— Ну, не замечателен ли технологический прогресс? — спросила она. — Пару десятилетий назад лучшим способом для Императора связаться со своей далекой знатью было бы послать печатные письма и ждать ответа. Сегодня он может вынести тебе вердикт за полмира отсюда, что гораздо удобнее.

Лелуш невольно усмехнулся, — Получается, для продвижения Империи по всему миру оказались более важны мобильные телефоны, чем хваленый фрейм найтмэйера. Как удивительно неброско.

— Ты правда хочешь говорить с ним в одиночку? — спросила С.С., внезапно меняя тему. — Ты готов к разговору со своим отцом?

Готов ли он? Какой нелепый вопрос, совершенно нелепый. Он готовился к этому моменту целых семь лет! Для Лелуша имя Чарльз зи Британния было синонимом ненависти. Помешанный на власти тиран с планами мирового господства, который относился к эмпатии так же, как большинство людей относились к своему мусору. Громкий, мелочный хулиган с аллергией на сострадание и презрением к слабым, независимо от того, какую форму эта слабость может принять или даже если это была не их вина с самого начала.

Человек, чья избранная этическая философия была самовозвеличивающейся, циркулирующей, напыщенной, эгоистичной и по самой своей природе разъедала сущность человеческой порядочности, поощряя и оправдывая расизм. Та могла быть использована для поддержки анархии, но вместо этого использовалась для пропаганды фашистского империализма.

— Разумеется, я готов, — сказал Лелуш, предвкушение заплясало в его голосе, отчего он потер пальцами лоб. — Я был готов к этому с тех пор, как избрал этот путь. Я с самого начала знал, что встречу его в конце.

— Знаешь, каким было первое оружие? — спросила С.С. Лелуш изогнул бровь, но позволил ей вскинуться в свете любопытства. — Не колесо и не огонь. Не копье и даже не особенно острый камень. Самое первым оружие было изобретено еще до того, как человек встал на две ноги. Сегодня это оружие известно как язык.

— Хмф. Ты думаешь, я не знаком с силой слов?

— Очень даже знаком, — признала С.С. — Однако, сила слова при императорском дворе – совсем другая зверушка, нежели создание школьного бюджета или командование группой сопротивления, состоящей в основном из обычного люда. Использовать подобную риторику при императорском дворе – все равно что бросить кобру в яму с мангустами.

— Я чуть более гибче всего этого, — усмехнулся Лелуш. — И я точно знаю, как говорить с публикой, даже враждебной.

— А Император такой человек, который играет в эту игру гораздо дольше, чем ты живешь на этом свете, — напомнила ему С.С. — Какой бы фразой или диалогом ты на него ни нападал, он уже сто раз испытал это на себе. Сама его роль подразумевает общение со знатью, кто намного подкованнее тебя в социальной политике и языке, причем в этот список входят люди его собственного двора и иностранные сановники. По сравнению с ними, ты не больше, чем муравей, возомнивший себя слоном.