— Вы сейчас подумали, что я против прогресса, — добавил он, поглаживая приборную панель. — Нет! Беда в том, что вместе с прогрессом бездушие и разврат подменили человеческое достоинство. Люди беднеют духовно, запершись в своих тесных квартирках, поглощая пресный суп из банки. Никто больше не хочет совершать подвиги. И уж точно никто из них не променяет смрад города на свежее дыхание северного ветра.

Фордик совершил очередной поворот; за окнами ревел ветер, низкие облака закрывали редкие лучи солнца.

— Понимаю, для вас я ворчащий старик, но вот послушайте!

Прочь, мирные парки, где, преданы негам,
Меж роз отдыхают поклонники моды!
Мне дайте утесы, покрытые снегом,
Священны они для любви и свободы!
Люблю Каледонии хмурые скалы,
Где молний бушует стихийный пожар,
Где, пенясь, ревет водопад одичалый:
Суровый и мрачный люблю Лок-на-Гар!

Он на секунду прикрыл глаза и вздохнул.
— Вот что будоражило сердца наших предков! — мистер Эверли простер руку к небесам, сжал ее в кулак и погрозил кому-то в вышине. — И как точно эти стихи идут Ильширу, вы не находите? Думаю, Байрон вдохновился бы нашими суровыми красотами. Я ведь и сам немного пишу, — он набрал побольше воздуха и открыл было рот, но дорогу перегородили воротца, и ему пришлось остановиться.