Он по-прежнему валялся на полу камеры, только тусклые лампы под потолком не горели, отчего изуродованный толстыми решетками зал казался особенно зловещим. Гнетущая тишина давила на слух. Ни крика, ни стона... дыхания и то не слышно. Словно все разом исчезли или умерли. Почему именно так, Альранте не думал. Сны – они на то и сны, чтобы быть странными, а уж его сны и подавно. Граф рискнул пошевелиться. Как и ожидалось, избитое тело рвануло болью от пяток до ушей, глаза обожгло солью, с губ сорвался то ли мат, то ли просто крик. И тут окружающее пространство ожило, распавшись на отдельные шорохи и прочие ночные звуки. В частности, здесь появились голоса. Кто-то будто бы кого-то звал, но Альранте не разбирал ни слова. Ну и черт с ним, с этим голосом. Важно встать. Несмотря на адскую боль, звенящий в голове колокол, на то, что тело отказывается подчиняться. Чувство самосохранения повелевало сжаться в комок, ну или хотя бы просто лежать, как лежал, не двигаясь, не дергая, не тревожа полученные раны, но чувство опасности, которое всегда было сильнее, грызло изнутри, приказывая встать и встретиться лицом к лицу с тем, что бродило кругами здесь, в темноте. Оно пришло сюда с конкретной целью и теперь выжидало... охотилось?.. на кого?!
Альранте с усилием поднял голову и подтянул скованные руки еще ближе, так, чтобы можно было опереться сначала на локти, потом попытаться поднять себя чуть выше, потом еще чуть-чуть... Наконец удалось встать на четвереньки, но свершив сей подвиг, граф ощутил себя старой, разбитой, ни на что не годной клячей. Словно в насмешку, в ушах застучали копыта. Сначала далеко, медленно и лениво, но мало-помалу цокот приближался, уже можно было безошибочно определить, что лошадь хромает, то и дело сбиваясь с шага. Внутри что-то свернулось, подступая к горлу, и граф покорно выкашлял несколько кровавых сгустков, в темноте показавшихся совсем черными. Сгустки противно шмякнулись в воду, запахло гнилью.
Стук копыт становился все более назойливым. Меж тем никто из сокамерников не пошевелился, подтверждая, что все происходящее – мерзкое наваждение. Неудивительно, если вспомнить, сколько ударов за сегодняшний день приняла его бедовая голова. Которая опять начала вертеться, будто на ярмарочной карусели. Альранте застонал, едва не завалившись на бок, и поспешно сел, прижав кандалы к вискам. Под пятой точкой хлюпнуло. Заново осознав, что сидит в вонючей луже, граф мгновенно замерз. Ну и гадство! Нет, ему решительно не нравится этот сон. Пора просыпаться. Осталось только вспомнить – как.
Альранте прищурился, оглядывая странно изменившееся помещение. По стенам, решеткам, телам и лицам спящих скользили зеленоватые блики, расцветая не то пятнами плесени, не то глазами каких-то жутких тварей. Дверь в камеру почему-то оказалась открыта. Как это часто бывает во сне, граф ничуть не удивился. Открыто – значит, надо встать и идти. Или закрыть, в зависимости от ситуации. С силой зажмурившись, он досчитал до пяти и снова открыл глаза. Перед распахнутой дверью стоял Джереми Питт, бессмысленно таращась на толстую щербатую девочку лет семи с жутким лицом, а по стене, прямо напротив них, важно вышагивала пегая кобыла. Внезапно девчонка шустро вскочила на нее, а штурман тряхнул головой и решительно двинулся следом за ожившим кошмаром.
Если минуту назад граф едва ворочался, то сейчас его буквально подбросило.
- Джереми!!! – взвыл он не своим голосом. – Стоять!!!
Он не смог бы объяснить, что именно было перед ними, но смрадное дыхание дурной смерти было невыносимо.


* * *
Мануэль, старший и более опытный, первым учуял, что дело плохо. Ричард оставался в кабинете этого тупорылого начальника (как только терпения хватало его не сожрать?), Хуан время от времени проверял периметр, не теряя брата из виду. К омерзительным запахам коридоров добавился гнилостный, старый и древний, и хотя чутьём леопарды уступали волкам, не учуять ЭТО было невозможно. Наверное, даже люди не остались равнодушными. Впрочем, скорее всего, они к этой вонище привыкли и так. Маноло уже хотел отрядить младшего в кабинет, пока чего не стряслось, когда накатила холодная тень, вздыбившая коротко стриженые чёрные волосы Парда, и вдоль скверно крашеных стен прокатилось цоканье. И хихиканье. Из кабинета донёсся короткий взлай, и метки у всех троих обожгло. Затем жар сменился холодом, не менее обжигающим. Парды и волки плохо общались вдали друг от дружки, но тут не понадобилось перевода: шёл чей-то Белый Пушной Кирдык, а заденет он их самих или нет - дело десятое и...
Мануэль, получивший команду от Ричарда - брать брата и ломиться к месту заключения проклятущего графа, чтоб ему икалось на том свете лет через несколько, кинулся вдоль широкого коридора. Следом из кабинета выскочил Ричард, на ходу избавляясь от пальто и пиджака. В три прыжка догнал старшего. Оскалился. Сделал короткий жест. Маноло перестал жевать, но не притормозил. Присвистнуть мешала жвачка. Мадам разрешила полный оборот. Впрочем, все трое встали, не сговариваясь. Рубашка на Ричарде, стоявшем чуть впереди, сползла, распавшись на полусгнившие волоконца. Хуан утробно заворчал, ероша пятнистый мех. Старший Пард отбросил лапой ненужный ботинок. Лошадиная морда, взиравшая на них из стены, была омерзительной. Оборотни рассыпались полукругом.