Лисий Город. Потерянные дети (джен)

Заглядывая в минувшее, Алиса всегда видела туман. Он окутывал ее прошлое так плотно, что виднелись только чьи-то следы — оттуда, из густого тумана, неизвестные следы, по которым она должна была идти. Чей-то крик «Алиска, след в след!» будил по ночам и не давал покоя днем. Она откуда-то знала, что это не просто сон, но логичного объяснения придумать не могла. Где она оказалась, что кто-то кричал ей таким встревоженным голосом? Что могло случиться, если бы она оступилась? Или, может быть, и уже случилось, только она все позабыла.

Однажды она рассказала об этом Лене, но та заявила, что это все романтические бредни. И была, конечно, права. Пусть хоть тысячу раз слова «Алиска, след в след!» были правдой, а память она потеряла из-за чьего-то колдовства — и точка. Такие случаи бывали, просто ее никто не нашел, вот и все. Так что чудес ждать от прошлого не стоило.

Вторя стучащим в голове словам из сна, Алиса, раскинув руки, расхаживала по парапету перед зданием императорского судебного дома и вглядывалась в тонкие трещины в асфальте. Была уже осень — середина сентября, и на плечах бесполезным мешком висело старое пальто. В нем Алисе было жарко, а без него холодно. Примерно так же она чувствовала себя последний месяц — вроде бы по-прежнему таскается днями напролет по вызовам, а вроде бы и в дни, когда ее на работе нет, никто ее не хватается.

Это было неожиданно для нее самой первую очередь — даже не заметила, как привыкла к своей незаменимости. А расставаться с иллюзиями оказалось немного больно.

Дверь суда открылась, и оттуда выскочил всклокоченный Горюн. За ним явно кто-то бежал, поэтому, не успев ничего сообразить, Алиса осознала, что ее схватили за рукав пальто и бесцеремонно затолкали в машину.

— Вообразите себе, — сказал он, порывисто пристегиваясь, — что это люди вдруг решили считать меня героем.

— Ну… — немного заторможено ответила Алиса, таращась на него. — Их можно понять, сначала они поливали вас…. Ну, вы понимаете, а теперь им нужно восстанавливать репутацию и доверие читателей. Я лично слышала, что две моих соседки отказались от подписки на некоторые газеты. Правда…

— Что правда? — раздраженно поторопил ее Горюн, не отрывая взгляда от стелящейся под колесами дороги, когда Алиса замолкла.

— Правда, они обе немного сумасшедшие. Прикармливают кучу котов и каждый месяц пишут заявление в полицию, что их обворовывает католический храм. А на самом деле он стоит от нас в трех километрах. И я… я просто к тому веду, что журналисты с вами сели в лужу, а замять это не получилось, вот теперь они и бегают за вами, не хотят потерять читателей.

Это действительно было так — на следующий же день, как стало известно о невиновности Горюна, все статьи и интервью были удалены, но интернет не та вещь, откуда можно хоть что-то удалить навсегда. И об этом можно было бы забыть — в конце концов, кто в действительности будет спрашивать со СМИ достоверную информацию тогда, когда дело еще не дошло даже до суда. Но в дело вступил государственный канал, разросшийся до невероятных размеров, и по чьему-то заказу — так думала Алиса — прижал к ногтю остальные СМИ. Да и во всем остальном угадывалась мелкая информационная война между государством и частным капиталом.

Горюн передернул плечами.

— Не понимаю, почему я должен из-за этого страдать, Чернова.

Алиса вздохнула, не найдя, что бы ему ответить.

— Ну так и что решили? — спросила она.

Он раздраженно пожал плечами и ничего не ответил, напоминая ей, что не разговаривает за рулем. Разумеется, только тогда, когда ему самому удобно. Впрочем, Алиса открыла для себя то, что он-то может что угодно за рулем делать, а она разговаривать будет свободно — до тех пор, пока ее не попросят замолчать.

— Странно, что все так затягивают, — медленно проговорила она. — Питерсон ведь признался в махинациях с деньгами и шантаже, и убийство, я слышала, легко на него повесят.

Горюн скорчил кислую физиономию, но ничего не сказал.

— И что там еще доследовать, мне совершенно не ясно. А вам? Вы ведь на каждом суде бываете и ничего не рассказываете.

На самом деле ей не было это интересно, Алиса просто взяла привычку говорить с ним, как только появлялась возможность, но вот зачем — никак не получалось определиться. То ли она, гонимая чувством вины, пыталась заполнить паузы, которые в другой ситуации совсем бы ее не задевали, то ли инстинктивно пыталась вернуть его доверие.

А Горюн, и до этого не питавший к ней высоких чувств, вел теперь себя так, как Алиса однажды и предсказала самой себе. Он словно точно знал, что она теперь была готова сделать многое для него, и этим беззастенчиво пользовался. Это не проявлялось в каких-то серьезных делах, но теперь задерживаться на работе допоздна, чтобы написать какую-то неинтересную бумагу для Шпиля, потратить выходной день, чтобы вместо заболевшего кадровика простоять в пенсионном фонде за печатью и подписью, и много других мелких дел — все это стало привычным. И Алиса даже не смогла вспомнить, что он когда либо просил ее о чем-то — Горюн просто делал вид, что ему будет приятно, если Алиса поможет. И Алиса помогала, каждый раз удивляясь, что снова повелась. Во всем остальном он, в своем обыкновении, просто приказывал.

Но стоит к чести Горюна добавить, что ни единым движением, ни разу с тех пор он не намекнул Алисе на ее проступок. Он просто теперь совсем ей не доверял. А Алису это бесконечно злило и расстраивало.

— Чернова, — они остановились на большом, перегруженном перекрестке на светофоре, и он посмотрел на нее, словно Алиса окончательно потеряла разум. — Вы совсем мозги растеряли? Все ищут пропавших детей, и пока не найдут, никакого окончательного решения не будет.

— О… Я… я забыла про них.

— Да, я так подумал, — сказал он со злой иронией в голосе.

Алиса сжалась и отвела взгляд на улицу за стеклом.

— Но ведь вас-то собирались осудить почти сразу! — возмутилась она. — Никому не было дела до этих пропавших детей, а тут…

— Кто вам это сказал?

— Так… все говорили.

— Все говорили, — в его голосе снова послышалась та же ирония. — Неужели?

Алиса чувствовала, что Горюн, не стесняясь, ее разглядывал, и заставила себя к нему повернуться. Глаза его ничего особо не выражали, но на лице цвела насмешка.

— Не нужно верить всем, Чернова. Иногда, а лучше всегда, нужно думать своей головой. Но она у вас действует только на работе почему-то. Я бы на вашем месте задумался над этим.

Подавив в себе вспышку ярости, Алиса сжала губы.

— Шпилю тоже не стоит верить? — спросила она сквозь зубы.

Загорелся зеленый светофор, и Горюн оставил вопрос без ответа.

Стояло утро, и дороги в столице оказались перегружены — все спешили на работу.

— Кстати… я хотела сказать, вчера мне позвонил профессор Елагин, он сказал, что… в общем, сегодня в полночь искатели собираются накрыть сходку этой секты Калуки. И мне тоже можно постоять в сторонке, посмотреть. Вы ведь просили сообщать вам…

Варвару из-под опеки Виктора Прянова удалось выбить без особого труда. Хотя это как посмотреть — Алисе самолично пришлось изрядно пробегать за заключениями, диагнозами и другими бумагами, чтобы суд передал опеку над девочкой обратно государству. И теперь она вот уже около месяца находилась в интернате.

Там Варваре было плохо, и она возненавидела Алису — за то, что бросила ее одну в том супе из подростков, гормонов и необходимости соответствовать новым стандартам. Варвара не справлялась с ситуацией — ей нужно было перестроиться, но систему поведения, несколько лет вбиваемую, сломать так быстро было невозможно. И среди морально сильных детей она со своими страхами и неуверенностью в себе представляла отличную мишень для битья.

Алису и саму иногда бросало в пот, когда она представляла себя на месте бедной девочки и признавала, что ненависть была заслуженной. Но ничего больше не могла дать — Алиса не умела ни дружить с маленькими девочками, ни утешать, а единственная попытка проведать Варвару окончилась неудобной тишиной, сверкающими от ненависти глазами и паническим желанием немедленно сбежать.

Алиса осознавала, что, распорядившись судьбой девочки, она теперь несла за нее ответственность, но вряд ли была на это способна.

— Я иду с вами, — бросил Горюн, не отвлекаясь от дороги.

— Зачем? — удивилась было Алиса, но сразу же осеклась.

Варвара, кроме слабой воли и подорванного психического здоровья, являла собой одну большую загадку. На первый, на второй и на все остальные взгляды она не обладала ни граммом магического таланта. С тех пор, как стих тот чудовищный вихрь, она не произвела ни единого магического всплеска. Также существовали различные способы диагностики наличия магических способностей. И все они стабильно показывали отрицательный результат.

Однако же Горюн, как только услышал эту историю, запретил отправлять Варвару в детский дом.

«Если смогла один раз — сможет и второй», — сказал он тогда.

Ему была интересна загадка Варвары, а это означало, что Алисе придется провести в его обществе еще как минимум половину ночи.

Они, в конце концов, добрались до конторы. Во дворе под ногами мягко шуршали опавшие высохшие листья, а увивавший здание плющ давным-давно пора было снимать. Он странно побурел, опал и теперь напоминал Алисе длинную старую мочалку, натирающую кирпичные бока первого этажа. Наверное, этим должны были заниматься дворники, но они в последнее время по неведомой причине обходили ЦКМ стороной.

Алиса молча ждала, пока Горюн запрет машину — связку ключей от конторы, кабинета и общего электронного ключа она забыла дома, когда за ней неожиданно приехал Горюн, предложив съездить с ним в суд.

Это был странный поступок — ни она, ни ее показания уже не были нужны, и даже более того, Алиса просто ждала снаружи. Но спросить, почему он ее с собой взял, было страшно. Потому что в свете их нынешних отношений хорошим мотив оказаться просто не мог. И Алиса вполне могла напороться на ответ — Горюн на самом деле боится, что она без него не справится или напортачит. Он никогда не напоминал Алисе о подписанных показаниях, но зато вволю прохаживался по ее неопытности.

— Наташа сегодня у Игоря, — мрачно сказал он, взъерошивая отросшие волосы, — так что побудете сегодня за нее, а вечером ко мне присоединитесь. Вам понятно?

— А… да.

Внутри их встретили так никем и не выгнанные подросшие лисята, и день немедленно завертелся множеством утомительных шестерней.

* * *

В шесть часов, когда посетители уже ушли, а Горюн до сих пор не вернулся с вызова, в приемной пронзительно и одиноко зазвонил телефон.

В трубке, стоило ее только поднести к уху и назваться, кто-то страшно закричал. Это был искаженный болью мужской голос, и Алиса судорожно отшатнулась от столика, будто это могло чем-то помочь.

— Что случилось? — заикаясь, проорала она в трубку, но собеседник ничего не слышал. Его крик током несся по нервам и заставлял волосы вставать дыбом. Это была та тональность, которая за мгновение приводила людей в ужас. Будь ее воля, Алиса пятилась и пятилась бы.

Затишье кончилось.

Алиса повесила трубку и тут же набрала номер телефона искателей. Там всегда дежурил человек для таких случаев.

— ЦКМ Северного округа, Алиса Чернова, — проговорила она со стучащими зубами. — Определите, откуда был последний звонок сюда. Срочно, там что-то случилось. Пожалуйста. И скиньте адрес мне на сотовый. Мне и Горюну.

Затем снова повесила трубку и бросилась в подсобку к водителям. Одному из них предстояло дежурить в приемной, пока Алиса не вернется.

— Алиска? — удивился Кирилл. — На тебе лица нет, что такое?

— А где… где второй?

— Так Андрея повез, у него с машиной что-то случилось, вот и…

— Вызови кого-нибудь, у меня нет ключей от входных дверей, а мы сейчас поедем. Я… я только адрес получу и все.

— А-а-а, — понял он и потянулся в карман за телефоном. — Опять катастрофа? Сейчас все будет.

Адрес пришел спустя долгих семь минут — телефон, с которого звонили, оказался стационарным, и адрес они получили легко. Это было на самой окраине города, в частном секторе, но Кирилл заверил, что знает каждый поворот в этой части города.

Пока за окном машины быстро мелькали дома и перекрестки, Алиса набрала Горюна, но тот не взял трубку. Тогда она написала короткое смс с просьбой приехать по адресу, если он может. А он мог — в этом на Горюна можно было положиться.

Непонятно было, с чего она взяла, будто там что-то серьезное, с чем она не справится сама, но крик из телефона до сих пор звенел в ушах. Люди так обычно кричат, когда страшно умирают — от нестерпимой боли, такой, которую сознание может выдержать.

«Только бы успеть, — тоскливо подумала Алиса. — Только бы успеть».

На десятом повторе этой фразы она уже вылезала из машины.

Машина остановилась перед старым одноэтажным домом. Когда-то он строился как дом зажиточного крестьянина — большой и красивый, с резьбой и флигелем. Но со временем фундамент опустился в землю, а фасад окривел и потемнел. Дом медленно умирал.

Кириллу пришлось выбить ветхую калитку, чтобы войти — их встретил аккуратный двор. Но Алиса уже знала, куда ей идти — ее почти сразу же накрыло такой сильной отдачей, что стало ясно: она действительно одна не справится.

— Иди в машину и отъезжай на ту сторону, — велела она, теряя интерес к окружающему миру.

Осенние краски мира тускнели и наливались черно-белой палитрой.

Дверь в дом была открыта, и в нос ударил смрадный запах канализации. Никто не кричал.

— Эй! Это ЦКМ, от вас был звонок… Эй…

Алиса медленно пересекла крохотную прихожую и, остановившись на пороге комнаты, поспешно отвела взгляд от того, что раньше было человеческим телом. На полу повсюду была кровь и ошметки внутренностей — она неплохо знала анатомию, и вместе с опознанием к горлу подкатывала тошнота — так, что она едва успела выскочить на улицу.

Ужас, будто ток, бил нервы легким зарядом, и Алиса, разогнувшись, поняла, что дрожат у нее не только руки, а все тело. Воздух входил внутрь тела с чужими свистами, а потом ее накрыла еще большая отдача, да так, что все неожиданно словно отрубило. Эмоции выключись, словно кто-то щелкнул тумблером. Ей стало наплевать на все на свете, в том числе и на мертвеца в доме. Он не ее ответственность, но между тем отдача не может существовать, когда хозяин спонтанного выброса мертв, а значит, в доме был кто-то еще.

Даже в таком искусственно-отстраненном состоянии идти внутрь не хотелось.

Она видела, как ее рука схватилась за ручку входной двери, она ощущала вонь, тяжелой волной разлившейся по дому, и краем уха слышала чьи-то неуверенные шаги. В висевшей свинцовой тишине каждый шорох отдавался эхом от пустых углов старого дома, Алиса снова пересекла прихожую, осмотрела окровавленную комнату и неуверенно, не веря своим глазам, остановила взгляд на застывшем на ногах мертвеце.

Он тоже смотрел на нее вытекшими от страшного давления глазами. По красному лицу струилась непонятная жидкость, и, скапливаясь на подбородке, падала на пол.

Алиса не знала, что делать — мертвецы не стоят и мертвецы не смотрят. Этого не бывает, а зомби — всего лишь киношное клише.

Но этот стоял.

— По…мо… не, — прохрипел он, сделал в ее сторону шаг, запнулся и мешком повалился на пол.

— Нет-нет-нет, — закричала Алиса, пятясь назад, и ужасом наблюдала, как рука с распухшими пальцами потянулась к ней. — Господи!

У противоположной стены кто-то заплакал, но даже это не помогло Алисе отвести взгляда с мертвеца, но зато дало еще немного самообладания — на минуту. Настигшая ее после второго отката апатия ушла так же быстро, как и пришла, уступая место пьяному адреналину.

— Заберись под кровать, — срывающимся голосом прокаркала Алиса. — Или спрячься за кресло, быстрее! Я тебя вытащу.

В поле периферийного зрения кто-то промелькнул, но слишком медленно, и Алиса ждала, все еще не сводя взгляда с тянущейся к ней руки. Мертвец пытался встать, но сразу почти всеми конечностями, так что в итоге только неуклюже извивался на полу, оставляя после себя широкий кроваво-коричневый след. Наконец, на периферии все успокоилось, и Алиса впервые с выпускных экзаменов применила магию: это было опасно — вызывать огонь в деревянном доме и в таком состоянии.

Но к ней полз мертвец.

Из рук полыхнуло жаром, а извивающееся тело тут же охватило пламя. Она ожидала, что мертвец будет хрипеть от боли, но нервные окончания, скорее всего, сгорели еще при жизни.

Потом она сделала глубокий вдох отравленного воздуха, по краю скользнула к кровати и вытащила завопившую от ужаса маленькую девочку. Она брыкалась и выла, но спасение было уже близко — всего-то проскочить обратно и выбежать на улицу.

Мертвец все еще пытался встать, а от девочки снова потоком хлынула сила. В голове у Алисы снова что-то защелкало — после выброса, только каким-то чудом ничего с ней не сотворившего, ее ударило отдачей. Эмоции снова ненадолго выключились, и это помогло ей вместе с девочкой покинуть разгорающийся дом.

Воняло жареным мясом.

Девочка выла, прижимаясь к Алисе все крепче и крепче, она была грязная и мокрая. И в этот момент появился Горюн.

— Чернова, что у вас с лицом? — спросил он, отбирая у нее ребенка, а потом что-то тихо зашептал ей в маленькое ушко.

Тупо на это глядя, Алиса хотела предупредить его о выбросах, но слова комом встали в горле, а в голове снова защелкало.

Девочка все выла и выла, и, не в силах это слушать, Алиса опустилась на пожухлую траву, закрыв уши руками. С ней что-то происходило — кроме объяснимого покалывания по всему телу и трясучки, с ней происходило что-то еще. По-хорошему надо было вызвать скорую помощь, которая вколола бы девочке успокоительное, но мозг никак не мог докричаться до тела, и телефон в кармане молчал.

Горюн тоже сел, только на крыльцо, мельком озабоченно оглядев пожар внутри дома. Он качал на руках всхлипывающую девочку и тихо что-то говорил. Она успокаивалась, а огонь разгорался — под звуки сирен и свет мелькавших огней. Алиса даже не успела подумать, что нужно вызвать пожарных, как они приехали. Чьи-то руки ей помогли покинуть двор, и там ее встретил Кирилл. Едва на него взглянув, она что-то промычала, все еще не в силах выдавить из горла ком, и, пошатываясь, привалилась к забору на противоположной стороне улицы.

Подъехала скорая, затем, мигая сиреной, — силовая группа. Кто их всех вызвал? Горюн?

А где он?

Мысли путались, но одной-единственной четкой была мысль, что она не может просто сидеть на земле, пытаясь совладать с телом, когда другие что-то делают. Это ее работа, она должна встать, иначе…

Иначе что?

Возле скорой ее поймал Горюн, уже отдавший более-менее успокоившуюся девочку врачам, положил руки ей на плечи и внимательно оглядел.

— Спокойно, Чернова, дышите. Уже все в порядке.

Алиса помотала головой и прошептала, в ужасе глядя в его серые глаза.

— Там мертвец ходил…

— Вы в шоке, Чернова,— мягко сказал он и еще сильнее сжал ее плечи. — И переели этой дряни.

Алиса кивнула, наконец поняв, что еще с ней происходило: шок — это подходило, но раньше она думала, что это работает по-другому.

— Я не придумываю. Позвонил мужчина и кричал в трубку, как будто его пытают. Он кричал и кричал, и я попросила искателей… — она запнулась. — Узнать адрес. Приехала, а там… ну, он. Сначала мертвый лежал, а потом поднялся. Я не придумываю.

— Это уже не ваша проблема, — сказал он еще мягче, будто это было возможно.

— Он как будто взорвался от большого внутреннего давления…

— Чернова, не выводите меня из себя, замолчите, иначе я отведу вас к врачам. Хотите в больницу?

Она помотала головой. Никуда не хотелось, ее все и так устраивало, вот только еще сесть бы куда.

— Прекрасно, Чернова. Я сейчас поговорю кое с кем, и мы с вами поедем в контору, там и поговорим, — он как будто бы даже с сочувствием на нее смотрел, если это было возможно.

Он махнул рукой на машину, взглядом проследил за тем, чтобы она села внутрь, и скрылся среди откуда-то появившейся толпы разномастных людей.