По правую руку от возницы восседал крохотный, не достававший той и до пояса, человечек с огромным выпуклым лбом. Слева же устроилась... Пожалуй, ту рыжую девицу при беглом взгляде можно было бы счесть даже миловидной — если бы не мертвенная, до синевы, бледность ее лица и не торчавшие из-под взлохмаченных медных волос растопыренные заостренные уши. В довершение всего, пролетая мимо развилки, девица вдруг зыркнула нечеловечески огромными глазищами, и те полыхнули зловещим кроваво-красным огнем.

Мужчина охнул, ошарашенно посмотрел стремительно удалявшемуся фургону вслед, потом размашисто перекрестился.

— Ин но́минэ па́трис эт гви́хлии эт спи́ритус са́нкти... — пробормотал он свистящим шепотом, запнулся, потом громко икнул — и наконец решительно договорил: — А́мен!

Его спутница недоуменно повернулась и, подслеповато сощурившись, дотронулась до его рукава.

— Ну и дела, Палус, — тихо пробормотал мужчина себе под нос. — Вроде же не Калан-Гаэф...

Недоумение на лице женщины сменилось тревогой.

— Ты чего, Гито?

Мужчина непонимающе посмотрел на нее и ничего не ответил.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом женщина опомнилась, встрепенулась — и вдруг принялась втолковывать мужчине, как маленькому ребенку:

— Гито, миленький, да это же просто колесница! Ну что с тобой, ягненочек мой?..

— Ягненочек! — передразнил тот, с трудом переведя дух. — Я-то, может, и глухой, зато пока не ослеп! Видела, как у девки глаза светились? А уши ее приметила?

Женщина понуро опустила голову и тяжело вздохнула.