Душа человеческая может быть уже тогда испугалась дерзаний!

(Не дерзание ли увело прародителей из Эдема?)

Душа человеческая тогда уже стала ограничивать свою свободу. (Не свобода ли заставила Еву поддаться искушению?)

Душа человеческая отреклась от выбора? (Выбирают только падение, только отречение. Добродетель же призывают к неподвижному пребыванию во вчерашнем дне, к блюдению, к памяти, к ожиданию).

Так начинался унылый, будничный, однообразный путь падшего человечества. И это длилось века.

Изредка эти сумерки прорезались молнией. Бог нарушал своё вековое молчание. В добровольно выбранное рабство и окаменение врывался голос Божией трубы, пророки звали мир из его окостенения к новому пламени, они говорили о гневе Божием и об огне, который сожжет мир, по сути, они вновь и вновь призывали мир к выбору и свободе!

Пророков побивали камнями.

Отчего? Разве не отблеск утраченного рая и не заря грядущего обетования сияли на них? Разве не об этом стенало и мучилось человечество? Не во имя ли этого соблюдались законы? Не для этого ли приносились жертвы… Почему же пророков забивали?

Потому что человечество научилось бояться свободы, оно знало куда эта свобода привела его, чувствовало заранее, что при свободе выбора оно или пойдёт за пророками или опустится в последнюю бездну. Нет, уж лучше не рисковать, не пробовать, не искушаться, не соблазняться. Должное отмерено. Десятина мяты даётся храму и на этом пути пусть много не достигнешь, но зато ничем не рискуешь. Неподвижность гарантировала от новых потрясений, от катастроф, от трагических сдвигов. Она гарантировала и от освобождения, и от расплавления, — а так всё же спокойнее, лучше, прочнее.

Мир медленно погружался в сумерки.

Уже слагал свои вопли тоски и безнадежности Экклезиаст. Ветер возвращался на круги свои и уныние подстерегало человеческие сердца. Никто не верил, что близится утро. И пророки молчали.

Посреди Народа Божьего, повторявшего слова Экклезиаста, крепкими дубами, несокрушимыми твердынями высились блюстители его правды, хранители законов и каждой его буквы — книжники, законники и фарисеи.

Человек изменит, — но закон не изменит!

Человеческая душа превратна, — буква неподвижна!

А потому буква (и запятая)* — выше души, а суббота выше человека.