‎Уместно‏ ‎напомнить,‏ ‎что ‎тем, ‎кто ‎родился‏ ‎не ‎в‏ ‎1980-м, ‎а ‎в ‎1880-м,‏ ‎довелось‏ ‎из ‎Русско-японской‏ ‎войны ‎попасть ‎в ‎революцию‏ ‎1905-го, ‎из ‎её ‎последствий‏ ‎в‏ ‎мировую ‎войну,‏ ‎из ‎мировой‏ ‎в ‎гражданскую ‎и ‎испанский ‎грипп‏ ‎(да,‏ ‎им‏ ‎было ‎уже‏ ‎сорок ‎или‏ ‎за ‎сорок),‏ ‎сквозь‏ ‎местные ‎вариации‏ ‎великого ‎голода ‎и ‎великой ‎депрессии,‏ ‎а ‎многие‏ ‎дожили‏ ‎ещё‏ ‎и ‎в ‎свои ‎60+‏ ‎до ‎апокалипсиса‏ ‎европейского ‎нападения‏ ‎на‏ ‎СССР.

И ‎эти ‎люди‏ ‎ещё ‎по‏ ‎меньшей ‎мере ‎видели ‎проблески ‎относительных‏ ‎благополучий‏ ‎в ‎начале,‏ ‎середине ‎и ‎конце‏ ‎жизни ‎(если‏ ‎пережили ‎Великую ‎Отечественную).‏ ‎Сравнив‏ ‎же ‎их, ‎этих‏ ‎закалённых ‎людей, ‎с ‎людьми,‏ ‎родившимися ‎в‏ ‎Европе‏ ‎в ‎каком-нибудь ‎1320-м, ‎мы‏ ‎можем ‎ощутить‏ ‎что-то ‎вроде ‎нелепого ‎«ещё‏ ‎легко‏ ‎отделались»: ‎на‏ ‎тех, ‎жителей ‎середины ‎четырнадцатого‏ ‎века, ‎обрушились ‎одновременно ‎всеевропейское‏ ‎похолодание,‏ ‎великая ‎чума‏ ‎Чёрной ‎Смерти‏ ‎и ‎Столетняя ‎война. ‎И ‎каждое‏ ‎из‏ ‎этих‏ ‎событий ‎было‏ ‎отнюдь ‎не‏ ‎эпизодом ‎—‏ ‎нет,‏ ‎каждое ‎из‏ ‎них ‎длилось ‎дольше, ‎чем ‎жизнь‏ ‎и ‎даже‏ ‎чем‏ ‎две‏ ‎жизни. ‎Перед ‎этими ‎жителями‏ ‎конца ‎времён‏ ‎не ‎сверкало‏ ‎никаких‏ ‎надежд, ‎кроме ‎надежды‏ ‎на ‎посмертное‏ ‎утешение ‎за ‎жемчужными ‎вратами ‎(не‏ ‎гарантированное,‏ ‎впрочем, ‎даже‏ ‎верующим ‎христианам). ‎Они‏ ‎бродили ‎по‏ ‎пустеющему ‎континенту, ‎с‏ ‎которого‏ ‎история ‎десятилетиями ‎слизывала‏ ‎города ‎и ‎селения ‎и‏ ‎слизала ‎около‏ ‎половины‏ ‎живых ‎— ‎и ‎впереди‏ ‎не ‎мигало‏ ‎никакого ‎«наладится ‎как-нибудь, ‎цепочки‏ ‎поставок‏ ‎пересоберут, ‎ну‏ ‎а ‎если ‎не ‎вырулю,‏ ‎буду ‎искать ‎другое».