крауч, казалось, этого не заметил.
— Уведите их! — крикнул он дементорам, брызжа слю­ной. — Уведите немедленно, и пусть они там сгниют! —Отец! Отец! Я не виноват! Это все неправда!