Лисий Город. Потерянные дети (джен)

Заглядывая в минувшее, Алиса всегда видела туман. Он окутывал ее прошлое так плотно, что виднелись только чьи-то следы — оттуда, из густого тумана, неизвестные следы, по которым она должна была идти. Чей-то крик «Алиска, след в след!» будил по ночам и не давал покоя днем. Она откуда-то знала, что это не просто сон, но логичного объяснения придумать не могла. Где она оказалась, что кто-то кричал ей таким встревоженным голосом? Что могло случиться, если бы она оступилась? Или, может быть, и уже случилось, только она все позабыла.

Однажды она рассказала об этом Лене, но та заявила, что это все романтические бредни. И была, конечно, права. Пусть хоть тысячу раз слова «Алиска, след в след!» были правдой, а память она потеряла из-за чьего-то колдовства — и точка. Такие случаи бывали, просто ее никто не нашел, вот и все. Так что чудес ждать от прошлого не стоило.

Вторя стучащим в голове словам из сна, Алиса, раскинув руки, расхаживала по парапету перед зданием императорского судебного дома и вглядывалась в тонкие трещины в асфальте. Была уже осень — середина сентября, и на плечах бесполезным мешком висело старое пальто. В нем Алисе было жарко, а без него холодно. Примерно так же она чувствовала себя последний месяц — вроде бы по-прежнему таскается днями напролет по вызовам, а вроде бы и в дни, когда ее на работе нет, никто ее не хватается.

Это было неожиданно для нее самой первую очередь — даже не заметила, как привыкла к своей незаменимости. А расставаться с иллюзиями оказалось немного больно.

Дверь суда открылась, и оттуда выскочил всклокоченный Горюн. За ним явно кто-то бежал, поэтому, не успев ничего сообразить, Алиса осознала, что ее схватили за рукав пальто и бесцеремонно затолкали в машину.

— Вообразите себе, — сказал он, порывисто пристегиваясь, — что это люди вдруг решили считать меня героем.

— Ну… — немного заторможено ответила Алиса, таращась на него. — Их можно понять, сначала они поливали вас…. Ну, вы понимаете, а теперь им нужно восстанавливать репутацию и доверие читателей. Я лично слышала, что две моих соседки отказались от подписки на некоторые газеты. Правда…

— Что правда? — раздраженно поторопил ее Горюн, не отрывая взгляда от стелящейся под колесами дороги, когда Алиса замолкла.

— Правда, они обе немного сумасшедшие. Прикармливают кучу котов и каждый месяц пишут заявление в полицию, что их обворовывает католический храм. А на самом деле он стоит от нас в трех километрах. И я… я просто к тому веду, что журналисты с вами сели в лужу, а замять это не получилось, вот теперь они и бегают за вами, не хотят потерять читателей.

Это действительно было так — на следующий же день, как стало известно о невиновности Горюна, все статьи и интервью были удалены, но интернет не та вещь, откуда можно хоть что-то удалить навсегда. И об этом можно было бы забыть — в конце концов, кто в действительности будет спрашивать со СМИ достоверную информацию тогда, когда дело еще не дошло даже до суда. Но в дело вступил государственный канал, разросшийся до невероятных размеров, и по чьему-то заказу — так думала Алиса — прижал к ногтю остальные СМИ. Да и во всем остальном угадывалась мелкая информационная война между государством и частным капиталом.

Горюн передернул плечами.

— Не понимаю, почему я должен из-за этого страдать, Чернова.

Алиса вздохнула, не найдя, что бы ему ответить.

— Ну так и что решили? — спросила она.

Он раздраженно пожал плечами и ничего не ответил, напоминая ей, что не разговаривает за рулем. Разумеется, только тогда, когда ему самому удобно. Впрочем, Алиса открыла для себя то, что он-то может что угодно за рулем делать, а она разговаривать будет свободно — до тех пор, пока ее не попросят замолчать.

— Странно, что все так затягивают, — медленно проговорила она. — Питерсон ведь признался в махинациях с деньгами и шантаже, и убийство, я слышала, легко на него повесят.

Горюн скорчил кислую физиономию, но ничего не сказал.

— И что там еще доследовать, мне совершенно не ясно. А вам? Вы ведь на каждом суде бываете и ничего не рассказываете.

На самом деле ей не было это интересно, Алиса просто взяла привычку говорить с ним, как только появлялась возможность, но вот зачем — никак не получалось определиться. То ли она, гонимая чувством вины, пыталась заполнить паузы, которые в другой ситуации совсем бы ее не задевали, то ли инстинктивно пыталась вернуть его доверие.

А Горюн, и до этого не питавший к ней высоких чувств, вел теперь себя так, как Алиса однажды и предсказала самой себе. Он словно точно знал, что она теперь была готова сделать многое для него, и этим беззастенчиво пользовался. Это не проявлялось в каких-то серьезных делах, но теперь задерживаться на работе допоздна, чтобы написать какую-то неинтересную бумагу для Шпиля, потратить выходной день, чтобы вместо заболевшего кадровика простоять в пенсионном фонде за печатью и подписью, и много других мелких дел — все это стало привычным. И Алиса даже не смогла вспомнить, что он когда либо просил ее о чем-то — Горюн просто делал вид, что ему будет приятно, если Алиса поможет. И Алиса помогала, каждый раз удивляясь, что снова повелась. Во всем остальном он, в своем обыкновении, просто приказывал.

Но стоит к чести Горюна добавить, что ни единым движением, ни разу с тех пор он не намекнул Алисе на ее проступок. Он просто теперь совсем ей не доверял. А Алису это бесконечно злило и расстраивало.

— Чернова, — они остановились на большом, перегруженном перекрестке на светофоре, и он посмотрел на нее, словно Алиса окончательно потеряла разум. — Вы совсем мозги растеряли? Все ищут пропавших детей, и пока не найдут, никакого окончательного решения не будет.

— О… Я… я забыла про них.

— Да, я так подумал, — сказал он со злой иронией в голосе.

Алиса сжалась и отвела взгляд на улицу за стеклом.

— Но ведь вас-то собирались осудить почти сразу! — возмутилась она. — Никому не было дела до этих пропавших детей, а тут…

— Кто вам это сказал?

— Так… все говорили.

— Все говорили, — в его голосе снова послышалась та же ирония. — Неужели?

Алиса чувствовала, что Горюн, не стесняясь, ее разглядывал, и заставила себя к нему повернуться. Глаза его ничего особо не выражали, но на лице цвела насмешка.

— Не нужно верить всем, Чернова. Иногда, а лучше всегда, нужно думать своей головой. Но она у вас действует только на работе почему-то. Я бы на вашем месте задумался над этим.

Подавив в себе вспышку ярости, Алиса сжала губы.

— Шпилю тоже не стоит верить? — спросила она сквозь зубы.

Загорелся зеленый светофор, и Горюн оставил вопрос без ответа.

Стояло утро, и дороги в столице оказались перегружены — все спешили на работу.

— Кстати… я хотела сказать, вчера мне позвонил профессор Елагин, он сказал, что… в общем, сегодня в полночь искатели собираются накрыть сходку этой секты Калуки. И мне тоже можно постоять в сторонке, посмотреть. Вы ведь просили сообщать вам…

Варвару из-под опеки Виктора Прянова удалось выбить без особого труда. Хотя это как посмотреть — Алисе самолично пришлось изрядно пробегать за заключениями, диагнозами и другими бумагами, чтобы суд передал опеку над девочкой обратно государству. И теперь она вот уже около месяца находилась в интернате.

Там Варваре было плохо, и она возненавидела Алису — за то, что бросила ее одну в том супе из подростков, гормонов и необходимости соответствовать новым стандартам. Варвара не справлялась с ситуацией — ей нужно было перестроиться, но систему поведения, несколько лет вбиваемую, сломать так быстро было невозможно. И среди морально сильных детей она со своими страхами и неуверенностью в себе представляла отличную мишень для битья.

Алису и саму иногда бросало в пот, когда она представляла себя на месте бедной девочки и признавала, что ненависть была заслуженной. Но ничего больше не могла дать — Алиса не умела ни дружить с маленькими девочками, ни утешать, а единственная попытка проведать Варвару окончилась неудобной тишиной, сверкающими от ненависти глазами и паническим желанием немедленно сбежать.

Алиса осознавала, что, распорядившись судьбой девочки, она теперь несла за нее ответственность, но вряд ли была на это способна.

— Я иду с вами, — бросил Горюн, не отвлекаясь от дороги.

— Зачем? — удивилась было Алиса, но сразу же осеклась.

Варвара, кроме слабой воли и подорванного психического здоровья, являла собой одну большую загадку. На первый, на второй и на все остальные взгляды она не обладала ни граммом магического таланта. С тех пор, как стих тот чудовищный вихрь, она не произвела ни единого магического всплеска. Также существовали различные способы диагностики наличия магических способностей. И все они стабильно показывали отрицательный результат.

Однако же Горюн, как только услышал эту историю, запретил отправлять Варвару в детский дом.

«Если смогла один раз — сможет и второй», — сказал он тогда.

Ему была интересна загадка Варвары, а это означало, что Алисе придется провести в его обществе еще как минимум половину ночи.

Они, в конце концов, добрались до конторы. Во дворе под ногами мягко шуршали опавшие высохшие листья, а увивавший здание плющ давным-давно пора было снимать. Он странно побурел, опал и теперь напоминал Алисе длинную старую мочалку, натирающую кирпичные бока первого этажа. Наверное, этим должны были заниматься дворники, но они в последнее время по неведомой причине обходили ЦКМ стороной.

Алиса молча ждала, пока Горюн запрет машину — связку ключей от конторы, кабинета и общего электронного ключа она забыла дома, когда за ней неожиданно приехал Горюн, предложив съездить с ним в суд.

Это был странный поступок — ни она, ни ее показания уже не были нужны, и даже более того, Алиса просто ждала снаружи. Но спросить, почему он ее с собой взял, было страшно. Потому что в свете их нынешних отношений хорошим мотив оказаться просто не мог. И Алиса вполне могла напороться на ответ — Горюн на самом деле боится, что она без него не справится или напортачит. Он никогда не напоминал Алисе о подписанных показаниях, но зато вволю прохаживался по ее неопытности.

— Наташа сегодня у Игоря, — мрачно сказал он, взъерошивая отросшие волосы, — так что побудете сегодня за нее, а вечером ко мне присоединитесь. Вам понятно?

— А… да.

Внутри их встретили так никем и не выгнанные подросшие лисята, и день немедленно завертелся множеством утомительных шестерней.

* * *

В шесть часов, когда посетители уже ушли, а Горюн до сих пор не вернулся с вызова, в приемной пронзительно и одиноко зазвонил телефон.

В трубке, стоило ее только поднести к уху и назваться, кто-то страшно закричал. Это был искаженный болью мужской голос, и Алиса судорожно отшатнулась от столика, будто это могло чем-то помочь.

— Что случилось? — заикаясь, проорала она в трубку, но собеседник ничего не слышал. Его крик током несся по нервам и заставлял волосы вставать дыбом. Это была та тональность, которая за мгновение приводила людей в ужас. Будь ее воля, Алиса пятилась и пятилась бы.

Затишье кончилось.

Алиса повесила трубку и тут же набрала номер телефона искателей. Там всегда дежурил человек для таких случаев.

— ЦКМ Северного округа, Алиса Чернова, — проговорила она со стучащими зубами. — Определите, откуда был последний звонок сюда. Срочно, там что-то случилось. Пожалуйста. И скиньте адрес мне на сотовый. Мне и Горюну.

Затем снова повесила трубку и бросилась в подсобку к водителям. Одному из них предстояло дежурить в приемной, пока Алиса не вернется.

— Алиска? — удивился Кирилл. — На тебе лица нет, что такое?

— А где… где второй?

— Так Андрея повез, у него с машиной что-то случилось, вот и…

— Вызови кого-нибудь, у меня нет ключей от входных дверей, а мы сейчас поедем. Я… я только адрес получу и все.

— А-а-а, — понял он и потянулся в карман за телефоном. — Опять катастрофа? Сейчас все будет.

Адрес пришел спустя долгих семь минут — телефон, с которого звонили, оказался стационарным, и адрес они получили легко. Это было на самой окраине города, в частном секторе, но Кирилл заверил, что знает каждый поворот в этой части города.

Пока за окном машины быстро мелькали дома и перекрестки, Алиса набрала Горюна, но тот не взял трубку. Тогда она написала короткое смс с просьбой приехать по адресу, если он может. А он мог — в этом на Горюна можно было положиться.

Непонятно было, с чего она взяла, будто там что-то серьезное, с чем она не справится сама, но крик из телефона до сих пор звенел в ушах. Люди так обычно кричат, когда страшно умирают — от нестерпимой боли, такой, которую сознание может выдержать.

«Только бы успеть, — тоскливо подумала Алиса. — Только бы успеть».

На десятом повторе этой фразы она уже вылезала из машины.

Машина остановилась перед старым одноэтажным домом. Когда-то он строился как дом зажиточного крестьянина — большой и красивый, с резьбой и флигелем. Но со временем фундамент опустился в землю, а фасад окривел и потемнел. Дом медленно умирал.

Кириллу пришлось выбить ветхую калитку, чтобы войти — их встретил аккуратный двор. Но Алиса уже знала, куда ей идти — ее почти сразу же накрыло такой сильной отдачей, что стало ясно: она действительно одна не справится.

— Иди в машину и отъезжай на ту сторону, — велела она, теряя интерес к окружающему миру.

Осенние краски мира тускнели и наливались черно-белой палитрой.

Дверь в дом была открыта, и в нос ударил смрадный запах канализации. Никто не кричал.

— Эй! Это ЦКМ, от вас был звонок… Эй…

Алиса медленно пересекла крохотную прихожую и, остановившись на пороге комнаты, поспешно отвела взгляд от того, что раньше было человеческим телом. На полу повсюду была кровь и ошметки внутренностей — она неплохо знала анатомию, и вместе с опознанием к горлу подкатывала тошнота — так, что она едва успела выскочить на улицу.

Ужас, будто ток, бил нервы легким зарядом, и Алиса, разогнувшись, поняла, что дрожат у нее не только руки, а все тело. Воздух входил внутрь тела с чужими свистами, а потом ее накрыла еще большая отдача, да так, что все неожиданно словно отрубило. Эмоции выключись, словно кто-то щелкнул тумблером. Ей стало наплевать на все на свете, в том числе и на мертвеца в доме. Он не ее ответственность, но между тем отдача не может существовать, когда хозяин спонтанного выброса мертв, а значит, в доме был кто-то еще.

Даже в таком искусственно-отстраненном состоянии идти внутрь не хотелось.

Она видела, как ее рука схватилась за ручку входной двери, она ощущала вонь, тяжелой волной разлившейся по дому, и краем уха слышала чьи-то неуверенные шаги. В висевшей свинцовой тишине каждый шорох отдавался эхом от пустых углов старого дома, Алиса снова пересекла прихожую, осмотрела окровавленную комнату и неуверенно, не веря своим глазам, остановила взгляд на застывшем на ногах мертвеце.

Он тоже смотрел на нее вытекшими от страшного давления глазами. По красному лицу струилась непонятная жидкость, и, скапливаясь на подбородке, падала на пол.

Алиса не знала, что делать — мертвецы не стоят и мертвецы не смотрят. Этого не бывает, а зомби — всего лишь киношное клише.

Но этот стоял.

— По…мо… не, — прохрипел он, сделал в ее сторону шаг, запнулся и мешком повалился на пол.

— Нет-нет-нет, — закричала Алиса, пятясь назад, и ужасом наблюдала, как рука с распухшими пальцами потянулась к ней. — Господи!

У противоположной стены кто-то заплакал, но даже это не помогло Алисе отвести взгляда с мертвеца, но зато дало еще немного самообладания — на минуту. Настигшая ее после второго отката апатия ушла так же быстро, как и пришла, уступая место пьяному адреналину.

— Заберись под кровать, — срывающимся голосом прокаркала Алиса. — Или спрячься за кресло, быстрее! Я тебя вытащу.

В поле периферийного зрения кто-то промелькнул, но слишком медленно, и Алиса ждала, все еще не сводя взгляда с тянущейся к ней руки. Мертвец пытался встать, но сразу почти всеми конечностями, так что в итоге только неуклюже извивался на полу, оставляя после себя широкий кроваво-коричневый след. Наконец, на периферии все успокоилось, и Алиса впервые с выпускных экзаменов применила магию: это было опасно — вызывать огонь в деревянном доме и в таком состоянии.

Но к ней полз мертвец.

Из рук полыхнуло жаром, а извивающееся тело тут же охватило пламя. Она ожидала, что мертвец будет хрипеть от боли, но нервные окончания, скорее всего, сгорели еще при жизни.

Потом она сделала глубокий вдох отравленного воздуха, по краю скользнула к кровати и вытащила завопившую от ужаса маленькую девочку. Она брыкалась и выла, но спасение было уже близко — всего-то проскочить обратно и выбежать на улицу.

Мертвец все еще пытался встать, а от девочки снова потоком хлынула сила. В голове у Алисы снова что-то защелкало — после выброса, только каким-то чудом ничего с ней не сотворившего, ее ударило отдачей. Эмоции снова ненадолго выключились, и это помогло ей вместе с девочкой покинуть разгорающийся дом.

Воняло жареным мясом.

Девочка выла, прижимаясь к Алисе все крепче и крепче, она была грязная и мокрая. И в этот момент появился Горюн.

— Чернова, что у вас с лицом? — спросил он, отбирая у нее ребенка, а потом что-то тихо зашептал ей в маленькое ушко.

Тупо на это глядя, Алиса хотела предупредить его о выбросах, но слова комом встали в горле, а в голове снова защелкало.

Девочка все выла и выла, и, не в силах это слушать, Алиса опустилась на пожухлую траву, закрыв уши руками. С ней что-то происходило — кроме объяснимого покалывания по всему телу и трясучки, с ней происходило что-то еще. По-хорошему надо было вызвать скорую помощь, которая вколола бы девочке успокоительное, но мозг никак не мог докричаться до тела, и телефон в кармане молчал.

Горюн тоже сел, только на крыльцо, мельком озабоченно оглядев пожар внутри дома. Он качал на руках всхлипывающую девочку и тихо что-то говорил. Она успокаивалась, а огонь разгорался — под звуки сирен и свет мелькавших огней. Алиса даже не успела подумать, что нужно вызвать пожарных, как они приехали. Чьи-то руки ей помогли покинуть двор, и там ее встретил Кирилл. Едва на него взглянув, она что-то промычала, все еще не в силах выдавить из горла ком, и, пошатываясь, привалилась к забору на противоположной стороне улицы.

Подъехала скорая, затем, мигая сиреной, — силовая группа. Кто их всех вызвал? Горюн?

А где он?

Мысли путались, но одной-единственной четкой была мысль, что она не может просто сидеть на земле, пытаясь совладать с телом, когда другие что-то делают. Это ее работа, она должна встать, иначе…

Иначе что?

Возле скорой ее поймал Горюн, уже отдавший более-менее успокоившуюся девочку врачам, положил руки ей на плечи и внимательно оглядел.

— Спокойно, Чернова, дышите. Уже все в порядке.

Алиса помотала головой и прошептала, в ужасе глядя в его серые глаза.

— Там мертвец ходил…

— Вы в шоке, Чернова,— мягко сказал он и еще сильнее сжал ее плечи. — И переели этой дряни.

Алиса кивнула, наконец поняв, что еще с ней происходило: шок — это подходило, но раньше она думала, что это работает по-другому.

— Я не придумываю. Позвонил мужчина и кричал в трубку, как будто его пытают. Он кричал и кричал, и я попросила искателей… — она запнулась. — Узнать адрес. Приехала, а там… ну, он. Сначала мертвый лежал, а потом поднялся. Я не придумываю.

— Это уже не ваша проблема, — сказал он еще мягче, будто это было возможно.

— Он как будто взорвался от большого внутреннего давления…

— Чернова, не выводите меня из себя, замолчите, иначе я отведу вас к врачам. Хотите в больницу?

Она помотала головой. Никуда не хотелось, ее все и так устраивало, вот только еще сесть бы куда.

— Прекрасно, Чернова. Я сейчас поговорю кое с кем, и мы с вами поедем в контору, там и поговорим, — он как будто бы даже с сочувствием на нее смотрел, если это было возможно.

Он махнул рукой на машину, взглядом проследил за тем, чтобы она села внутрь, и скрылся среди откуда-то появившейся толпы разномастных людей.

Горюн вскоре завез ее домой, пообещав, что сам появится в конторе в начале двенадцатого. Алиса, стоя на пороге темной квартиры, долго не понимала, зачем он ей это сказал, и что ему там ночью делать. А потом вспомнился короткий звонок профессора Елагина, его спокойный, приятный голос и разрешение присутствовать, пока будут брать детей Калуки.

Это представляло интерес, но только не сейчас — Алиса скрючилась под горячим душем, стараясь смыть с себя вонь крови, внутренностей и запах жареного мяса — это вызывало тошноту и небольшое головокружение.

«Жареного мертвеца», — поправила она сама себя и поняла, что готова расплакаться. Кажется, все это было уже слишком — она более-менее привыкла к искусственным природным катаклизмам, летающим предметам и максимум — мертвым собакам, которые почему-то на дух не переносили детей, вот-вот готовых разразиться спонтанным выбросом, но не к взорванным изнутри людям. Люди, конечно, умирали, попадая под раздачу, не так давно сгорела целая семья, но Алиса всегда стояла в стороне и ничего не видела. Сейчас все оказалось по-другому. И даже тогда, когда с моста на ее глазах бросилась девушка, Алиса стояла далеко и после не видела тела. В любом случае, никогда до этого мертвые не были ее проблемой.

Возможно, когда-нибудь потом она перестанет без содрогания вспоминать вид трупа и его… подвижность, но вряд ли — крик в телефонной трубке.

Она так и не включила ни единой лампочки, шлепала босыми ногами по старому линолеуму, натыкаясь на углы и не понимая, что делать. Нужно было бы вернуться в контору, но до этого хотелось вцепиться во что-нибудь и обрести под ногами твердую почву. Наконец, вдоволь побродив по комнатам, она сварила в темноте кофе и схватилась за горячую кружку. Хотя, признаться честно, куда лучше бы ей было схватиться за чью-нибудь руку. Потому что ее владелец, как правило, умел разговаривать. Но после кофе, что было плюсом, прошло головокружение.

Пока она собиралась, не выпуская из рук кружку, осенние сумерки медленно налились грязно-серым цветом и превратились в осеннюю ночь. А потом закапал дождь, сведя на нет все ее усилия с феном в руках.

В контору она пришла мокрой, усталой и немного несчастной, но зато кое-что понявшей. Все эти метафорические переключения тумблера в голове и были признаком того, что тело перерабатывает энергию от спонтанного выброса. То, что от нее хотел Горюн в самом начале знакомства, а потом благополучно забыл. Алиса задумалась — говорить ли ему об этом, но в любом случае, сейчас она могла разговаривать только с лисятами.

Больше в конторе, если не считать пары подростков в подвале и психолога, никого не было.

В столовой стояла тишина, и до сих пор пахло испеченным овсяным печеньем — недавно от Людмилы Павловны уехали гостившие летом внуки, и она со всей страстью перенесла заботу на население ЦКМ. Так что однажды Алиса воочию наблюдала, как Горюн под командованием Людмилы Павловны устанавливал духовку, а потом договаривался со Шпилем об оплате переделанной электрики. На это было довольно забавно смотреть, да и вообще — почти настоящая кухня в государственном учреждении казалась странной идеей, но Горюн был не против. И кто такая Алиса, чтобы спорить? В конце концов, ее тоже кормили.

Так что Алиса заварила себе чай и, глядя на плавающие по поверхности чаинки, вспоминала, что говорил ей Горюн, пока вез ее домой. Она не слишком вслушивалась и даже честно об этом сообщила — шумело в голове ужасно. Но, кажется, там было про что-то вроде: «Зомби не существуют, Чернова, бесконечно надеюсь, что вы это понимаете». Начало фразы полностью совпадало с ее собственными мыслями, и поэтому всплыло в памяти быстро. А вот что там было дальше, и почему мертвец вел себя как зомби, пусть и не существующий — об этом нужно было спросить еще раз.

Мысли с мертвеца переключились на предстоящую встречу с сектантами.

Это было странно, что им так просто позволили присутствовать на операции, потому что никто и никогда из ЦКМ не позволял никому из посторонних смотреть, как они работают. В смысле — смотреть специально, чтобы сделать репортаж или снять на камеру, так-то свидетелей обычно была куча, но и их обычно разгоняли.

А вот им позволили, но Алиса здорово подозревала, что к этому приложил руку профессор Елагин — они довольно часто переписывались, когда у нее было свободное время в одиночестве посидеть в кабинете, или, что было реже, перезванивались.

Речь обычно шла о Варваре, остальных девочках или секте — больше общих тем у них не появилось, а пытаться заводить нечто вроде дружбы с ним, пусть Алиса была и не против, не решалась. Глядя хотя бы на огромную разницу в возрасте. Это ни к чему не привело бы, кроме недопонимания.

Да и не умела Алиса особо дружить.

Вчитываясь в печатные строки на мерцающем мониторе, она обычно запутывалась в объяснениях профессора. Он рассказывал о детях Калуки так, словно сам там состоял какое-то время.

«Весь смысл их веры, девочка моя, — писал профессор, видимо, в отличие от Алисы, ничего в такой разновозрастной дружбе плохого не видевший, — в экзистенциальности. Большинство сект и религий так популярны, потому что, желая оторваться от проблем, люди ищут высших ощущений. Возможно, ты сама когда-то их испытывала, если случалось вдруг бывать на Рождественской службе в самой ее кульминации.

Ты уже знаешь, что Калуки — богиня земли и плодородия, именно поэтому в семьях сектантов так популярна многодетность. Это одна из их отличительных черт, потому что — только посмотри на другие деструктивные секты — большинство призывает своих членов сосредоточиться на себе и своих отношениях с божеством, а дети вообще до определенного возраста остаются практически без присмотра.

У детей Калуки это тоже есть, ведь я сам в начале написал об экзистенциальности, но период их воссоединения с Калуки короток и достигается разными способами, и наркотики, увы, один из самых распространенных. Естественно, покружившись в вальсе с ощущением неземной любви, человек и дальше изо всех сил будет искать ее вновь — стоит ощущениям уйти. И чтобы вернуть их, человек должен «накормить мать» деньгами и кровью. Деньги уходят в чью-то копилку, а кровь приносят старшие дети. Ты была свидетелем самоубийства бедной девочки Джейни, и это, к сожалению, распространенное явление. В представлении Василия Прянова его старшая дочь сейчас счастливая частичка Калуки. А он, в свою очередь, за эту жертву получит еще время и средства на новые экзистенциальные ощущения. И круг так крутится и крутится — кого-то оставят в живых, кого-то принудят к самоубийству…»

Между этих строк Алиса читала, что тех, кто не смог себя убить, иногда подталкивали и физически, но прямо об этом профессор никогда не писал.

«…Ты сама видишь, Алиса, что это похоже на наркоманию. Только дилер в секте кроме денег получает еще и власть над людьми — над бедными, запутанными наркотиками людьми».

Но вот что было странно, так это то, как наркоману дали столько девочек под опеку. А потом, по словам Ноубс, все проверяли и проверяли — и ничего не нашли. Неужели невозможно обнаружить следы наркотиков в организме? Рубцы от уколов, она даже слышала, что остаются особые рубцы на мозговой ткани, но, возможно, это было неправдой.

Вспоминая все, что она знала о наркотиках, Алиса не сразу обнаружила, что уже не одна. Горюн стоял рядом с ней, облокотившись на неширокий выступ у стены, и смотрел куда-то в темное окно.

— Так что? — слабо спросила она. — Зомби действительно не бывает?

— М?

— Я забыла, что вы мне объясняли, — устало пояснила она и подняла голову, заставляя себя посмотреть в его глаза.

— Такое случается, Чернова, — кивнул он. — Спонтанные выбросы иногда исполняют желание хозяина. Девочка убила беднягу, а потом очень захотела, чтобы он поднялся. Скажите на милость, кстати, это вы его сожгли? Зачем?

Промотав в голове их разговоры — те, что она помнила, Алиса поняла, что ничего не говорила об огне или чем-то таком. Так откуда он узнал?

— Мне позвонили пожарные, — пояснил он, прочитав вопрос на ее лице. — Сказали, что возгорание пошло от трупа. Так зачем? Подумали, что огонь его остановит?

Она кивнула, это ведь очевидно — если зомби существует, как она тогда предположила, убить его можно огнем или снести голову из оружия. И Алиса воспользовалась всеми доступными методами. Впрочем, похоже, Горюн просто решил над ней посмеяться — он не злился на нее за этот поджог, а просто интересовался. И подобные фразы, как «скажите на милость, зачем вы…» и дальше по тексту, он обычно говорил, когда хотел перейти на более человечный тон или поддержать.

— Мне что-то будет за это? — уточнила она на всякий случай. — Я ведь девочку спасала, это должно зачесться на суде. Ну и состояние аффекта и так далее…

— Никаких «так далее» и никакого суда, не волнуйтесь. Вы могли уйти из того дома и дать девочке умереть, вам ничего не сделали бы. Ну, кроме меня, Чернова, я бы вас уволил. Но вы молодец. Только больше не впадайте в шок при виде трупов, в некоторых ситуациях я хотел бы полностью на вас полагаться.

Снова кивок.

— А это нормально, — слабо улыбнулась она. — Сначала пригрозить, а потом похвалить? Нельзя просто сказать: Чернова, вы молодец, вот вам шоколадка.

В темноте плохо было видно, но кажется, Горюн даже скривил губы в подобии улыбки.

— Девочку скоро привезут к нам, через несколько дней, может быть. Будьте готовы хоть поселиться рядом с ней. Ума не приложу, откуда они такие талантливые и неспокойные взялись — еще в прошлом году все было в разы спокойнее, — в рассеянности он дотянулся до ее плеча, но тут же отдернул руку.

— Хотите снова оставить меня за Наташу? — нахмурилась Алиса и предпочла не обратить внимания на его жест.

— А вы что-то имеете против?

— Ну… я хочу ездить с вами. Наверное.

— Со мной, Чернова, — он отодвинул из-за стола стул и сел напротив, — вы будете ездить только вот в таких случаях, когда я один буду не справляться. В остальном это лишняя трата общего времени. Наташа скоро вернется, — добавил он уже мягче. — Я понимаю — глупо оставлять вас на целые дни в конторе, но не хочу нанимать нового человека. Игорь в конце концов поправится и выйдет на работу, и что мне тогда делать с этим человеком?

Видимо, вариант уволить его Горюн не рассматривал совсем.

— К тому же, еще неизвестно, вернутся ли к Игорю… — он замолк.

— Магические способности? — подсказал Алиса, чувствуя, что вступает на зыбкую почву, и поэтому перевела взгляд на его напряженные руки. — Как к вам… когда вы работали искателем?

Горюн зло на нее глянул, но, вопреки ожиданию, ответил:

— Как к Наташе. Это не тема для обсуждения, но предупредить вас стоит. На одном из вызовов вы можете хватить слишком много. Слишком, Чернова и даже после хорошей реабилитации вы потом можете потерять свои способности. Это случается сплошь и рядом, и я вам об этом, кажется, говорил. Вы должны следить за собой, это понятно? Самой следить и брать ответственность, потому что я не могу знать — когда вы в норме, а когда нет.

Горюн нахмурился еще больше, сцепил руки и продолжил:

— Если вы чувствуете, что не готовы ехать на вызов, вы должны прямо мне об этом сказать. Я вас не съем за это, ясно? И за мной тоже не надо бегать с жалостью в глазах и пытаться помочь, я сам скажу, если вы мне понадобитесь. Вы поняли?

Она кивнула, вспоминая, когда это бегала за Горюном с «жалостью в глазах».

Тема как-то неожиданно вплотную подошла к тумблерам в голове.

— Вы когда-то хотели, чтобы я научилась определять момент, когда начинаю перерабатывать откат. Я научилась.

Он долго смотрел на нее в темноте, а потом хмыкнул.

— Молодец, Чернова, возьмите шоколадку.

Алиса улыбнулась и сделала глоток уже остывшего чая.

* * *

Этой ночью, несмотря на усталость и нежелание что-либо делать, Алиса узнала кое-что новое.

Раньше она считала, что кладбища — это просто кладбища, а сборища на могилах, рисование пентаграмм красным мелом и белые маски на лицах — игрища школьников и идиотов. Но все оказалось не так.

— Серьезно? — прошептала она едва слышно, когда профессор Елагин с жутким грохотом распахнул перед ними каменную дверь склепа. Видно было, что он получал огромное удовольствие от их с Горюном вытянувшихся лиц. — Я думала… ну, что такое только в фильмах про вампиров бывает.

Там где-то внутри уже работала силовая группа, и их убедительно попросили не мешать, но Алисе, признаться, хватило одного места. Это было одно из самых старых и богатых кладбищ, и даже, скорее, это был городок усыпальниц — древние князья, дочери богатых купцов, местные герои и политические деятели. Алиса не слишком любила кладбища, но это было красивым, и как выяснилось — с секретами.

Полюбовавшись немного, они по требованию оставшихся с ними силовиков закрыли дверь и отошли в сторону.

— Видимо, тут их и снимают, — буркнул Горюн, но, похоже, Алиса угадала его мысли. — Чернова, вы взяли фотоаппарат?

— Вы сами мне его дали… зачем-то. Могли и сами носить.

— Уверен, у вас это лучше получится, — отрезал он и повернулся к Елагину.

Глядя на них обоих, Алиса поняла, почему еще не хотела ввязываться в более тесные отношения профессором — его связи с Горюном. Иногда создавалось ощущение, что тот наблюдал за Алисой из многих чужих глаз. Впрочем, уж это-то точно было выдумкой, просто она слишком часто в последнее время думала о своем начальнике. Безумие какое-то.

Она отошла чуть дальше — к плачущему над гробом ангелу. Скульптура была красивой и, пожав плечами, Алиса ее сфотографировала. Нужно будет только самой проявить пленку, иначе фотографии окажутся в руках у Горюна. Хотя причин утаивать от нее настолько незначительные вещи абсолютно никаких не было, но все же…

Их участие в операции оказалось даже еще более номинальным, чем представлялось раньше. Она-то думала, что им позволят маячить за спинами силовиков и присутствовать при самом задержании, но в итоге они просто осмотрят место сборища. Вот и все.

Вихрем ветер взметнул сухие листья, с соседнего дерева насмешливо закаркала ворона, и не успела Алиса посмеяться над идиотской ситуацией, как зашипела рация у одного из силовиков, что каменными глыбами стояли по краям входа в склеп. Кто-то что-то прошипел в нее, а силовик в ответ согласно забормотал.

— Разойдитесь по сторонам, — зычно крикнул он и кивнул своим собратьям. Этот голос Алиса прекрасно помнила — относительно недавно он приказывал ей заткнуться и вести себя тихо.

«Надо же, это так специально случилось?» — неприязненно подумала она.

Снова открылась каменная дверь склепа, и оттуда спустя несколько минут потащили на руках задержанных сектантов. Алиса без зазрения совести фотографировала — в конце концов, фотоаппарат не ее — отберут, то и не жалко.

Сектантов было много, гораздо больше, чем склеп мог в себя вместить, а значит — что? От склепа вел тайный ход, ну или… не слишком тайный?

— Глупости какие-то.

Спустя какое-то время их окликнул человек, которого Алиса тоже уже видела. Детектив Джонсон — тот самый огромный человек, у которого она сама была не так давно и свела его с профессором Елагиным.

— А, Горюн, — кивнул он, когда они все трое приблизились к нему. — Идемте, покажу кое-что.

«Кое-что» тоже оказалось склепом, примерно таким же древним, как и тот, из которого выводили сектантов. Алиса уже примерно поняла, что их ждет недолгий подземный переход. И это было довольно интересно, когда она еще встретит сеть старых тоннелей, соединяющих склепы? И где? Вряд ли эти теперь останутся открытыми для посещения простых людей. Наверняка они заросли паутиной — под стать сегодняшнему странному, отдающему кино дню.

Над их головами снова каркающе рассмеялась ворона, и Алиса первой — вслед за Джонсоном — спустилась по замшелым ступенькам. Внутри было темно и сыро, только пара фонарей, принадлежащих Джонсону и догнавшему ее Горюну, резкими лучами синего света прорезали тьму. Профессор присоединился к детективу. Елагин сегодня вообще был странно молчалив, но уставшей Алисе это нравилось.

— Бывали здесь когда-нибудь? — тихо спросил Горюн, мертвой хваткой сжимая ее плечо и светя вперед фонарем.

Она помотала головой.

— Все эти склепы, — обернулся к ним Елагин, — частная собственность, и ее хозяева не слишком любят, когда нарушают покой их предков. И именно поэтому, Алиса, большая часть тоннелей официально не исследована и, естественно, закрыта для представителей какой-либо власти.

Паутины, к счастью, здесь все же не было.

— Но, ты знаешь, закон в основном исполняется как раз теми, кто его представляет…

Горюн зло хмыкнул над ее ухом.

— И так получилось, что здешние катакомбы являются идеальным убежищем для…

— Сброда? — подсказал Джонсон, когда профессор запнулся, подбирая определение.

— Ну да, ну да… Чтобы нам здесь находиться, пришлось взять множество разрешений, ведь мы не были уверены, где конкретно они обоснуются…

— Следствию нужны разрешения, чтобы находится на частной собственности? — удивилась Алиса. — Вот уж… не подумала бы.

— Чернова, — буркнул Горюн. — Подумайте своей головой, где бы вы были, имей Бреннинг право находиться где угодно без разрешения.

Ее слово холодной водой окатили, и Алиса изо всех сил дернула плечом. Горюн, не мешкая, убрал руку, о чем она спустя время пожалела — ноги тут же начали запинаться обо что-то, и им вдвоем катастрофически стало мало места.

— Как будто бы он особо заботился о… о законности! — прошептала она так, чтобы слышал ее только Горюн. — В квартиру ко мне он не заходил, потому что права не имел, а посылать своих… людей, чтобы бить меня, значит, имел?

— Не заводитесь, — оборвал он ее еще тише. — Мы потом, если хотите, это обсудим. А пока…

Они свернули влево, и на них пахнуло едва-едва теплым воздухом, словно где-то горели факелы или что-то такое, что было явно меньше костра.

— … между тем, эти места имеют очень богатую историю. Многие историки придерживаются мнения, что в этих местах и собирались первые революционеры, свергшие императора. Жаль, что время было лихое, и многие факты теперь представляются только предположениями — не осталось ни записей, ни живых свидетелей…

— Извините, — сказала она на грани слышимости.

Горюн снова схватился за ее плечо, чуть подтолкнул вперед, и идти стало легче. Впрочем, это уже не понадобилось. Они вышли в обширный зал с низким, каменным потолком, сквозь который кое-где пробивались корни и свисали теперь корявыми, сырыми пальцами.

Это был круглый зал, по стенам которого были развешаны редкие факелы, а посредине, насмехаясь над мало-мальски начитанным человеком, стоял низкий круглый стол.

— У меня такое ощущение… эти люди будто бы начитались всякой мистической ерунды и решили… ну, воплотить все это в жизнь.

«И еще мертвецы ходят», — подсказал внутренний голос.

— Не хватает только вампиров, — согласился профессор, озираясь по сторонам.

— Фотоаппарат, Чернова!

Она тут же спохватилась.

— Прянов был здесь? — резко спросил Горюн, словно бы с облегчением отвернувшись от нее.

— Все здесь, — отозвался Джонсон. — Мы специально медлили, ждали всеобщую сходку, чтобы больше не тратить время зря.

— И что они тут делали? — спросила Алиса. — Жертвоприношения? Я читала…

— Я ведь говорил тебе, Алиса, их жертвоприношения — самоубийства, а здесь, должно быть, был праздник Калуки. Всеобщее с ней соединение, вино, наркотики…

Джонсон подтверждающе кивнул, и Алиса запечатлела своеобразно накрытый стол — на нем стояли наполненные красным вином дешевые бокалы, довольно дорогая закуска и несколько разбросанных пластиковых вилок. По полу так же валялись бокалы и вилки. Но больше ничего интересного здесь и не было.

— Значит, суд теперь сможет отобрать у него опеку, — удовлетворенно сказал Горюн. — Александр Васильевич, вы уверены, что среди детей больше нет магов?

Елагин поморщился.

— Нет, разумеется, но мы это уже обсуждали, ты не можешь отправить в интернат всех, кто вызывает у тебя подозрения.

— Я все могу, — ответил под презрительный смешок Джонсона Горюн. — Чернова вам рассказывала, что творилось, когда две идиотки решили спрыгнуть с моста?

— О мертвых не стоит говорить…

— Правду? Почему это? Впрочем, ладно, я слышал, вы связались с Ноубс, попросите ее поместить девочек ближе к «Рассказчику», тот детский дом, я слышал, почти пустой, и там работает отличный преподаватель, она училась за рубежом на психолога. Это им пригодится.

— Вы насмотрелись? — прервал Горюна Джонсон, следивший за ходившей по залу Алисой. — Здесь еще моим ребятам работать и работать. Чернова, пожалуйста, не трогайте ничего на столе. И зачем вам фотографии?

— Не мне, — кратко ответила Алиса и показала рукой на Горюна.

— Это я попросил Андрея, — отозвался профессор. — Для моей работы нужны фотографии. Знаете, это пока что статьи, но позже обязательно они превратятся в книгу. А я как назло сдал свой фотоаппарат в ремонт, глупо, конечно, но он работал с такими перебоями…

Их вывели на улицу, и Алиса растерянно отдала фотоаппарат Горюну. Она не слишком поняла, что дала им эта поездка, ладно, ей было просто любопытно, но и Горюн с профессором не выглядели скучающими и разочарованными.

— Чернова, садитесь в машину, — позвал он ее.

Внутри было тепло, спокойно, и стекла заглушали смех этой проклятой вороны.

И все-таки, почему Горюн так заинтересовался этим делом? Несмотря на всю мистичность, оно было простым и понятным — кто виноват и что с ним делать, было ясно заранее, оставалось только найти доказательства. И вот теперь все на месте, но усталый Алисин мозг не покидало ощущение какой-то бесполезности всего этого. Впрочем, она всегда так думала, когда не получала четкие и ясные ответы, но на этот раз у нее было даже вопросов. Так что — что уж тут говорить.

Когда-то она просила у Елагина помочь сестрам Варвары вырваться из секты, и вот сейчас это получилось. По крайней мере, вероятность того велика. И зачем ей еще нужны какие-то ответы?

Глупости!

И день какой-то глупый.

Она обмякла в сиденье и закрыла глаза. Голова тут же поплыла, будто была отравлена алкоголем. Кажется, ей нужен выходной, но Алиса только три дня назад вышла на работу и ждать было еще, как минимум, два или три дня.

Она почти заснула и очнулась, только когда машина подскочила на кочке перед постом дорожной полиции.

— Извините, — сонно пробормотала она, искоса глядя на Горюна. Его лицо слабо освещали приборы на панели машины, отчего он казался таким же усталым, как Алиса.

— За что?

— А? А… не знаю, просто… просто так. Я уснула.

Он мельком глянул на нее, набрал было в легкие воздуха, чтобы что-то сказать, но потом передумал, только растянул губы в усталой, едва заметной улыбке.

После истории с трупом наступило долгое и легкое затишье, и даже спустя неделю появившаяся в подвале ЦКМ Аня — та самая девочка — не доставляла никаких хлопот. Кроме, разумеется, вызванного воспитателя, поскольку психологи, работавшие на ЦКМ, предпочитали иметь дело с детьми более осмысленного возраста. Ане было три с половиной года, и, как предполагала изначально Алиса, ее отец и был тем мертвецом. Матери не было, а вызванная бабушка сообщила, что всегда подозревала — в девочке сидит дьявольщина. И больше того, единственного раза она так и не появилась в ЦКМ.

Аня плакала и звала отца, и все женское население конторы тайком утирало слезы. Алисе тоже было не по себе. Она в красках представляла, с какой ношей теперь будет жить этот несчастный ребенок. Впрочем, была возможность, что она забудет, все-таки обстоятельства позволяли списать смерть отца на пожар. А то, что он двигался, девочка вскоре забудет. И если когда-нибудь вдруг всплывут в ее памяти те мгновения, то… зомби ведь не существует.

Но самым главным являлось кое-что, сообщенное второпях бабушкой Ани: она никогда до этого не проявляла магических способностей. Едва только услышав это, Алиса почувствовала, что покрывается холодным потом — и ведь непонятно отчего. Ну и что, что не проявляла? Три с половиной года — отличный возраст, чтобы начать, но, сидя в их подвале и испытывая стресс, Аня не проявила ни единой грани своего нового таланта.

Такая же ерунда творилась с Варварой.

Но все же Алиса допускала, что эти случаи всего лишь совпадения. Такое может быть — одно большое спонтанное волшебство, и после — полное затишье. Но Горюн эти аргументы отвергал с презрением, и, полагаясь на его опыт, Алиса тоже сомневалась.

Но разгадки, так и так, не было никакой, и разговоры затихали. Прошел рыжий сентябрь, и лисы из конторы исчезли как-то сами собой — просто однажды утром Алиса нашла пустой каморку, что они занимали все эти месяцы. Почему они решили покинуть теплое пристанище к зиме, никто так и не понял, но с тех пор ни одни рыжий хвост не появлялся в ЦКМ до весны.

К ним почти перестала приходить Наташа, хоть Горюн и обещал Алисе, что ее вынужденная смена должности продлится недолго. Однако в октябре Алиса по-прежнему сидела почти все дни в конторе, возясь с бумагами и переправкой отчетов. Из плюсов такого положения была только удвоенная зарплата — все-таки ей частенько приходилось уезжать на вызовы, где Горюн не справлялся один, либо когда очагов по району было несколько. Ну и еще то, что грязь и слякоть на дорогах она почти не заставала.

Алиса вообще, получив возможность обдумывать и анализировать, вдруг поняла, что ее совершенно устраивает такая жизнь — всплески активности перемешивались с затишьями, в которые они с Горюном отдыхали. Она не знала — как, но их это объединяло, хоть Горюн ни на йоту не изменил к ней своего отношения. Но они могли часами сидеть в темной столовой, не произнеся ни слова, и чувствовать… что-то. Алиса называла это про себя пушистыми котами, словно они сворачивались воображаемыми клубочками у нее на душе и громко урчали от удовольствия. У них никак не получалось сходиться характерами, но в противовес этому Алису неизмеримо успокаивало присутствие Горюна рядом с собой, и он тоже, хоть и не распространялся о причинах, проводил рядом с ней довольно много времени.

Октябрь опал пожухлой листвой, и их район оказался странно голым после того, как остановки и фасады домов очистили от погибшего вьюна. Теперь на улице было совсем серо, сыро, и Алиса куталась в новенькое длинное пальто. В воздухе чувствовалось приближение зимы, и в один такой день, когда телефоны в конторе напряженно молчали, к ней в кабинет постучал курьер и попросил поставить подпись за получение большого плотного конверта.

Было утро неприемного дня, и Горюн почему-то запаздывал, поэтому в конторе стояла благодатная тишина.

Конверт был адресован ей, а внутри, когда Алиса вскрыла плотную бумагу, оказалось ее дело многолетней давности. Искатели все-таки ответили на ее запрос и сняли копии с бумаг. Внизу страницы стояли синие печати «копия верна» с чьей-то подписью, но это ее не интересовало.

После истории с Бреннингом Алиса даже не наделась когда-нибудь увидеть эти бумаги, все-таки с ее помощью вскрылся нарыв в организации, и у многих людей там внутри появилось множество проблем. Кем бы ни был Бреннинг, Алиса была уверена, многие предпочли бы замять дело и тихо его уволить. Но получилось так, как получилось, и все же на ее запрос ответили положительно.

Заперев кабинет изнутри, она только смотрела на дело, не решаясь к нему притронуться, а потом встала и несколько раз обошла кабинет по периметру, заставляя мысли улечься в голове в прежнем порядке. В конце концов, ничего особенно не произошло, она ведь никогда на самом деле не хотела ничего знать — ни откуда она появилась, ни причин провала в памяти длиной в девять лет, ни где ее родители.

Успокоившись, она открыла дело.

В памяти снова всплыл тот памятник Вампилову, огромный, серый, на чьей голове все время сидели голуби. Именно оттуда началась нынешняя Алисина жизнь — какая-то женщина обратила внимание на маленькую девочку в красном свитере и замшевой канареечного цвета юбке.

Потянулся ворох отчетов полиции, в которых никто не мог найти ее следы, затем копии обследования и одно единственное заключение, сделанное доктором Квантоном, о том, что на память девочки воздействовала неизвестная магия. После этого дело передали Искателям, которые тоже так и не смогли обнаружить родственников Алисы. К сожалению, на бумаге не были отображены все шаги их поисков и все предположения, однако Алиса с удивлением читала распечатки допросов каких-то неизвестных людей, судя по всему, принадлежащих к бандам.

В то время мелкой преступности было куда больше, чем сейчас, и многие люди просто пропадали среди белого дня. Но и среди нескольких допросов не нашлось ни единой крохи информации об Алисе.

Пролистав большую часть дела, полного официоза и удушающей беспомощности, она наткнулась наконец на тех псевдо-родственников, о которых уже давно рассказывал ей Горюн — там нашлись имена, адреса и ни единого слова о мотиве таких странных поступков. Пять человек заявили о том, что Алиса — их пропавшая родственница, и пятеро же, тайно навестив ее в детском доме, тут же отказались от своих слов.

Чувствуя разочарование, Алиса собрала бумаги в кучу и нерешительно вышла в коридор. Там было тихо, если не считать доносившегося из-за закрытой двери кадрового отдела негромкого разговора. За окном тоже было тихо и темно, несмотря на то, что утро едва-едва заканчивалось.

Помявшись у двери в нерешительности, она несмело постучала в двери кабинета, и ее тут же пригласили войти.

— Честное слово, Чернова, не обязательно каждый раз стучаться. Просто заходите и все. Здравствуйте.

Сегодня Горюн смотрел на нее довольно благодушно, и причина этому была довольно банальной — день зарплаты. Как правило, он всегда к десятому числу немного добрел, хоть Алиса ни в жизни не подумала бы, что он живет как она — от аванса до зарплаты. Поразмыслив однажды, она вспомнила, что он ушел от Искателей с травмой, а значит, ему должны были выплачивать пенсию, компенсирующую последствия. И пенсия должна была быть приличной, хоть и в интернете приводились совершенно разные цифры.

— Здравствуйте… Я хотела… отпустите меня сегодня, пожалуйста, на выходной, — попросила Алиса, внутренне ожидая неминуемого взрыва. — Конечно, если что-то произойдет, я вернусь, но ведь пока… ну, тихо.

— Что-то случилось? — спросил он, разваливаясь в компьютерном кресле.

— Да. Отпустите?

— Нет уж, Чернова, мне не нравится такой ответ. Раскройте мне суть проблемы, будьте добры.

Она закусила губу, совершенно не желая ничего объяснять.

— Не могу я, ну, не хочу. Я потом вернусь и расскажу, ладно? А сейчас не могу.

— У вас проблемы?

— Нет… — немного подумав над вопросом, она уточнила: — Точно нет. Просто мне очень нужно сейчас заняться кое-чем другим. Но я правда-правда вам все расскажу.

Улыбнувшись ее неуклюжему ответу, Горюн кивнул в знак согласия.

— Только не выключайте телефон.

Глупое предупреждение — но такое привычное, он всегда говорил это ей, когда наступали выходные. Что бы ни случилось, никогда нельзя выключать телефон. Алиса и сама прекрасно понимала, что связь должна быть всегда, но Горюн все равно каждый раз напоминал ей.

На улице, забравшись под крышу на остановке, она сделала короткий звонок Лене и, объяснив, что приедет, попросила достать все адресные и телефонные справочники, что у них сохранились. А потом села на автобус, ведущий в центр, где можно было пересесть на знакомый маршрут Центр — Большие Холмы.

Почти всю поездку до дачного поселка она провела, перечитывая дело и стараясь уцепиться хоть за что-то, но ни имена тех, кого допрашивали, ни события — ничего не было знакомо, кроме имени Розенова и ее самой. Но там были еще и имена тех людей, что назвались ее родственниками, и, полная какой-то странной смелости, Алиса собиралась спросить каждого из них — почему.

Большие Холмы тоже были окутаны серостью и сыростью, и Алиса поскорее юркнула в теплый дом.

Там она впервые за долгое время увидела вернувшегося из отпуска профессора Земина и его жену Аллу. Это была довольно колоритная пара, и в иной другой раз Алиса бы с удовольствием задержалась поговорить с ними, но сегодня пришлось ограничиться только несколькими фразами:

— А-а, ты посмотри дорогая, а вот и Алиска нарисовалась, — сказал профессор из большого кресла. Жена же его, сидя на подлокотнике, меланхолично заплетала в косы его длинную бороду.

Борода профессора Земина была институтской присказкой ко всему и заодно нескончаемой темой для шуток — длинная, густая и ухоженная, хоть Алиса и понятия не имела, как он умудрялся есть, не испачкав ее. Но, когда поближе познакомилась с Леной и соответственно с ее семьей, узнала, что бородой занимается Алла.

— Не нарисовалась, а пришла, — поправила мужа Алла и ласково улыбнулась Алисе. — Не обращай внимания, девочка моя, у моего мужа опять увлечение молодежным сленгом.

— Рада вас обоих видеть, — Алисе не удалось сдержать улыбки, и, предвосхищая вопрос, она сразу же ответила: — Есть я не хочу, спасибо.

— Ты посмотри, похоже, она обрела дар предвидения, — одобрительно сказал профессор. — Я только хотел предложить ей ограбить наш холодильник. Кажется, та колбаса лежит у нас уже с неделю. С такими гостями придется ее выкинуть собакам.

— Может быть, после этого они перестанут тебя кусать, — ответила Алла. — Ты представляешь, девочка моя, его раз пять за все наше путешествие покусала одна и та же собачонка. Мелкая такая, трясущаяся. Она жила с нами по соседству и каждое утро караулила нас.

— Это называется вендетта, дорогая, — отозвался Земин, кося на Алису хитрым взглядом. — Я думаю, однажды, в прошлой жизни, я отобрал у нее что-то жизненно-важное. Кость, например.

— Бедренную?

Алиса вышла из кухни, тихо посмеиваясь, и не услышала продолжения странного разговора.

Лена все еще не встала с постели, и потому спустилась вниз лишь один раз, чтобы налить себе кофе.

— Привет, — сказала Алиса, опередив словесный поток. — Ты достала справочники?

— Конечно, — недовольно ответила она. — Вон, даже за тот год есть, только искать ты будешь одна до тех пор, пока не объяснишь, кого и зачем.

— Ты не помнишь? Я ведь тебе говорила про тех вроде-родственников, что хотели сначала меня забрать из детдома, а потом передумали. В деле есть их имена. Я даже отпросилась у Горюна на день. Я просто подумала… ну, что тебе будет интересно.

— О! — до нее наконец-то дошло, и все недовольство как рукой сняло. Лена соскочила с постели, выхватила у Алисы дело и тут же его открыла. — Ты же не против?

Алиса помотала головой, взяла адресный справочник за восемьдесят первый год и углубилась в графу на букву К. Фамилия первого человека заявившего, что Алиса — его дочь, была Коровьев. Дурацкая, смешная фамилия.

— Ты знаешь, кстати, что? — спросила Лена, перелистывая дело. — Случайно включила телевизор и увидела твоего Горюна.

— Да?

— Он симпатичный.

— Да? — на этот раз Алиса вяло удивилась, стараясь не упустить из памяти имя и отчество Коровьева. — Только рубашки вечно грязные.

— Но ты-то тогда переполошилась — Лена, помоги, его убьют.

— И что? Конечно, я испугалась. Кстати, я так и не поблагодарила твоего отца за помощь.

— И не надо, а то он опять будет орать, какая ты безголовая дура. Но я не согласна, ты очень здорово сделала, что позвонила мне. Что было бы, если бы ты совсем растерялась? Опять осталась бы без жилья и работы.

Алиса подняла голову и пораженно посмотрела на легкомысленно накручивающую прядь волос на палец Лену.

— Но… ты знаешь, я не совсем о том тогда думала. Нельзя взвешивать на одних весах человеческую жизнь и такие вещи, как жилье и работа. Записывай номера телефонов, я нашла тридцать Валериев Ивановичей Коровьевых.

Молчание воцарилось совсем ненадолго.

— Я хотела сказать, ничего бы Горюну не сделали, — пояснила Лена. — Мне отец говорил, что тогда за всем делом уже наблюдали пристально оттуда. — Она подняла взгляд вверх. — А ты просто все ускорила. А если бы ты тогда промолчала, Шпиль не позволил бы тебе остаться в ЦКМ. Он вроде бы как принципиальный.

— Не заметила, — мрачно отозвалась Алиса. — Он не принципиальный, он… как рыба. Безэмоциональный, будто бы робот.

— Это неважно, не переводи тему. Тебе вообще сказали что-нибудь после того, как все закончилось?

Алиса помотала головой. Никто, кроме Горюна, уверявшего ее, что нисколько не злится. А все потому, что и не ожидал от нее — Алисы — чего-то выдающегося. Вот только Алиса ожидала, была уверена, что справится, и разочарование собой оказалось горьким.

— Пару раз мы с Горюном обсуждали. Он на меня не в обиде, а Шпиля я с тех пор встречала иногда мельком. Мы просто здоровались.

— Вот я тебе и говорю, этот Горюн симпатичный, я бы на твоем месте присмотрелась. А то после этого… Эдуарда?

Алиса холодно кивнула.

— Ты как монашка стала. А Горюн…

— Не надо! Просто не надо, ладно?

Ей не понравилось, что Лена говорила об этом так просто, и будто бы упрощала то, что было на самом деле между ней и Горюном. Алиса, конечно же, пару раз представляла себя и его в «том смысле», но мысли тот же час приобретали привкус банальности и пошлости, и ей становилось противно. Горюн был гораздо сложнее, и наблюдать за ним было лучше чуть издалека. Вряд ли ей понравится то, что там внутри на самом деле. Впрочем, может и понравилось бы, невозможно было сказать наверняка.

Лена, пожав плечами, сняла трубку стационарного телефона, и далее произошел, пожалуй, самый странный разговор между незнакомыми людьми.

— Здравствуйте, Валерий Коровьев? — наступила короткая пауза. — Вас беспокоят по делу Алисы Черновой, вы одиннадцать лет назад обратились по объявлению о найденной девочке, помните?

Алиса удивленно смотрела на совершенно не смутившуюся Лену.

Но этот Коровьев понятия не имел, о чем шла речь, поэтому с ним быстро распрощались.

— Это был сын Коровьева, говорит, отец болеет и ничего не сможет рассказать, а сам он тоже не знает. Зря ты так реагируешь на мою идею, кстати, — и на ошарашенный взгляд Алисы пояснила. — Я про Горюна. И начни уже краситься, бледная, как моль!

* * *

Телефон зазвонил в девять вечера, когда они с Леной распрощались около супермаркета — она возмущенная, а Алиса растерянная.

Звонил Горюн и странным голосом, будто бы доносившимся откуда-то издалека, просил вернуться в контору. Это было совсем неудобно — больше всего на свете Алисе хотелось попасть домой и спокойно обдумать то, что услышала около часа назад.

Того Валерия Коровьева они не нашли, зато нашли Эмму Выборску — мать пятерых приемных детей, не испугавшуюся впустить их с Леной в дом и спокойно выслушать вопросы. И ответить. Правда оказалась… странной.

Такси быстро домчало Алису по темным, мокрым улицам до конторы. Внутри было темно, но не закрыто. Ей пришлось побродить по кабинетам, прежде чем она обнаружила Горюна в темной столовой.

— Что случилось? — спросила она испуганно, садясь напротив него.

Оранжевый свет фонарей, проходящий сквозь мокрые стекла окон, отражался от полированной поверхности стола, но ни йоту не освещал лицо Горюна.

— Вызов, — ответил он тем же придушенным голосом. — Нужно было вызвать вас, но я этого не сделал.

— Почему? Я бы приехала.

— Думал, что справлюсь, Чернова, разве не ясно?

Она кивнула, все пытаясь разглядеть его лицо, но оно будто тонуло в темноте. Наступила тишина, парадоксально полная вечерней жизнью за окном и запахом корицы, не выветрившимся с тех пор, как тут поколдовала Людмила Павловна. Не сразу стало понятно, что от нее требуется, пока Алиса привычно не вспомнила, что было нужно ей в таком состоянии. Но сидеть просто так рядом оказалось тяжело.

Горюн больше не обращал на нее внимания и почти не шевелился, только размеренно и глубоко дышал.

Прошло около пяти минут, прежде чем Алиса встала и налила им обоим чай в кружки — чем сидеть просто так в темноте, лучше сидеть с чаем. Он давал немного смысла, хотя смысла и так было достаточно.

В порыве сочувствия Алиса сама вложила в руки Горюна горячую кружку. Руки были холодными, и он, кажется, кивнул ей, не то благодаря, не то желая еще что-то сказать.

— Хотите, я расскажу, зачем сегодня отпрашивалась? — спросила она наконец, не выдержав тишины. Они все еще сидели напротив друг друга и грели руки о кружки. — Утром курьер принес мне мое дело. Помните, я писала запрос Искателям, как раз перед тем, как вас арестовали?

Она немного смутилась, упомянув об аресте, но Горюн только вяло кивнул.

— Там ничего интересного нет. Допросы каких-то бандитов, справки об отсутствии меня во всех государственных базах и прочая ерунда. Ну… заключения врача еще и эти люди, которые представились моими родственниками.

— И вы, Чернова, кинулись их искать?

— Да, — тихо ответила Алиса. — Пока у меня была смелость искать их и разговаривать. Завтра я бы не смогла. Мне сложно общаться с… чужими.

— Я заметил.

— В общем, вы знаете, я нашла одну женщину. Она уже пожилая, у нее пятеро приемных детей и совсем маленькая квартира. Она была так добра ко мне и рассказала, что за меня обещали… деньги. В смысле… — ей вдруг стало сложно объяснить. — С ней связался знакомый, она не говорила кто, он работал Искателем, и сказал, что если она придет и скажет, что я ее дочь или племянница и придумает достоверную историю про меня, то она получит деньги на новую большую квартиру.

Горюн пошевелился и сделал небольшой глоток чая.

— Почему без сахара, Чернова? Разве вы не знаете, что я пью чай с сахаром?

— А… нет. Кофе-то вы без него пьете, — растерялась она. — Положить вам?

— Два.

Она кинулась к шкафу за сахарницей, а когда попыталась взять из его рук кружку, почувствовала, насколько сильно тряслись его руки.

— Вам ведь совсем плохо, — испугалась она. — Я… может быть, могу у вас это забрать как-то?

Он помотал головой, и Алиса вдруг вспомнила, что в кабинете Наташи лежал большой кашемировый шарф, в который она часто куталась в дождливые дни.

— Я сейчас вернусь, — сказала она и кинулась вниз, лихорадочно вспоминая, куда положила ключи.

Шарф оказался на месте, и, вернувшись в кухню, Алиса неуклюже накинула его на плечи Горюна.

— Можно ведь еще врача вызвать, — попробовала она снова, облокачиваясь о стену рядом с ним.

— Не волнуйтесь, Чернова, я не стану умирать у вас на руках. Просто продолжайте рассказывать про свои глупости.

— Но вы хотя бы не выходите завтра на работу!

Он кивнул и пододвинул к себе кружку.

— Я… я сахар не размешала, — беспомощно сказала Алиса, разглядев, как скривилось его лицо. Фраза была смешна, а тон жалобный.

— Чернова! Я что велел делать?

Обхватив себя руками, она попыталась собрать мысли в кучу.

— Больше и рассказывать-то нечего. После того, как ей показали меня в детдоме, к ней пришел другой Искатель и… убедительно попросил не лезть в это дело и не лгать, иначе у нее будут неприятности. Ерунда какая-то, кому придет в голову платить деньги за это? Впрочем… не важно.

— Я знаю, кому, Чернова. Вы подождете с ответом до завтра? Не уверен, что смогу связно сейчас вам рассказать.

— Конечно… мне это не так уж и важно, просто я ведь вам обещала. Вам нужно отдохнуть.

Неуверенно дотронувшись до его плеча, Алиса ждала реакции, но ее не последовало. Нелепое бессилие накатывало на нее волнами. Никогда еще до этого она не видела Горюна в таком беспомощном, заторможенном состоянии. И, соответственно, совершенно не знала, что ей делать. По-хорошему, нужно было бы отвезти его к Сан Санычу, но разве Горюн не сказал бы ей, если бы нуждался в помощи? Ведь позвонил и позвал, значит, мог и врачу позвонить.

Алисе совершенно не нравилось быть растерянной тогда, когда от нее требовалось обратное, так что в конце концов, ничего не спрашивая, она вызвала такси, пообещав сказать адрес позже.

— Андрей, — неуверенно позвала она. — У вас дома есть кто-нибудь?

Он поднял на нее взгляд, и Алиса с облегчением увидела, что он довольно осмысленный.

— Хомяк есть, — безразлично сказал он. — Но он три дня назад сбежал из клетки и где-то потерялся.

— Ну хорошо, тогда скажите адрес. Я вызвала такси и отвезу вас домой… и с вами посижу, ладно? Или я могу вас отвезти к себе. Но вам нельзя здесь всю ночь сидеть.

Вообще-то можно было — рядом стоял диван, на котором Горн мог спать сколько угодно, но ей почему-то не хотелось, чтобы пришедшие с утра бухгалтера и кадровики застали его здесь вот таким беспомощным.

Он попытался протестовать, но в итоге уступил ей, а пока они ехали, едва не заснул на заднем сидении.

Квартира Горюна имела тот же неухоженный вид, что частенько и он сам. Но вместе с тем мебель, ламинат и отделка говорили, что на них потрачены огромные деньги. Видеть все это в пыли было неприятно, но Алиса привычно задавила в себе желание навести порядок.

Горюн уснул сразу же, как добрался до широкой кровати, Алиса осталась одна. Ей казалось, что можно было бы и тотчас уехать, чтобы в следующую их встречу не оправдываться перед ним за то, что осталась без явно выраженного приглашения, но ключи от входной двери так и не нашлись. Она, признаться, помогая Горюну идти, не увидела, куда он их закинул. А теперь искать их, включая по всей квартире свет, казалось неудобным.

Поэтому, закрывшись на кухне, она кое-как разобралась с кофеваркой и, выключив свет, погрузилась в зыбкое, заторможенное состояние, чему отчасти способствовало то, что в это время она обычно уже укладывалась спать. Но спать здесь? Все-таки придется, но Алисе было неловко заранее. С куда большим удовольствием она ушла бы отсюда и никогда не возвращалась. Но потом, спустя полчаса, ушла неловкость, и пришла дремота, от которой так и не помогли две чашки кофе.

Во второй комнате нашелся огромный кожаный диван, и в очередной раз задавив чувство смущения, Алиса отыскала в шкафу плед, завернулась в него и вскоре уснула.

И резко проснулась в тот момент, когда за окном забрезжил поздний рассвет. Она не сразу поняла, где находится, но тут же все вспомнила.

За окном уже падал снег, и, поднявшись с дивана, все еще укутанная пледом, Алиса подошла к окну, и перед ней выросла обновленная, снежная столица. Как всегда водится в такое время, всюду царила мягкая тишина, пахшая началом зимы, освежающим морозом.

В детском доме в день первого снега окна ее комнаты всегда покрывались снежными узорами, и Алиса старательно вытаивала пальцами рожицы на стекле. Они держались недолго и снова зарастали резными лапками мороза. У Горюна окна были из новых — тех, что никогда не замерзали и почти не пропускали воздух с улицы.

На подоконнике, у которого она была, стоял горшок с каким-то папоротниковым растением, и когда в нем что-то закопошилось, Алиса инстинктивно отпрянула, а потом, опомнившись, осторожно раздвинула ветки.

Оттуда на нее бесстрашно смотрели глазки-бусинки большого рыжего хомяка. Он водил носом из стороны в сторону и поспешно запихивал в пасть что-то, на вид похожее на часть кукурузной палочки.

— Горюн? — неуверенно позвала она наугад, не ожидая, что ее услышат. Но вскоре хлопнула дверь, и он появился на пороге — лохматый и разбитый.

— Что?

— Хомяк, — она ткнула пальцем в цветок, но он был уже пуст. — Был только что здесь. Рыжий такой, ел что-то.

— Он всегда что-то ест, — буркнул он в ответ. — А когда не ест, то спит, отойдите-ка.

Рывком он отодвинул выдвижную часть подоконника, где, как оказалось, лежало постельное белье, и цепкими пальцами выудил из вороха крошек и ниток маленькое, сопротивляющееся тельце. Хомяк брыкался, рычал и пытался вцепиться зубами в пальцы, но Горюн ловко отвлекал его второй рукой.

— Боевой хомяк? — предположила Алиса, сдерживая смешок.

— Идиот-племянник, вздумавший, что для полного счастья мне не хватает этой твари. В прихожей на полу клетка стоит, принесите.

Она послушалась, и вскоре беглец яростно шипел на них сквозь белые прутья.

— Кажется, я лет пять жду, пока он сдохнет, — недовольно сказал Горюн.

— Они столько не живут.

— Вот именно, Чернова. Эта чертова тварь наверняка бессмертна. Кстати, ванная там — он махнул куда-то рукой. — Полотенце и все, что вам нужно, там же и найдете. Поторапливайтесь, иначе мы опоздаем.

Горюн выглядел таким усталым, что Алиса даже на миг разозлилась — ну какая ему работа? Ведь вчера согласился, что стоит взять выходной, а теперь — опоздаем.

— Вам нужно отдохнуть, — непреклонно сказала Алиса. — Останьтесь дома, а я сама справлюсь.

Но он только отмахнулся, словно предложение звучало абсурдно.

— Ну, правда, вы выглядите очень...

— Чернова, — предупреждающе повысил он голос. — Идите в ванную!

Когда она закончила, в квартире уже ароматно пахло кофе. Горюн сидел за столом с кружкой и меланхолично жевал маленькие бутерброды, заполняющие большое блюдо аккуратными квадратиками.

— Присаживайтесь, — махнул он рукой на стул с другой стороны стола. — И послушайте меня внимательно. Я не был сильно в курсе вашего дела, но слухов по конторе ходило достаточно, и пропустить их я никак не мог. Ваше появление наделало много шума и у нас, и наверху, и я слышал, будто тогдашнему нашему руководителю, я имею в виду, всех столичных отделов Искателей, пообещали повышение до министра. Пообещали с условием, что он разберется с вашим случаем — дело вызвало широкий общественный резонанс, а в то время Император не упускал случая обществу угодить. Надеюсь, вы понимаете, что власти и доходов у министра, заведующим всей структурой Искателей, гораздо больше. И когда, даже употребив всю мощь своих возможностей, никто не выяснил, откуда вы появились, они решили схитрить.

— Предложить за меня деньги? — равнодушно предположила Алиса. — А кто отпугнул всех, и по каким критериям выбирали псевдо-родителей?

— Вы сами знаете ответ на свой вопрос. Та женщина была знакома с кем-то из Искателей и, кроме того, достаточно надежна, раз даже по прошествии стольких лет не назвала имени. Людей подбирали по знакомству, а потом кто-то им помешал. Не могу утверждать со стопроцентной вероятностью, но, скорее всего, это был Розенов. Он всегда мне казался неприятным типом. И помешать таким образом кому-то заполучить хорошую должность вполне в его духе.

Прокрутив в голове новую информацию несколько раз, Алиса так и не нашла в ней никакого изъяна.

— А вы говорили, будто неизвестно, кто убил Розенова. Если он был таким, не лучше бы искать убийц в рядах Искателей?

— Чернова, — вздохнул Горюн. — Что же вас из крайности в крайность мотает? Какому здравомыслящему человеку придет в голову сжечь заживо человека из-за обычных подковерных игр? Там к такому каждый привычен и каждый знает, на что идет, устраиваясь Искателем. Сжигание заживо как способ убийства — уже клиника. Месть за что-то важное. Больной разум. Что угодно, но не здравомыслие. Ешьте, Чернова.

Она кивнула и взяла с тарелки бутерброд.

— Однако какой простой ответ оказался, — задумчиво проговорила она. — Я часто думала, почему они все так поступили со мной. Было столько вариантов — магия, мафия, стечение обстоятельств, но уж точно не чье-то желание получить высокую должность.

— Ответы всегда очень просты, — сухо ответил Горюн. — Чем в более приземленных сферах вы их ищете, тем более велика вероятность найти.

Она снова кивнула, разглядывая его. Горюн был уже одет, выбрит и вполне причесан — когда успел? Как смог проснуться так рано, хотя вчера едва переставлял ноги.

— Вы собрались идти на работу, — с упреком сказала Алиса, отставляя чашку. — Я ведь вас просила вчера отдохнуть. Хотя бы день.

— Попросите о чем-нибудь другом, — скупо, едва заметно растянул губы в улыбке он. — Имею полное право игнорировать вас, как это делаете вы.

— Что?

— Не тряситесь надо мной, Чернова. Я знаю свой организм лучше, чем вы воображаете в своей маленькой головке.

Алиса нахмурилась и вдруг задумалась над приличными синонимами слову «беспокойство». Она действительно немного переживала за него, особенно когда яркие вчерашние впечатления еще не улеглись, не покрылись пылью. Но произносить это слово — давать повод для насмешки. Горюн хоть и испытывал обычные человеческие эмоции, обсуждать их не желал категорически. С ней — тем более.

— Я над вами не… Вы не понимаете. Если сегодня что-то случится и вы попадете в больницу, я снова останусь одна. В прошлый раз это не закончилось ничем хорошим. Я хоть и справилась с работой, но в итоге потеряла над собой контроль.

Игнорируя его взгляд, Алиса наблюдала за медленно падающим за окном снегом и приходила к выводу, что синоним нашла весьма приличный. Такой, какой Горюн примет и, возможно, даже верно истолкует. Снег с тех пор, как она проснулась, усилился и делал мир за окном светлее и чище. Но скоро всего это исчезнет, а чистый мир останется только там, где не обитает человек — в лесах вокруг столицы. Им останется только серая каша на обочинах дорог, отравленная выхлопными газами.

— Хотите поговорить об этом? — спросил Горюн без намека на какую-либо насмешку.

— О потерянном контроле?

— О подписанных показаниях. Вы сами все время поднимаете эту тему, когда как я давно уже велел вам выбросить все из головы.

Она пожала плечами.

— Хочу, чтобы вы отдохнули, — уклончиво ответила Алиса, сама не зная, хочет ли откровенничать сейчас — в его квартире, перед самым выходом на работу. Когда как сама понятия не имеет, какие цели преследовал Горюн, предложив этот разговор… Возможно, потом, когда они оба будут сидеть в темной кухне конторы и все противоречия уйдут, выгнанные усталостью и опустошением.

— Хотите, сколько влезет, — спустя мгновение, неприятно улыбнулся он и велел заканчивать с завтраком.

* * *

Снег сделал свое дело, и столица оказалась погружена в недовольный гул застрявших в пробках машин. Аварии словно тромбы перекрывали поток машин по дорогам, и Алиса в конце концов предложила Горюну дойти до конторы пешком — было довольно далеко, но стоять в полном автобусе в многочасовой пробке еще хуже, чем немного замерзнуть.

Прогулка вышла странной, холодной и слякотной. И Горюн большую часть пути угрюмо молчал, лишь иногда придерживая Алису за локоть, когда ее ноги в осенних кедах разъезжались по намерзшей тонкой корке снега.

А Алиса все обдумывала его предложение, не в силах представить, что бы она ему сказала. Ну что, действительно? Что ей жаль — так ведь говорила. Что сама себе простить не может — уж точно проблема не Горюна. Или может быть, что она — Алиса, так хочет вернуть себе его доверие и успокоиться. Но кто может поручиться, что она не поступит точно так же в следующий раз. Если она сама не знает, как может он довериться. А и было ли доверие — тоже большой вопрос.

В конце концов, когда они уже подошли к конторе, Алиса пришла к мысли, что пока она не определится, что хочет от Горюна, то и говорить нет смысла. Уж наверняка ему не нужны ее угрызения совести, вполне достаточно того, что он знает об их существовании.

Контора оказалась открыта, и, когда они вошли, отряхивая от снега мокрые волосы, их встретила улыбающаяся Наташа.

— Ты вернулась? — хмуро спросил ее Горюн, забыв поздороваться.

Алисе ее улыбка показалась какой-то неуверенной, испуганной даже. Такая иногда бывала и на ее собственном лице.

— Не знаю, но… — махнув рукой на свой кабинет, она опять улыбнулась, еще более испуганно.

— Что случилось? — не выдержала Алиса и получила ответ, когда заглянувший в кабинет Горюн рявкнул:

— Васильев, тебя сюда кто пустил?

— Сам пришел, — донесся до Алисы знакомый голос. Она слышала его давно — в тот день, когда подписала эти проклятые показания.

— Игорь? — неуверенно спросила она у Наташи. — Разве он уже поправился?

— Нет, но моих сил больше нет слушать его нытье, — шепотом пояснила она. — Как только Сан Саныч согласился залечить шрамы, он тут же попытался сбежать с больницы. Сейчас они наорутся друг на друга, договорятся, и Игорь будет под присмотром. Если что, в больницу его быстро вернем. Пойдем пока кофе попьем.

Спора слышно не было, потому что Горюн предусмотрительно закрыл дверь за собой, и Алиса согласилась. Они все равно обо всем узнают.

— Но ведь он не сможет работать. Когда мы выделись в последний раз, он с трудом вытерпел десять минут моего общества. А тут нас много, — растерянно сказала Алиса

Наташа вздохнула.

— Думаешь, я ему не говорила? Бесполезно, хочет работать и все, хоть кол теши на голове. Ничего, сейчас Андрей ему всыплет, успокоится немного.

Они оба поднялись на кухню спустя полчаса. Горюн злой, словно тысяча разъяренных собак, а Игорь — неожиданно обросший и без какого-либо намека на шрамы от огня, усталый.

— Чернова, — рявкнул Горюн. — Если этот идиот будет проситься с вами, не вздумайте брать его с собой, ясно? А ты, — он ткнул пальцем в Наташу, — отвечаешь за его состояние.

— Андрей, успокойся, — тускло попросил Игорь, садясь рядом с Наташей. — Я буду спокойно исправлять за Черновой ее орфографические ошибки в отчетах, пить бульончик и держаться за Наташину ручку, как примерный маменькин сынок.

— У меня нет там ошибок, — возмутилась Алиса. — Лучше бы о своих думал!

— И о своих ошибках думать, — добавил Игорь. — А за тобой, Чернова, я теперь из благодарности готов даже в кабинете убираться, благодетельница моя.

Вспыхнув от ярости, Алиса было вскочила, но Горюн положив руку ей на плечо, удержал на месте.

— Васильев! — угрожающе прорычал он.

Он вяло замахал руками.

— Ладно-ладно, и девочек обижать не буду. Пошутить уж нельзя.

Хрупкое настроение, подаренное утренними отгадками на давние вопросы и человеческим разговором с Горюном, испортилось мгновенно, но попыток уходить она больше не делала. Не так уж сложно оказалось опознать в Игоре одного из тех типов, кто портит окружающим жизнь, когда у него самого не все клеится. Как он ведет себя в хорошем расположении духа — ей еще предстояло узнать.

Они вскоре разошлись по кабинетам, и там — из чувства мелкой мести, Алиса похватала несданных отчетов и швырнула их Игорю на стол.

— У меня с пунктуацией не очень, — ровно сказала она, глядя ему в глаза. — Раз уж ты был… Настолько любезен, что вызвался.

И вернулась к себе — под его равнодушный смешок и тишину снежного утра за окном.

Вопреки ожиданию, день оказался насыщенным мелкими — словно то тут, то там вылезшие подснежники по весне — происшествиями. Решив не беспокоить Горюна, который и сам не слишком торопился приниматься за работу, она объездила их все. И один из них зря — приехав по адресу, она обнаружила, что тринадцатилетний мальчишка с ломающимся, густым басом, решил пошутить. Так что, под вечер вернувшись в контору, Алиса нашла всю компанию снова на кухне, но кипя от злости на малолетнего идиота, решила не портить никому настроения и заперлась в кабинете.

Там-то ее и застал звонок на мобильный телефон с неизвестного номера. Она взяла трубку, не поколебавшись, и после потом долго об этом жалела. Скольких проблем она бы избежала, проигнорировав вызов, и сколь спокойней была бы ее жизнь. Но перемены обычно именно так и происходят — с незначительных и обыденных вещей.

Звонил Фридрих Эм — директор одного из многих интернатов, того, в котором уже несколько месяцев жила девочка-суицидница Варвара. Которая снова попыталась покончить с собой.

— Право, Алиса, вы не думайте, я понимаю, что вы здесь ни при чем. Но она написала записку и указала вас, как…

— Виновницей всех ее бед? — помогла ему Алиса, не испытывая ни малейшего удивления. — Да… это неудивительно. Что с ней?

— Нет-нет. Хотя и это тоже. Он написала, что ждала вас, а вы не пришли. Я боюсь… вынужден вас попросить ее навестить, когда ее выпишут из реанимации.

— Так что с ней?

— Украла у одного из преподавателей снотворное и запила его половиной бутылки дешевого коньяка.

Алиса прикрыла глаза, лихорадочно соображая, что сказать. Но на языке вертелись только ругательства и ничего конструктивного.

— А как она себя вела в последнее время? Если Варя меня ждала, разве она не должна была просить, чтобы меня позвали?

— Ну что вы, Алиса, — вздохнули ей в ответ в трубке телефона. — Не помните, как сами были подростком? Думаю, она хотела, чтобы вы сами догадались, что нужны ей. Вы придете? Очень вас прошу, если Варвара хочет с вами разговаривать, вы должны…

Ничего она не должна. Глупая девчонка лишила себя последних перспектив в жизни. Девчонка, которая знала, что такое детский дом, а значит, и интернат, но не смогла выдержать. Утонула от жалости себе и решила ей — Алисе — назло умереть. Интересно, дети в таком возрасте понимают, насколько окончательна смерть?

— Конечно, я приду. Диктуйте адрес и фамилию лечащего врача.

Рассеянно посмотрев на улицу, Алиса увидела, что снег, целый день посыпавший столицу, закончился. В телефоне уже звучали короткие гудки, а в блокноте появилась новая запись, царапающая ее изнутри завитушками букв «в» и «б» — медленно, но старательно. Слово «вина» вырисовалось очень быстро, и со злости Алиса чуть не выкинула блокнот из окна.

Зачем она вообще связалась с этой девчонкой? Зачем пришла тогда и начала говорить про помощь? И почему не поняла, что Варя ей поверила? И теперь все это надо как-то склеить, собрать в единое целое. Говорить с ней о чем-то и быть взрослой, уверенной, когда как она не ощущала себя ни той, ни другой.

В растерянности Алиса зашла в опустевшую кухню, выключила свет и попыталась все обдумать, но мысли разбегались, уступая место образам, картинкам, желаниям определиться — виновата или нет. А на Варвару, с удивлением поняла она, ей было плевать, хоть и жалко. Но, конечно, Алиса ей этого никогда не покажет, будет приходить и изображать взрослую, всезнающую…

— Чернова, вам плохо?

Она помотала головой, не зная, рассказывать ему или нет, и, немного подумав, в конце концов, попросила:

— Отвезите меня домой, пожалуйста… если вам не сложно.

* * *

Наутро, приехав в больницу, Алиса поняла, что ничего здесь ей не светит. Удостоверение хоть и позволило ей пройти внутрь в неприемные часы, но ничто не помогло бы проникнуть в реанимацию — кроме, разумеется, родства, но Алиса никем не приходилась Варваре.

Неуверенно потоптавшись, она написала записку со своим номером телефона и просьбой звонить ей сразу, как Варваре станет легче, и попросила врача передать ее. Вряд ли это сработает, ей теперь придется вымаливать у девочки внимание. Придется терпеть ее странную обиду, но пусть. Если Варваре станет легче от того, что Алиса признает вину — пусть так и будет. А потом Алиса расскажет ей, что такое смерть. И жаль, что ей не позволят это показать, но на первый раз сойдет и рассказ.

Только бы красноречия у кого ненадолго занять…

Горюн был недоволен ее опозданием и долго распекал, пока не пришли Наташа с Игорем, и тот быстро переключился на них. Тем, судя по звукам, досталось еще сильнее, но Алисе было все равно. Внутри нее все оказалось запутано — половина бессонной ночи не помогла ничего решить — она не имела ни малейшего понятия, что ей теперь делать, кроме разговоров и попытки вправить девочке мозги. Которая, скорее всего, ни к чему не приведет.

Хотелось с кем-то посоветоваться, с тем, кто знает подростков и кто не станет испытывать жалость к Варе. Кому Алиса доверяет и сможет ничего не скрывать. Из всех ее знакомых, кто подходил под эти критерии — Горюн да профессор Земин. Но последний далеко, а первый сегодня был злее, чем вчера. Вряд ли он оценит Алисины откровения сразу после того, как наорал за опоздание.

Оставалось только ждать — Варвару, профессора и Горюна.

Встреча состоялась четырнадцатого ноября — через три дня после того, как Алиса узнала о второй попытке самоубийства Варвары. В тот день снова шел снег, он вообще валил все время, прерываясь лишь на несколько часов, чтобы передохнуть.

Алиса кутала плечи в широкий палантин и гуляла по центру, уже изукрашенному гирляндами и робкими намеками хозяев магазинов на приближающийся Новый год. Для нее этот праздник всегда был удушающе унылым, с легким привкусом бессмысленного отчаяния. И все остальные праздники, включая дни рождения, Алиса тоже не переносила. А все потому, что в эти дни устраивающее ее одиночество вдруг превращалось в обузу — все были вместе с кем-то, и так было положено, а она, если и проводила время с кем-то вроде Лены и ее родителей, все равно оставалась одна. Но гирлянды в снегопад, сугробы, что не успевали убирать за день — все это радовало глаз и отвлекало от мыслей о Варваре.

Алиса много о ней думала и пришла к выводу, что хоть девочка была слабой и глупой, но она из-за этого не может вовсе снимать с себя ответственность за нее. Что бы ни происходило, именно она пришла к Варе в психдиспансер, именно она пообещала помочь, а потом забрала Варвару из приемной семьи и поместила в интернат, где девчонке досталось по полной. Самоубийство сестры, резкие перемены в жизни, арест приемного отца и издевательства — все это под соусом из многолетнего сектантства давало взрывоопасную смесь. Если бы Алиса не ценила свою жизнь так сильно, то на ее месте, возможно, поступила бы так же.

Варю вскоре снова должны были перевести в психдиспансер, но все же решили подержать в больнице после реанимации чуть дольше. Алиса случайно узнала это от ее лечащего врача — два дня, просто чтобы посмотреть на общее состояние здоровья. Еще бы — снотворное и коньяк, какой желудок это выдержит? И именно поэтому — боясь, что туда ее не пустят, Алиса решись прийти.

— Ты так и не позвонила мне, — сказала Алиса задумчиво, стоя в дверях ее палаты.

Варя сидела на широком подоконнике, завернувшись в старый больничный плед, и упорно отказывалась реагировать на Алисино присутствие.

— Это нелогично, сначала ждать меня, а потом игнорировать.

Молчание.

Она подтащила стул на середину палаты и села на него, пытаясь настроить себя на спокойный и незлобный тон.

— Я знаю, ты на меня обижена. Возможно, заслужено. Но когда мы встречались с тобой в последний раз, ты не хотела меня видеть. Варя?

Она молчала, упорно смотря в темень сквозь чистое стекло, которое отражало и комнату позади нее, и саму Алису.

— Если бы я знала, что нужна тебе, я бы пришла. Но у меня, к сожалению, было много работы, чтобы проверять — передумала ли ты. Не знаю, может быть, для тебя это звучит эгоистично… когда на одной чаше весов ты, а на другой работа. Но передо мной не стояло такого выбора.

Монолог заходил в тупик, как и ожидалось — Алиса не обладала ни красноречием, ни талантом интересно разговаривать о ничего не значащих пустяках.

— Ты могла попросить мистера Эм позвонить в ЦКМ и дать мне знать.

Молчание отражалось эхом от пустых стен больничной палаты.

— Я не умею читать мысли, Варя, — как можно мягче сказала Алиса. — Ни тогда, ни сейчас. Скажи мне, что ты хочешь.

Молчание.

«Будь на моем месте Горюн, — лихорадочно подумала Алиса, — он просто наорал бы на нее и, возможно, встряхнул бы. Прямо за шкирку, чтобы зубы клацнули. Варя разревелась бы, он ее обнял, и все бы потихоньку сдвинулось. Но со мной этот трюк не пройдет».

Она может только изо всех пытаться не заикаться, не делать неуверенных пауз во фразах и придумывать, подбирать слова.

— Варя, поговори со мной. Ты ведь сама этого хотела, и я пришла. Нам нет смысла молчать…. Когда столько нужно обсудить.

Но девочка молчала и даже не шевелилась, застыв неподвижной, неуклюжей фигурой.

«Бедная, глупая Варя, — мысли метались, не желая приводить Алису к ответу. — Сама себя загнала в угол детской обидой и слабостью. А теперь, когда ей предлагают выход, боится принять помощь. Или может быть, она еще глупее, чем я думала — до сих пор обижается».

Алиса вдруг вспомнила, о чем думала в тот вечер, когда узнала о второй попытке самоубийства. И попыталась снова, выдержав тягучую паузу.

— Прости, что я тебя бросила, — ложь вырвалась легко. — На самом деле я много о тебе думала, — снова ложь.

Она поднялась и мягко развернула к себе девочку — не слишком ли быстро? На щеках Вари блестели слезы, и Алиса с облегчением прижала ее к себе — к своему ужасу, не испытывая ничего, кроме усталости от сложной ситуации. Разве не должно быть ее жалко? Не должно ли быть желания успокоить ее и утешить? Но ничего не было.

Варя плакала сначала тихо, вцепляясь в спину Алисы так сильно, что наверняка остались синяки, а потом быстро и громко всхлипывала под неискренние утешения и ласковые слова.

— Теперь все будет хорошо. Тебе нужно будет немного постараться и произвести на докторов в психдиспансере хорошее впечатление. И когда они тебя отпустят… — она запнулась. Что тогда? Они вместе справят Новый год? Пойдут на аттракционы? Съедят пуд мороженого, как в детской сказке?

Бессилие накатывало на нее волнами подступающих слез от жалости. К самой себе — за неожиданно заканчивающую юность.

— Я тебя больше не брошу.

— Правда? — вырвалось у Вари.

— Я ведь сказала, значит, правда. Ну… перестань плакать. Скоро медсестры меня отсюда выгонят, а я не хочу, чтобы после моего ухода ты плакала. Хорошо?

Варя пожала плечами.

— Ты же только пришла, не уходи…

— А время ты видела? Я и так отпросилась с работы пораньше, чтобы попасть к тебе. Если за время моего отсутствия… что-то серьезное случилось, мой начальник прибьет меня чем-нибудь тяжелым.

— Ты разговариваешь со мной как с маленькой!

— Правда? Ну извини. У меня мало опыта общения с подростками. Так нормально? Мой начальник опять разорется, свалит на меня все, что можно, и потом еще года три будет припоминать это.

— Но он же сам тебя отпустил.

— Когда тебя отпускают со словами: «Проваливайте, Чернова, пирог мы съедим без вас», ничего хорошего потом ждать не стоит.

Шутка не возымела никакого действия, хотя ее отпустили именно с такими словами — даже не пришлось ничего привирать. Горюн после появления Игоря как будто смягчился, но Алиса, к своему удивлению, не заметила между ними особой дружбы, хотя ожидала этого со стопроцентной вероятностью.

Варя высвободилась из ее объятий и теперь смотрела спокойно, с любопытством.

— Я знаю, — медленно проговорила Алиса, — что ты сирота, я тоже, и я тебя понимаю. Я знаю, чего ты хочешь... Может быть, рано об этом говорить, но ты должна знать, что вероятность того, что мне позволят взять над тобой официальную опеку, мала. У меня нет квартиры, и мне всего двадцать лет. Но ты должна понять, что это ничего не значит. Хорошо?

— Ты опять разговариваешь со мной, как с маленькой.

— Да? Нет, я так со всеми разговариваю. Меня часто не понимают, когда я говорю, не подобрав наперед слова, поэтому и создается такое ощущение. Это лучше, чем заикаться и делать бесконечные паузы...

Словно в насмешку над собой, она сбилась с мысли, не зная, что еще можно сказать. А потом поняла, что лучше разговаривать о ней — Варе, а не о себе.

— А где твои настоящие родители, Варя?

Она пожала плечами.

— Они... умерли. Когда я была маленькой, кто-то поджег наш дом, а мой папа спас меня, но сами они с мамой сгорели.

— Сго... — Алиса прикусила язык. — Как жаль. Наверное, твои родители были смелыми людьми.

— Да! Папа еще спас нашу кошку, но она потом потерялась, а меня отправили в детский дом.

— Трудно тебе там было? — стараясь изобразить сочувствие, спросила снова Алиса.

— Нет, там было хорошо. А потом меня забрал папа Вася.

Эту тему Алиса решила не продолжать, просто не зная, как на самом деле относится Варя к своей прошлой приемной семье. Стоило это выяснить потом — незаметно. К тому же ее слегка беспокоили наркотики, она не знала, давали их там несовершеннолетним или нет. Но этого она тоже не станет спрашивать, а просто понаблюдает за девочкой.

— А что стало с твоими родителями? — в свою очередь спросила Варя.

Алиса безразлично пожала плечами.

— Не знаю, я просто нашлась в девять лет, а родителей нигде не было. Может быть, меня просто бросили какие-нибудь кочующие сектанты, их в то время по стране много ходило, и половина совсем неучтенных... — и, глядя на непонимающее лицо Вари, пояснила:— Без документов, я имею в виду.

— И ты их не искала?

— А зачем? Я уже выросла, мне хорошо и без них.

— Ты совсем-совсем не скучала без мамы с папой?

— Скучала, — легко призналась Алиса. — Но недолго, в жизни много интересного... ну, чтобы зацикливаться на отсутствии семьи. Можно пропустить кучу всего хорошего, если все время себя жалеть.

Варя, кажется, не понимала, о чем говорила Алиса.

— Школа, друзья, походы, вечеринки, книги, — принялась перечислять она. — А потом университет и работа.

А потом она ушла, как можно теплее попрощавшись с Варей, и попросила звонить при первой необходимости. Или без нее.

И, гуляя по заснеженным улицам, размышляла, что на себя взвалила, и выдержит ли. Возможно, если Варя окажется в конце концов интересным человеком, а если нет? Если это странное желание заполучить себе ее — Алису — нечто более болезненное, чем обычное желание быть с кем-то? Ведь Варя ее совсем не знала, а значит, и любить никак не могла. Просто выдумала образ? Тоже странно. Вспоминая себя в пятнадцать лет, Алиса скорее привязалась бы к мужчине, чем к девушке старше себя только на пять лет. Но, может быть, дело в Прянове? Судя по тому, как он с ними обращался, немудрено, что Варя начала бояться мужчин.

Страшно было осознавать неуверенность в том, что она сможет стать для Вари другом, особенно учитывая, что девочка ей вовсе не нравилась. И то, что Алиса вообще не планировала взваливать на свои плечи кого-то в ближайшее время. Но чему ситуация с подписанными показаниями ее научила, так это ответственности. Если взялась — то надо идти дальше, хоть что ты ни думай и как ни относись.

В конце концов, Варя скоро вырастет и начнет интересоваться мальчиками, а там, если повезет, выйдет замуж — и Алиса снова будет свободна. Если бы только это так и было!

* * *

Спустя неделю в контору заявился Шпиль — как всегда невозмутимый. На улице все еще шел снег, и его плечи оказались припорошены. Вежливо поздоровавшись с Алисой и Наташей, он без промедлений прошел к кабинету Горюна и пробыл там около часа.

Алисе вопреки всему даже не было любопытно — она только что вернулась с вызова, измотанная и лишенная всяческих эмоций. Она сидела в кабинете Наташи, пила чай и меланхолично наблюдала, как та носится туда-сюда, пропуская родных к детям, которые сидели в подвале. В тот день их было много, как и вызовов в последние три дня.

— А где Игорь? — спросила Алиса, устав молчать. — Он вчера тоже не приходил.

— Что? — насмешливо спросила Наташа. — У тебя отчеты не написаны?

— Угу. А Горюн меня на люстре повесит за это. Неделя-то кончается, их нужно уже отправлять в департамент.

— У Сан Саныча он, сама понимаешь, Игорь еще нестабилен.

— Угу. То орет, то смеется над идиотскими шутками.

— Дальше будет хуже, — пообещала Наташа. — Отойдет и сам начнет шутить.

— Все так плохо?

Она только фыркнула, но ответить ей помешал Горюн. Он, как и Алиса, был вымотан, но виду старался не подавать. Взлохматив отросшие волосы, он остановил взгляд на Алисе и сообщил:

— Наташа, скоро придут ликвидаторы с центрального округа, введешь их в курс дела, а мы с Черновой уезжаем. Не знаю, может, на пару дней, может дольше, по обстановке станет ясно.

— Куда? — поинтересовалась Алиса, нахмурившись.

— В Кедровый Яр. Новости, как всегда, не читали, Чернова?

Отрицательно помотав головой, она стала ждать продолжения, но его не последовало.

— Идите домой собирать вещи, через два часа я за вами заеду.

Алиса пожала плечами — в конце концов, он все объяснит ей в машине, когда они останутся наедине. Ну, или, наверное...

Она попрощалась с встретившимся ей в дверях Игорем, который проводил ее равнодушным взглядом, и отправилась домой.

* * *

Кедровый Яр располагался в двухстах километрах к югу от столицы. Это был небольшой поселок, утопающий в нескончаемых долинах и полях. До него ветвились узкие ленты двухполосных дорог.

На выезде из города они закупились едой и водой, потому что Горюн хмуро предупредил, что ближайшие сто километров они встретят только несколько постов дорожной полиции и одну-единственную забегаловку, есть в которой опасно для желудка. Алиса в ответ равнодушно пожала плечами и пристегнулась, сидя на переднем сидении. И заговорила, только когда они выехали за пределы столицы.

— Так что произошло?

— Если бы я знал так подробно, как хотелось бы, Чернова. Там никто еще из наших не был, чтобы дать полную картину. Говорят, там появились дети, целая толпа. Вы помните, как появились двое детей на крыше летом? Видимо, здесь что-то подобное.

Алиса нахмурилась, вспоминая детали того события.

— Марк и Лиза, да? Их родителей... — она запнулась. — Никто так и не нашелся? И они ничего не помнят? Я же так и забыла про них, не спрашивала, вспомнили ли...

Горюн криво улыбнулся, не отрывая взгляда от дороги.

— Теперь вам не кажется, что их и ваши истории — совпадение, да?

— Учитывая, как... что произошло потом... Но ведь больше так и не появлялось?

— Еще в прошлом году мы с Игорем вдвоем так не выматывались, как мы с вами в этом. И в позапрошлом. Я уже давно хотел поднять архив и проверить поток происшествий хотя бы за десять лет, но пока не нашел времени. Пока ясно, что происходит что-то масштабное, Чернова. Кроме Марка с Лизой, больше никого не появлялось, но не забывайте, как с Вереска-5 пропала куча детей. И в этот же день случилась история с мостом и смерчем. Раньше такие вещи случались раз в два-три месяца, а сейчас — вы сами можете убедиться.

Нетипично для себя, Горюн выражался не простыми и лаконичными фразами, а словно бы невольно копировал Алису, сбиваясь и дополняя предложения скомканными оборотами.

Алиса искоса взглянула на него. Горюн хмурился, и на его лбу пролегли две складки.

— Вы тогда говорили мне, что вам интересно. В парке, помните? Вы тогда уже думали об этом, да?

Он кивнул.

— А когда появились те дети в Кедровом Яре, случалось что-то такое... масштабное?

— Приедем и увидим.

Они помолчали, наблюдая за пролетающими мимо боковых окон снежинками.

— А когда появилась я, вы помните, было ли...

— Тогда я был занят другим, — уклончиво ответил он, вздыхая и выворачивая руль. — Искатели не слишком заморачиваются работой ЦКМ, поэтому на ваш вопрос я не отвечу. Но посмотрю в архиве обязательно. Как вы себя чувствуете, Чернова?

— Н... нормально. Знаете, я когда-то думала о Марке с Лизой, ну... о том, как они разговаривали, какие факты считали... не знаю, как выразиться. Помните, они назвали свою улицу, кажется... Красной армии. Что это такое вообще — красная армия? Ничего подобного не было, кажется, на уроках истории. И то, как они были там, а потом на крыше. Это странно. И мне подумалось... бред полный, но словно бы они появились из...

Она запнулась, не желая вслух высказывать то, что было невозможным. То, что в голове звучало, как хороший сюжет, но в реальности — будто бы она сошла с ума.

— Ну, Чернова! — поторопил он.

— Из какого-то общества, засекреченного, где над людьми ставят эксперименты. Магические. Они ведь всегда были запрещены, но кто знает, что делает государство...

Горюн удивленно на нее посмотрел и чуть улыбнулся, словно ожидал чего угодно, но только не этого.

— Что за конспирология, Чернова? Вы понимаете, как сложно скрыть поселение от посторонних глаз? Сейчас все можно посмотреть по спутникам из космоса.

— Есть же военные городки, — пожала она плечами. — Их не скрывают, но попасть туда невозможно, не получив разрешения. Раньше ведь такое делали, только экспериментировали с болезнями, лекарства изобретали. А почему нельзя сделать по аналогу?

— Вы упустили из виду исчезновение детей с Вереска, никто в здравом уме не стал бы оставлять столько следов. И зачем им выбрасывать в мир детей, над которыми ставились эксперименты? Общественный резонанс — вещь страшная, Чернова. Нет, ваша версия — полный бред.

— Я знаю, — сказала она, ничуть не обидевшись. — Просто ничего в голову больше не приходит. А вам?

Снег замел сильнее, ухудшив видимость настолько, что Горюн, выругавшись, снизил скорость.

— На заре революции рядом с нами был большой город — Суроззские топи, один из центров большой торговли... Там находились основные магические университеты и департамент магических войн. Когда началась революция, произошла большая заварушка между ними и восставшими. Подчинить такой департамент — значит, увеличить процент вероятности своей победы. Но департамент решил отделиться и накрыть город непроницаемым куполом — пока все не уляжется. И перестарался, от города остался только асфальт. Никого не нашли, ни людей, ни собак, ни крыс, ни домов. Одни дороги и мосты через пересохшие реки.

Алиса помнила эту историю, но то, что она читала в учебниках, однозначно утверждало, что все там погибло — растворилось в пространстве. Когда магии так много, она пожирает все, что попадается на пути. И именно поэтому всякое подобие магических армий в стране с тех пор было строжайше запрещено.

— Они ведь все погибли, — тихо сказал Алиса.

— Никто не может сейчас дать ответ, что происходит с пространством при такой концентрации магических сил.

Алиса молчала, пытаясь представить, о чем говорил Горюн.

— И что дальше?

— Есть задокументированные эксперименты с пространством. Ученым удавалось создать... скажем, карман-вселенную. Они жили недолго, самое большое — девять с чем-то часов. Но тогда на создание потребовалось не так много энергии, а то, что происходило в Суроззской топи... нигде ничего подобного не было. Поэтому есть вероятность, Чернова, что с течением времени вход в этот карман расширился. Или граница медленно истончается.

— А вы долго думали об этом...

Он кивнул.

— Тогда почему только дети?

— Дети нестабильны и больше других подвержены такого рода колебаниям. Как старики чувствуют перемену атмосферного давления, так и они. Разве вас не учили этому в университете?

Она согласно покачала головой, мысленно представив, как однажды из ниоткуда появится целый город — на заросшем зеленью и деревьями асфальте, со своей историей. Она содрогнулась, представив, какой выброс случится тогда — выдержат ли ликвидаторы, если даже они с Горюном выдыхались на некоторых одиночных вызовах. Тогда они что — умрут там? Или уедут куда подальше, спасая свои жизни? Можно ли так? Алиса поежилась и взглянула на Горюна. Он молчал, сосредоточенно глядя на дорогу, заметаемую белоснежным покрывалом.

Там, на улице, настоящий снежный ад, а они тут вдвоем, спасаемые тонкой коробкой седана — мысль выбивалась из однотипно-однообразного потока мрачных раздумий неожиданным теплом. Захотелось тут же сказать что-то такое же — хорошее, чтобы он понял, что все изменилось. Она больше не ненавидит его. Не любит, конечно, в том смысле слова, в который его вкладывали обычно, но... странно было не находить нужных слов. Они ускользали, обтекали неподходящими буквами и слогами.

— Что будет с нами, если город вернется? — тихо спросила она.

— Мы будем там. Люди никогда не простят императору бездействие, а он, в свою очередь, никогда не простит нам. Но вы можете уйти, Чернова. Если он вернется, если моя теория не такая же чушь, как ваша. К чему загадывать?

— Я не уйду, — помотала она головой. — Хватит того, что я один раз струсила. Больше я не хочу.

— Успокойтесь, Чернова, надоели уже, — рыкнул он. — Мне не нужна ваша вина. Если бы я усомнился в вашей порядочности и не понимал, как вам было тяжело, я вас уволил бы. Ясно вам? И хватит уже.

Алиса сжалась на сиденье и больше не смотрела на него, боясь увидеть на лице выражение утомленного раздражения.

А снегопад все мел и мел, и стоящие на обочине машины часто им мигали, предупреждая о чем-то, но Горюн не сделал ни одной остановки, пока им не попался первой пост дорожной полиции — это случилось под вечер, но их пропустили быстро, стоило показать удостоверения ЦКМ. Дальше лес редел, уступая место большим белым проплешинам. А к середине вечера последние деревья скрылись за крутым поворотом, огибающим замерзающее озеро.

Алиса молчала, одновременно желая по-прежнему сказать ему что-то личное, но никак не находя слов.

Потом они остановились, когда совсем стемнело, и Горюн, не говоря ни слова, вышел из машины и тут же пропал за сплошной пеленой снега. Тогда Алиса впервые испугалась, что они застрянут здесь — посреди поля, в метель. Мобильный здесь уже не ловил, только пиликал, безостановочно пытаясь подсоединиться к сети, но ветер и расстояние сбивали все сигналы.

— Мы не застрянем здесь? — встревоженно спросила она, когда Горюн вернулся, принеся с собой морозный запах.

— Скоро еще пост дорожной полиции, там и переждем ночь, — сухо ответил он. — В Кедровом Яре нет ни аэропорта, ни железной дороги, только автомобильное сообщение. Не волнуйтесь, Чернова, не застрянем.

Она кивнула, не слишком успокоенная его ответом.

Тишина поглотила их машину снежным пленом.

Ко второму посту дорожной полиции они подъехали спустя полтора часа медленной езды. Дорогу совсем замело, и Алиса не проронила ни слова, боясь ненароком отвлечь Горюна от управления машиной. Сложно было понять, как он ориентировался, когда все, что было видно за окном — белоснежное марево, косыми чертами пронзавшее воздух с неба, и сплошная белая равнина на земле.

Конечно, завтра дорогу расчистят, но то завтра, а сегодня оставаться посреди поля в метель в машине было опасно. Сколько историй Алиса слышала о замерзших насмерть водителях. И мобильный не ловил по-прежнему.

Но вскоре сквозь снегопад замаячил слабый свет, и они приободрились. Пост представлял собой достаточно новое двухэтажное здание, обшитое темным профлистом. Архитекторы щедро расставили на территории фонари, но все же их едва можно было заметить с пятидесяти метров.

Алиса, выбравшись на улицу, встретила мощный поток холодного ветра и с едва видимым смущением схватила Горюна за руку, боясь упасть. Она была легкой — особенно спустя все эти месяцы вызовов и смертей, а порой внутри появлялась такая тоскливая пустота, что мысли о еде вызывали тошноту. И теперь метель если и не грозила снести ее куда-то, то сбить с ног и запорошить глаза снегом вполне была способна.

Горюн потянул ее к зданию и, добравшись до двери, громко замолотил, стараясь перебить шум ветра.

Их впустили сразу же, стоило постучать громче, и Алиса слышала сквозь ветер, как ругался Горюн, проклиная разгильдяйство «этих идиотов». Как назло, дверь отворили именно в этот момент, но Горюн не был человеком, кого можно легко смутить. Уже в помещении он показал удостоверение, и молодой полицейский, заинтересованно разглядывающий Алису, сказал:

— Да, мы были в курсе, что вы приедете. Извините, что не открыли сразу, но у нас что-то с камерами слежения. А услышать стук в такой ад, — он кивнул на темное окно, — сложно.

— Мы хотели бы остаться здесь на ночь, — пробормотала Алиса первой, видя, что Горюн собирается сказать что-то язвительное и хлесткое. — Последние километры мы ехали наугад, и вряд ли… ну, сможем ехать так и дальше.

— Э… — полицейский замялся, вмиг теряя всю заинтересованность во взгляде. — Но по уставу не положено посторонним находится на территории…

— Значит, там написано, что ты должен выкинуть ликвидаторов на улицу в метель? — спросил Горюн, сверля мальчишку взглядом, и тот тут же сник — словно сдулся, стал похож на неуверенного ребенка.

— Нет, такого там нет.

— Тогда покажите какую-нибудь комнату, и мы больше не причиним никакого беспокойства, — встряла Алиса, которая вдруг сильно испугалась ссоры.

Если правда выдворят — вряд ли им эту ночь пережить в комфорте. Или вообще пережить. Горюн зло на нее зыркнул, но ничего не сказал, а мальчишка-полицейский махнул рукой куда-то в коридор, и вскоре они оказались разделены с Горюном тонкой стеной. В обеих комнатах стояли старые диваны, столы и компьютеры на них. Обычные кабинеты — а интересно, где они спят здесь? И почему вместо того, чтобы разогнать их по спальням, отправили в кабинеты — с информацией? Алиса была уверена, что для доступа к ней необходим был уровень допуска и аттестация.

Алиса еще немного подумала над этим, а потом уснула, неудобно свернувшись на кожаном диване.

Утро наступило рано — за окном все еще стояла темень, которая вскоре превратится в грязный рассвет, а часы на дисплее телефона высвечивали четверть пятого. Как это обычно бывает, в предутренние часы все затихает — так было и сейчас, и на улице больше ничего не выло, а за тонкими стенами невозможно было что-то услышать. Даже заурядного храпа — совсем ничего.

Алиса немного полежала, прислушиваясь хоть к малейшему шороху, но тишина давила на уши не хуже басов из колонки прямо под ухом. Она встала, кутаясь в куртку, хотя вовсе не мерзла, приоткрыла дверь и скользнула в темный коридор. Второй этаж спал, погребенный темными стенами и потолком, и, словно чужие флуоресцентные глаза, сияли белым двери по бокам.

Спустившись вниз, она застала за тихо бормочущим телевизором мужчину. Он ее не заметил, и Алиса легко откашлялась, стараясь привлечь к себе внимание. Но он, похоже, спал — с открытыми глазами, сидя. На миг стало жутко от мгновенно сверкнувшей мысли, что мертв, но, прислушавшись, Алиса различила размеренное, неглубокое дыхание.

Она откашлялась еще раз, а потом снова, и мужчина наконец проснулся. Поморгал и обратил на нее мутный, недоумевающий взор.

— Здравствуйте, — неуверенно сказала она, садясь рядом. — Я Алиса из ЦУМ. Извините, что разбудила… глупо, конечно, но здесь так тихо…

Мужчина что-то промычал, а потом, откашлявшись, кивнул ей.

— Привет, — голос после сна был хриплым. — Я Влад.

Она кивнула в знак того, что поняла, и селя рядом с ним. На экране диктор тихо бормотал новости, и, не зная, что еще сказать, Алиса прислушалась.

— …Чудовищная катастрофа, возможно, долго еще будет влиять на жизнь империи, но уже сейчас стало известно, что император заверил общественность, что все дети найдут приют в детских домах после тщательнейшего медицинского осмотра. А сейчас Сосновый Яр зарыт для гражданских, там работают спецслужбы из личной гвардии императора и сотрудники ЦКМ.

— Известно, что там? — спросила она, кивая на горевший голубым светом экран.

Влад молча покачал головой и сонно потел руками лицо.

— Наши приехали туда первыми, но их заставили подписать приказ о неразглашении. Они там до сих пор. Никого не впускают и не выпускают. Кроме вас и гвардии, они вчера первые туда на вездеходах поехали.

— Плохо, — тоскливо отозвалась Алиса. — Чего ждать, к чему готовиться…

— Может, кофе сваришь? — спросил он глухо, и Алиса заторможено кивнула.

* * *

Выехали они еще затемно, едва Горюн спустился вниз и увидел разговорившихся Влада и Алису. Нахмурился и, даже не согласившись остаться на завтрак, потащился прогревать и откапывать из снежного плена свой седан.

Прихватив предложенные добросердечным Владом бутерброды и дешевый термос с кофе, Алиса молча присоединилась к мрачному Горюну.

— Влад сказал, что никому не разрешают сообщать что-то о Сосновом Яре, — сказала она вместо запоздалого и неискреннего «доброго утра». — И вообще никого еще не выпустили оттуда.

— Нас ждут, — буркнул он, откидывая снег огромной лопатой. — И правильно делают. Садитесь в машину, салон уже прогрелся.

Внутри действительно оказалось более-менее тепло от работающей печки. Горюн присоединился к Алисе чуть позже и с тоской оглядел сплошное белое полотно снега. Из милосердия Алиса протянула ему термос с бутербродами и задала вопрос, который крутился у нее уже давно:

— А мы вообще проедем? Ну… я, пока шла сюда, проваливалась по колено в снег. Мне кажется, мы застрянем…

— Кажется? А я вот это точно знаю. Чертова погода! Чернова, идите-ка обратно и свяжитесь со Шпилем, пусть нам пришлют… БТР хотя бы, иначе мне придется машину на руках нести.

БТР поблизости не нашлось — да и вообще Алиса подозревала, что это была злая шутка, а по телефону Шпиль подробно и хладнокровно объяснил Алисе, что если они не попадут в Сосновый Яр до обеда, они все горько пожалеют об этом. Спас положение Влад, внимательно слушавший Алисины заикания, предложив им вездеход, стоявший на задней площадке.

Это была огромная машина, залезть в которую Алиса смогла только с помощью Горюна, приподнявшего ее за талию. Водителем оказался заспанный мальчишка, который вчера встретил их.

Ехали в тяжелом молчании, и, в конце концов, устав от него, Алиса уснула, надежно пристегнутая ремнем безопасности. И проснулась, когда ее жестко потрясли за плечо. Они приехали.

На подступах к поселку стояли мрачные военные, а также несколько вездеходов, окрашенных в цвета императорской гвардии.

Их пропустили, едва увидев удостоверения.

— Внутри почти никого нет, — предупредил их военный, проверявший документы. — Выбросы происходят до сих пор. Мы эвакуировали всех местных жителей, кто согласился. Оставшиеся в уцелевших гостиницах и домах.

— Дети? — коротко уточнил Горюн, с самого утра пребывающий в мрачном и неразговорчивом настроении.

— В гостинице «Игла», это на Пятой улице. Им пытались оказать медицинскую помощь, но они не подпускают к себе никого и чуть что устраивают взрывы. Будьте осторожны. Вот вам рация, зовите на помощь, если ситуация выйдет из-под контроля.

А Алиса, по колено утопающая в сугробе и уже отчаянно замерзшая, чувствовала, сколько силы там собралось — первозданной и необузданной. Магии еще предстояло пройти через их с Горюном тела, превратившись в безопасную силу, которая вскоре растворится в морозном воздухе насовсем. Но пока все было приемлемо. Их пропустили внутрь, объяснив, как пользоваться рациями, и они оказались один на один с занесенным поселком.

— Давайте налево, Чернова. Походите, нужно обезопасить место для военных и врачей. Как поймете, что выдохлись, возвращайтесь обратно. Поняли?

— А вы?

— Я иду в Иглу. Что-то случится — вызывайте.

Она кивнула и потом некоторое время стояла, наблюдая, как темная, высокая фигура Горюна медленно скрывается за поворотом. Было в этом что-то такое, что вызывало тревогу. Она была уверена, что никогда в других ситуациях Горюн не бросил бы ее одну, но из ликвидаторов здесь были только они двое. Те, кто может потреблять остаточную магию в гораздо больших объемах, чем другие. Словно их отправили сюда умирать, как когда-то давно отправили умирать два десятка ликвидаторов страшной аварии в атомном реакторе.

Сосновый Яр был разрушен почти весь. Мучительно медленно бредя по сугробам, Алиса видела сгоревшие и даже еще дымящиеся деревянные дома, черные провалы окон и дверей, остатки стен, стоявших в нетронутом великолепии разбушевавшейся природы. Отдача от магических выбросов, сотворивших все это, лилась в нее, словно через воронку. Она прошла совсем немного, прежде чем поняла, что в голове снова щелкает, а эмоции отошли на второй план и притупились, как после литра валерьянки. Но идти назад, углубившись внутрь поселка только на двести или триста метров, показалось неправильным.

Неужели здесь еще были люди? Кто мог пожелать остаться в разрушенном доме? И какой ад творился здесь, когда появились дети?

Опять дети, все дело в них, откуда они взялись? Из Суроззских топей — давно стертого с лица земли города? Или это те же дети, что исчезли из Вереска-5? Может быть, если они вспомнят, что творилось с ними, все загадки окажутся разгаданы, и Горюн больше не будет говорить таких страшных вещей, вроде карман-вселенных и открывающихся дверей непонятно откуда…

Было холодно, даже несмотря на то, что ветер затих. Алиса глубоко засунула руки в карманы и вскоре возле дома увидела в снегу почти скрывшиеся следы крови. Будь ей чуть легче, ее бы, наверное, стошнило. Разворошив варежкой снег, Алиса поняла, что крови много, слишком много, чтобы после такой потери остаться живым. Но, похоже, тела успели убрать — безразлично оглядывая скелеты домов, она не заметила ни одного.

Затрещала рация, разорвав гробовую тишину Соснового Яра.

— Чернова, вы как?

Пробормотав, что в порядке, она продолжила путь, сворачивая с одной улицы на другую. Дома были разрушены не все, но все имели следы огня. Однако когда она увидела в двух каменных домах дым из труб, ей стало вдруг легче, пропали ощущения свежей, снежной могилы под открытым небом. Но двери не отворились — оставшиеся по какой-то причине люди боялись высовываться на улицу и спрашивать что-то у нее. А ведь вопросов у них должно быть много, как и у нее самой. Вопросы сыпались в пустую голову и звенели, словно новенькие монеты по деревянной столешнице. А еще там непрерывно щелкало и щелкало, и Алиса понимала, что поступает глупо, не возвращаясь на безопасную дистанцию от выбросов, разлитых над поселком, словно начинка в пироге смерти. Если ей станет плохо, больше она ни на что не будет годна. Но повернуть обратно не могла и все шла и шла, утопая в снегу.

Может быть, она открыла в себе новый резерв, или с остаточной магией за то время, что ее здесь не было, случилось что-то, и она проникала в нее, не причиняя такого сильного вреда. Но Алиса даже не задумалась над тем, что магия должна была вообще исчезнуть из поселка уже давно. И концентрироваться только в районе гостиницы, где сидели дети.

Рация шипела несколько раз до тех пор, пока Алиса случайно не дошла до «Иглы».

Зайдя внутрь, надеясь погреться и узнать хоть что-то новое, она встретила Горюна на пороге. Он больше походил на мертвеца — заострившиеся черты лица, безжизненные всклокоченные волосы и синие от холода губы.

— Отвратительно выглядите, Чернова, — сообщил он, с видимым усилием собираясь.

— Как будто вы красавчик, — вяло огрызнулась она. — Что тут? Где дети?

Он махнул рукой внутрь гостиницы.

— Отопления и электричества нет, а вывозить их отсюда опасно. Они замерзнут за ночь. И мы замерзнем.

Она с безразличием наблюдала, как Горюн мешком рухнул на высокие ступеньки, глухо выругался и сел прямо на снег. И посмотрел на нее. Наверное, нужно было сказать, что нельзя вот так — на холодном. И спросить, почему он так быстро выдохся, когда как она пока в норме, если эту норму, конечно, можно было вывести. Но язык не поворачивался, и она сама села рядом с ним.

— Я пока еще нормально. Вы идите к военным, пусть они что-нибудь придумают с отоплением, и… попросите у врачей успокоительного для детей. Нам ведь нужно… привести их в норму и распихать по подвалам. Пусть хотя бы так.

Он долго молчал, пока не заставил себя поднять голову.

— Чернова, какое успокоительное, а если у кого-то из них аллергия?

— Вот я пойду и спрошу. А вы несите, врачи лучше знают.

Горюн кивнул, спустя какое-то время и с помощью Алисы поднялся на ноги. В то короткое время, когда их руки соприкасались, ей стало на миг легче. Но только на миг, а потом она осознала, сколько же на нее давило все это время. Невероятно тяжело.

Горюн ушел, а Алиса зашла внутрь. На нее тут же уставились десятки пар детских глаз. Все подростки, не старше Варвары, все бледные и очень испуганные.

— Привет, — сообщила она, безуспешно пытаясь заставить голос звучать спокойно и уверенно. — Я Алиса, и у вас все обязательно будет хорошо. Но прежде чем мы сможем уехать в город, вы все должны… немного успокоиться.

Они заговорили враз, и гомон голосов смешался в одну непонятную ерунду.

— Где мы?

— Где мама?

— Отправьте нас домой!

— Хочу есть!

— У меня болит живот!

— А у меня голова!

Зачем она отправила Горюна? И почему он ее вообще послушался — тогда, когда не надо было? Нашел кого слушать!

— Тихо, — попросила она. — Я не знаю, где ваши родители, это будет выяснять полиция. Пожалуйста, перестаньте…

Она замолкла, когда отдача едва не вывернула ее наизнанку — перед глазами поплыло, и Алиса осела на холодный пол. Но терять сознание было нельзя — Горюн вернется не скоро. А если она здесь вырубится, ее просто уничтожат выбросы, ведь дети испугаются еще сильнее.

Подбежал какой-то мальчишка и осторожно прикоснулся к ее плечу. Алиса смотрела на него с ужасом, ожидая удара током или еще чего-то подобного, но ей в очередной раз повезло.

— Что с вами?

— Магические выбросы, — она заставила себя ответить. — Оттого, что вы испуганы и нервничаете.

Мальчишка смотрел на нее странно.

— Магические выбросы? — переспросил он и нахмурился.

Алиса улыбнулась, хотя точно осознавала, что собиралась подняться и убрать от себя его руки. Это было опасно, но все же мальчишка выглядел спокойным и серьезным. Возможно — то, что ей надо.

— Как тебя зовут?

Его звали Паша, и ему было шестнадцать лет.

— Пожалуйста, Паша, мне очень нужно, чтобы ты успокоил их. Чем скорее это случится, тем скорее мы все поймем, что произошло. Я постараюсь все объяснить… ну, что знаю. Но пока все боятся, мне будет все хуже, а никто другой к вам сейчас подойти не сможет. Я обещаю, что вам ничего плохого не сделают — вы ни в чем не виноваты.

Это была ужасная речь — начиная с «мне будет хуже» и заканчивая «вы ни в чем не виноваты». Вряд ли эти дети хоть что-то понимают вообще. Но Паша оказался очень хорошим мальчиком и ушел к сверстникам, оставив Алису наедине с собственным бессилием.

Они все сидели в огромном холле гостиницы — на диванах и креслах, на подоконниках, а в единственном камине горел огонь, но это не слишком хорошо выгоняло холод. Все дети были тепло одеты — в горнолыжные костюмы, теплые шапки, что сейчас валялись разноцветной кучей на стойке администратора.

Паша говорил о чем-то со всеми, но Алиса не слышала — уши заложило, а тело била дрожь от пронизывающего холода, идущего от пола. Неимоверными усилиями она заставила себя подняться на ноги и сделать единственно-возможную вещь, которую давным-давно должна была сделать.

— Это Чернова, — пробормотала она в рацию. — Вы слышите?

— Слышу, — прошипело ей в ответ.

— К вам должен подойти Горюн, ему плохо, кажется, помогите ему или встретьте. А мне очень нужны одеяла, еда, питье и топор, чтобы рубить дрова. Здесь все голодны. И… еще мне нужна валерьянка, тоже на всех, или пустырник. И было бы здорово подтащить сюда дизельные генераторы или что-то такое, чтобы согреть гостиницу.

— Вас понял, Чернова. Горюн здесь, все уже собираем. Как обстановка?

— Сложная. Выбросы еще есть, но мне кажется, мы справимся, если будет тепло и еда.

Когда она закончила, все смотрели на нее, а камин меж тем прогорал, грозя через четверть часа угаснуть окончательно. Ей нужны были силы, хоть немного, хотя бы чашку кофе или чтобы вернулся Горюн, но у нее были только испуганные подростки, готовые в очередной раз вывернуть ее наизнанку.

— Итак, — сказала она, неестественно улыбаясь. — Меня зовут Алиса, и я работаю в… — она запнулась, вспомнив странную реакцию Паши на слово «магия», — центре контроля за чрезвычайными ситуациями. Мы все находимся в Сосновом Яре, это в нескольких десятках километров от столицы. Вас всех обязательно отвезут туда, но эту ночь нам нужно будет провести здесь, потому что дороги заметены настолько, что нам пришлось добираться сюда почти двое суток.

Голос неожиданно обрел отрешенную уверенность.

— И то половину пути мы ехали на вездеходе. К сожалению, у нас нет столько вездеходов, чтобы отвезти вас прямо сейчас, поэтому мы дождемся, когда расчистят дорогу. Еду и воду нам привезут, тепло станет чуть позже. А пока давайте познакомимся и поговорим.

Наступила тишина и в ней, спустя какие-то минуты прозвучал тонкий девичий голосок:

— У меня очень болит живот…

Она кивнула.

— Я сейчас вызову сюда доктора и поищу аптечку. Мальчики… я могу попросить вас выйти на улицу и поискать хоть что-то на растопку? Во дворе гостиницы что-то должно быть.

И пока они собирались, Алиса быстро всех пересчитала — девятнадцать человек. У кого-то где-то пропали девятнадцать детей. Она посчитала бы это ужасным, если бы в голове так не щелкало.

Пришлось снова связаться с военными, вызвать доктора и пополнить список необходимого. Мысли приходили в голову отрывками — то количество одеял не назвала, то найдутся ли генераторы, к которым можно будет подключить воздушные пушки, и не разнесет ли это все выбросом, если ее организм в конце концов не справится. Она ведь и так долго держится, удивительно долго, и непонятно, в чем дело.

Может, в том, что Горюн забрал все основное, а ей остались жалкие крохи? То-то ему было так плохо, никогда на ее памяти он не терял координацию — да, добирался с ее помощью куда-то, опирался на нее или Игоря, но не падал так — мешком.

Пока она шарила по полочкам администраторской стойки, к ней подошел Паша.

— Может, я могу что-то еще сделать?

Алиса улыбнулась — на этот раз как можно более искренне.

— Спасибо тебе. Пожалуйста, присмотри за ребятами, чтобы далеко не разбредались за дровами. Нельзя пока ходить сильно далеко. Скоро будет темнеть, а вы не знаете местности, да и…

Она запнулась, едва не сказав про пятна крови на снегу и разрушенный поселок.

— Да и вообще, лучше пока держаться всем вместе.

Пробормотав что-то вроде «хорошо», Паша ушел, а Алиса с легким, едва ощущаемым удивлением поняла, что действительно — скоро стемнеет, а значит, день давно перевалил за половину. Когда? Она ведь всего пару часов назад подъехала к Сосновому Яру.

В аптечке было много всего, но, подумав, Алиса предпочла дождаться врача, и пошла знакомиться с ребятами. Лучше было бы найти записанные имена и возраст, кто откуда, но ничего подобного она не нашла. Видимо, хозяева гостиницы покинули ее весьма организовано.

Дети жаловались на боли, страх и голод, а кто-то молчал, не желая делиться. Алиса старалась улыбаться и выглядеть уверенной, но подростков так просто не обманешь. Немного легче стало, когда пришли Горюн, пожилая женщина-врач с медсестрой и несколько военных, тащивших в руках огромные тюки. Последним зашел сосредоточенный Сан Саныч. Это было разумно — вызвать врача и для них.

Спустя четверть часа Алиса вдруг поняла, что обстановка разрядилась — врачи и военные развлекали детей, куда более убедительно обещая, что все будет хорошо, подъезжали машины, вскоре зажегся свет, принесли обогреватели и воздушные пушки.

— Как вы себя чувствуете, Чернова? — спросил подошедший Горюн. Он больше не шатался и выглядел лучше.

Она пожала плечами, не имя никаких сил открыть рот и что-то ответить.

Ночью испуганный мужской голос кричал ей: «След в след, Алиска», и она куда-то шагала по высокой траве, искала следы и чего-то боялась. Это был старый, всегда повторяющийся сон, слишком реалистичный — настолько, что даже на грани сна и яви крик явственно звучал в ушах.

Алиса проснулась от ощущения чужого присутствия в комнате, словно кто-то навис над ней и внимательно наблюдал. Но, приподнявшись в постели и оглядевшись, она так никого и не обнаружила. Зато неумолимый холод тут же прокрался под одеяло, и сразу же стало зябко — за окном похолодало, и прогретая загодя тепловой пушкой комната быстро выстыла.

В ярком лунном свете Алиса даже увидела, как изо рта вырывается едва заметное облачко пара.

Тут же стало до тошноты противно — что она тут делает? Одна, в богом забытой гостинице, без электричества и отопления, под жалким уставным одеялом, которое ей выдали военные. Те, что были потеплее — все отдали детям. И если она сейчас спустится вниз, где горит камин и работает обогреватель, обязательно кого-то разбудит, ведь все дети спали там — в тепле, а им с Горюном и Сан Санычем места не осталось. Запинаться о спящие тела не хотелось, и Алиса поплотнее закуталась в одеяло, тщась вернуть себе ушедшее тепло. Но и мерзнуть было совсем не лучшим вариантом — кто будет работать, если она простудится и сляжет с температурой? С такими делами, что творились тут, Горюн один не справится, а Игорь помощник разве что в заполнении бумажек.

Противно было оттого, что днем она была нужна всем, а сейчас, когда холодно и так одиноко, не нужна никому — все забились в свои норки, надышали тепла и спят. А у нее в голове только-только перестало щелкать. Интересно, когда уже отдача превысит порог ее восприятия и она наконец-то сойдет с ума?

Вечером Сан Саныч, не спрашивая разрешения, вкатил ей в вену полный шприц чего-то и туманно объяснил, что это — для ее же блага. И Горюну тоже вкатил — второй, судя по обрывкам услышанного разговора.

Наверное, это действовало лекарство, не давая ей скатиться в унылую безэмоциональность, ведь еще несколько часов назад она думала, что не сможет здесь долго находиться. Но, как оказывается, могла, и этим дала возможность военным помочь.

Она все-таки встала, так и не скинув с плеч одеяла, открыла дверь и прислушалась. Тишина в гостинице висела мертвым, застывшим воздухом. А на первом этаже оказалось значительно теплей. Примостившись на ступеньках в холле, Алиса оглядела завернувшихся в спальные мешки и одеяла детей. На диване, на коленях дежурного, спал ребенок — трудно было разглядеть, мальчик или девочка, но стало еще противнее.

Внутри шевелилось что-то мерзкое и скользкое и шептало, что она — тогда, в девять лет — не нужна была никому. Никто бы ее так не обнял и не позволил уснуть на руках, рискуя заработать травму от отдачи.

Да и сейчас — кто позволит? Пропусти сквозь себя хоть всю на свете остаточную магию, все, что ей светит — хамоватая забота Горюна, переживающего, чтобы она не убилась в порыве трудового энтузиазма. Если бы за этой заботой хоть что-то, кроме ответственности, стояло, было бы несоизмеримо легче. Но Алиса не обманывалась — ничего там нет. Горюн относился так ко всем своим подчиненным, и еще два дня назад ее волновало это не так сильно, как сейчас — на ступеньках стылой гостиницы, тонувшей в крови, пожарищах и снегу.

Неудачно глотнув воздуха, Алиса глухо кашлянула, и дежурный на диване чутко пошевелился, прогоняя неглубокий сон. Он молчал некоторое время, а потом спросил едва слышно:

— Что с вами?

— Замерзла…

Молчание. Дежурный принимал решение, а Алиса ощущала, как противно ей с ним разговаривать. Открывать рот снова для бессмысленных слов категорически не хотелось, и только сильная усталость не позволила ей встать и вернуться в пустую комнату.

Да и потом — там тоже было плохо. Неважно, где находиться, когда плохо — внутри тебя.

— Я сейчас подкину дров в камин.

— Не нужно. Не тревожьте ребенка.

Она все-таки встала и пошла, и тут же поняла, что еще немного — и сорвется куда-то вниз, в глубокую пропасть. Что там за ней было, она не знала, но страх заставил взять себя в руки и подавить ком в горле. Все начинается со слез — стремительное падение и утешение, приходящее после опустошительной истерики. А Алисе казалось, что ее случай — первый. Впереди была только темнота.

У двери она задержалась, прежде чем постучать, но постучала. Внутри вскоре завозились, и заспанный, усталый Горюн уставился на нее, явно ничего не понимая.

— Чего вам?

Алиса замешкалась, не зная, как объяснить, что ей нужно.

— Я… я…

И бессильно замолчала.

— Что — я-я?

Он посторонился и впустил ее в точно такую же холодную комнату.

— Ну, Чернова? — поторопил он ее, садясь на кровать и закутываясь в одеяло. — Вам плохо?

Алиса с облечением кивнула и отметила, что голос Горюна стал мягче. А он, рукой взлохматив волосы, неопределенно махнул ей, подзывая к себе.

— Садитесь сюда. Что — совсем плохо? Я просил Сан Саныча сделать вам блокаду, это ненадолго помогает удержаться на плаву. Вы как, Чернова, еще на плаву или уже все?

Они теперь оказались совсем рядом, и Алисе стало немного легче от тепла чужого тела, пусть оно и находилось все под одеялом, а снаружи стоял холод. Она просто знала про это тепло, и дышать стало проще.

— Мне кажется… я не знаю, — призналась она, запинаясь. — Я ничего не знаю, я так устала. Мы с вами ехали в машине в метель… это будто месяц назад было.

Он рассеянно кивнул, словно соглашаясь.

— Знаете, Чернова, — он снова взлохматил волосы. — Меня всегда бесила ваша манера говорить. Вы все время сбиваетесь и запинаетесь, словно разговариваете с императором накануне расстрела. А в камере я вдруг понял, что мне не хватает ваших дурацких разговоров. Хотя не думайте, что они перестали меня раздражать, но иногда это вполне мило.

Он рассеянно на нее взглянул, а Алиса из его тирады так и вовсе ничего не поняла.

— Так вам нравится или нет?

— Нет, — помотал он головой и скупо улыбнулся. — Я вел к тому, что еще немного — и вы меня разжалобите. Просто скажите, что вам нужно, и не морочьте мне голову. Я не умею читать ваши мысли.

— Побудьте со мной… и поговорите. А если не хотите, просто побудьте… мне кажется, я все куда-то падаю, в пустоту какую-то, и там ничего нет. Мне так хочется плакать, но если я расплачусь, я туда окончательно упаду. Не понимаю ничего…

Горюн, вопреки ожиданию, даже не улыбнулся, а только потряс головой, прогоняя сон.

— Я знаю, что вам поможет. Алкоголь, горячий чай и хорошая взбучка.

— Что? — переспросила она.

— Шучу, — пояснил он, как всегда раздражаясь, что до нее не дошло с первого раза. — Просто алкоголь и чай.

Горюн, накинув на нее свое одеяло, вышел, а когда пятнадцать минут спустя Алиса снова была на краю пропасти, вернулся.

В руках он держал заставленный всевозможной посудой поднос, в центре золотистым сиянием разгоняла мрак зажженная свеча, для надежности засунутая в стакан. По комнате немедленно разлился запах свежезаваренного чая и клопов.

— Коньяк? — спросила Алиса, когда Горюн пинком придвинул журнальный столик к кровати.

— Именно. Берите и пейте, станет теплее и легче. И отдайте мое одеяло.

Он сел на прежнее место, закутался и подал ей чашку. Чай пах ужасно, и вкус запаху не уступал, но Алиса заставила себя проглотить.

— Мы завтра уедем домой? — спросила она то, что ее давно мучило. — Выбросы ведь еще есть… или нет? Я… я перестала их замечать после того, как Сан Саныч сделал мне укол.

— Основные выбросы прекратились до нашего приезда, почему, как вы думаете, мы справились со всем этим без особых потерь? Мы просто собрали здесь все лишнее, все остальное ушло на разрушение поселка.

— У меня в голове щелкало весь день, — почти прошептала она и крепче вцепилась в чашку.

— Остаточной магии было много, — согласился Горюн и внимательно на нее посмотрел. — Сосновый Яр под куполом, я даже не сразу заметил. Взрывоопасная штука, Чернова, но мы находимся в лесу, людей эвакуировали, и почему бы не попробовать сохранить окружающее? Тьфу!

Алиса подняла на него удивленный взгляд. Горюн не выглядел злым, а скорее раздосадованным и немного изумленным.

— Каким еще куполом? — спросила она, на миг забыв про маячившую на грани сознания пропасть. — Подождите… Это когда крупные пожары накрывают непроницаемой завесой и ждут, пока не перегорит весь воздух? Но это же…

Она шумно втянула в себя воздух — пропасть почти вернулась.

О чем они только думали! Ведь они-то здесь — в Сосновом Яре, и военные! И дети, те самые, которыми империя официально дорожит едва ли не больше, чем оружием массового поражения! И они закрыли здесь все, пустили группку людей и ждали, что они справятся?

Она едва не выронила чашку из рук, заставляя мозг разогнаться и работать.

— Но какой резон? — спросила она в конце концов у все еще внимательно разглядывающего ее Горюна — он то ли дремал, то ли просто смотрел так — по-совиному. — Вы… вы хотите сказать, что лес им оказался дороже, чем мы все?

— Ну, не лес, Чернова, не воспринимайте мои слова буквально. — Только сейчас, при свете свечи, Алиса разглядела мешки под глазами Горюна и то, как он сильно устал. Но он сидел тут и разговаривал с ней, и даже слова не сказал про то, что она его разбудила. — Судя по тому, что мы тут видели, это сильнейший выброс с тех пор, как исчезли Сурозские топи. Если хоть часть отдачи чудом прилетит в столицу, всем придется жарко.

— До города двести километров.

— А Сосновый Яр не такой уж маленький поселок, однако ж его разнесло к чертям собачьим! Включайте мозги, Чернова! Лучше мы все тут, чем они все там, — он снова потряс головой.

Одним глотком он опустошил чашку с чаем, а Алиса, привычно разглядывая его лицо, вдруг поняла, что ему… горько от такой правды. Неуверенно она нашарила ладонью его ледяную руку и переплела пальцы.

— Но мы справились, — неуверенно сказала она.

— А в следующий раз не справимся. Какой от нас толк, если ни мне, ни вам нет замены? Однажды нас поглотит эта дрянь, нас не станет, а выбросы продолжатся. — Алисе показалось, что сейчас он сказал что-то личное. Горюн редко задавался риторическими вопросами и говорил что-то такое бессмысленное и возвышенное.

Но он не шутил над ней и не смеялся — по своему обыкновению, а задумчиво и сонно рассматривал их переплетенные руки.

— Вы мне вот скажите, Чернова. Вы спрашивали у детей, откуда они, что случилось и так далее?

Она моргнула.

— Я… я, простите, я… не подумала. Нет, мне… так хотелось, чтобы вы пришли поскорее, и чтобы другие пришли. И чтобы они не задавали вопросов.

Горюн кивнул, будто она сейчас подтвердила его догадки.

— А я подумал и спросил. Угадаете ответ? — он криво улыбнулся и поежился — становилось холоднее.

— Я?

— Кто ж еще, Чернова. Я с вами разговариваю.

— Они не помнят?

— Нет, — он досадливо помотал головой. — Мне запретили спрашивать. Стоило подойти к какой-то девчонке, как рядом оказался военный.

— Но…

— Сообщили, что информация секретная, а допуска у меня давно нет. Так что и вам придется при возвращении подписывать документ о неразглашении. Они что-то знают, Чернова, дознались от тех двоих с крыши или нашли пропавших из Вереска-5. И молчат. Почему?

Горюн смотрел на нее ясными серыми глазами, и было видно, что он… боится. Возможно, сам этого отчетливо не осознает, но чего-то боится. Как давно он что-то у нее спрашивал такое, как сейчас? На той единственной прогулке по лисьему парку? Потом события закрутились, и их отношения поменялись черт знает в какую сторону. Но таким искренним Алиса Горюна давно не видела. Она потянулась к нему, не подумав даже про то, что ее сейчас оттолкнут, и осторожно обняла. Он был теплый.

— Я не знаю.

— Вы хоть что-нибудь знаете? — напряженно спросил он, не шевелясь.

— Я знаю, что вам и мне плохо, — ответила она, отстраняясь. — И что…

Запнувшись, она поняла, что «можем друг другу помочь» прозвучит слишком двусмысленно.

— Что…

— Ох, Чернова, в кого вы такая косноязычная? — вздохнул он и положил руки на ее плечи. — Я вам сразу сказал — говорите, что нужно.

И обнял.

Бережно и немного отстраненно, однако Алисе было все равно — ее накрыло теплом, и на миг стало легче. Совсем на мгновение, пока она привыкала к его рукам, она оказалась не одна. А потом реальность вернулась, и, желая продлить ощущения нужности, Алиса крепко обняла Горюна в ответ.

Вот только ничего не поменялось.

— Послушайте, — прошептала она ему в плечо. — Когда пропали дети из Вереска-5, случился тот вихрь на реке — из-за обычных девочек Варвары и Джейн. Я же узнавала — никто из них не маг, никто до этого не проявлял ни грамма магических способностей. И эти месяцы Вари в интернате подтвердили то, что… ну ведь она не маг, понимаете? Что если часть остаточной энергии…

— Какая-то уж слишком избирательная остаточная энергия, — перебил ее Горюн. — Рядом находилось множество нестабильных детей-магов, а она вдруг решила поиграться с не-магом? Такого не бывает, Чернова.

— Может быть, я не так выразилась… но если это как-то связано? Тогда, на мосту, все началось утром и продлилось несколько часов, а когда исчезли дети?

— Утром, — буркнул Горюн, удобно устроив свой подбородок у нее на голове.

— Ведь они… эти дети откуда-то появляются — ничего не помня и без прошлого. Если они из Сурозских топей, то при переходе должна выделяться какая-то энергия — на обе стороны. То есть, я понимаю, что часть из того, что вытворили дети в Вереске, это их сила. Но откуда она взялась у Вари?

Она часто дышала в его плечо от возбуждения от смутной догадки, так легко пришедшей ей в голову, и почувствовала, как Горюн сильнее сжал руки.

— Я думал об этом, Чернова, — насмешливо ответил он. — Только для таких выводов одной неуверенной логики мало, у вас есть доказательства?

— Я могу спросить у Вари… и можно поискать людей отсюда, они ведь все видели, много кто погиб… может быть, кто-нибудь захочет рассказать… И я видела, что здесь кто-то остался — когда шла по поселку, в двух домах топили печи… или камины. Мы можем завтра спросить.

Он помолчал, а потом легко пожал плечами и глубоко вздохнул.

— Мы, конечно, можем, но эту информацию тоже засекретят. Искатели и военные не дураки, они перекроют все источники информации. Если вы хотите, Чернова, я попробую что-то выяснить, но не надейтесь на результат.

— Разве вам не хочется узнать, почему все это происходит? — тихо спросила она.

— Чернова, я много часов вел машину в метель, не спал еще дольше и доверху полон этой дряни. Что я сейчас хочу — так это спать, — он легко оттолкнул ее от себя. — Давайте поспим, разберемся завтра с детьми и потом поговорим. Как вам такая идея?

Он устало потер лицо руками.

— Неважно. Хотите, чтобы я был рядом — ложитесь спать здесь же. Это ведь считается? Что угодно, Чернова, но дайте мне поспать, раз вам стало легче.

Утром их разбудил громкий хлопок и тарахтение небольшого военного грузовичка. Скинув с себя тяжелую руку, Алиса подскочила к окну, ожидая разрушений и новых откатов, но увидела только, как военные складывают в занесенный снегом кузов одеяла, генераторы и еще какие-то тюки.

Светило солнце, изредка скрываясь за легкими облаками, а в комнате было очень холодно — она вспомнила, как изредка просыпалась и жалась к спине Горюна, надеясь согреться.

— Что там? — глухо спросил он.

— Военные собираются. А за воротами гостиницы стоят три автобуса. Не понимаю, почему нас не разбудили…

Спустя мгновение Горюн тихо выругался и сел на кровати.

— Идите и узнайте, — велел он, растерянно поежившись. — И принесите чего-нибудь горячего.

Внизу все двигалось и шумело. Наскоро пригладив волосы и поморщившись от головной боли, Алиса спустилась вниз, где застала в самом разгаре сборы военных и завтрак детей. Вокруг них ходил задумчивый Сан Саныч, рассматривая только ему что-то ведомое.

— Почему никто на… меня не разбудил? И Горюна? — напустилась она на ближайшего военного.

— Не было никакой необходимости, девочка моя, — Сан Саныч ответил за что-то буркнувшего военного и направился к ней. — Выбросов нет, все успокоились и собираются в дорогу. Как ты себя чувствуешь?

Он бесцеремонно схватил Алису за щеки и повертел лицо из стороны в сторону.

— Я делал тебе блокаду в первый раз, должно было хорошо сработать. Минус ее в том, что чем чаще ее ставишь, тем бесполезнее она становится. Но глаза у вас ясные, Алиса, говорите вроде четко. Сейчас проверим Андрея, вы не знаете, он проснулся?

— Он просил принести ему что-то горячее, — ощетинилась она и вырвалась из захвата неестественно пободревшего Сан Саныча.

— О, обязательно захвачу…

— Нет, я сама! Я спросила, почему никто нас не разбудил? Мы что здесь — просто так находимся? И что здесь происходит?

— Собираемся, не видно, что ли? — сказал ей кто-то. — Выбросов нет, вам дали отдохнуть. Чего разоралась?

— Тихо, девочка моя, — прошептал ей Сан Саныч. — Это вчера вы были им нужны, сегодня мы все — обуза. Не кричите.

Он переходил то на «ты», то на «вы», такое с ним часто случалось, но все же в одном разговоре Сан Саныч обычно придерживался одного варианта.

— В каком смысле — обуза? — опешила она. — Мы ликвидаторы, они здесь находятся только благодаря нам…

Сан Саныч замотал головой, а потом отвернулся от нее и отошел к администраторской стойке.

Дети сидели по диванам, по подоконникам и кроватям, что натащили из комнат второго этажа. Часть их них смотрели на нее, часть просто оглядывались и тихо переговаривались. И все были подавлены, с опаской косились на снующих военных. Ничего не напоминало вчерашний вечер, когда каждый старался улыбнуться напуганным детям и успокоить их.

Сейчас всех охватило мрачное рабочее настроение, и Алиса не могла так сразу сообразить, в чем тут дело — никто больше не боится выбросов? Или, может быть, ей все кажется после ночных откровений Горюна?

Сан Саныч вернулся с подносом горячей еды и чаем и показал ей взглядом на лестницу.

Поднялись они в молчании, пока длинный коридор не заглушил гомон голосов.

— Не будь так невежлива с военными, Алиса, — предупредил ее врач. — Обычно это ничем хорошим не заканчивается.

— Я просто не понимаю, как так получилось, что мы не нужны? — недовольно спросила Алиса, невольно понижая тон. — Как они поняли, что дети стабильны? Только потому, что ничего не взорвалось?

Горюн все еще сидел на кровати, закутавшись в одеяло, и выглядел неважно — волосы всклокочены так, будто расческа не касалась их неделями, лицо осунувшееся и опухшее.

— Что не взрывалось? — недовольно переспросил он, устремляя взгляд на поднос. — Чернова, я вас когда посылал за горячим? Нельзя хоть раз поторопиться?

— Прошу прощения, Андрей, это я ее задержал, — примирительно сказал Сан Саныч, взглядом оценивая остатки их ночных посиделок. — Давайте-ка я вас осмотрю, а потом мы все вместе позавтракаем.

Он всучил Алисе поднос, как бы предлагая управиться здесь самой, а сам плюхнулся на край кровати.

— Не сейчас же! — Горюн явно не оценил врачебный энтузиазм.

— Не беспокойтесь, раздеваться я вас не заставлю…

Алиса отвернулась, не желая смущать Горюна и себя саму и принялась разливать клубящийся на холоде горячий чай.

— Они сказали, что выбросов больше нет, поэтому мы не нужны, — сообщила она. — Как будто… такое ощущение, они нас с удовольствием забыли бы тут.

— Ну, не преувеличивайте, моя дорогая, — отозвался Сан Саныч. — Я собирался подвести вас к мысли, что военные не любят, когда непричастные лица участвуют в их операциях. Но увы, вы так прямолинейны.

— И заикается еще, — согласно буркнул Горюн. — Что там происходит?

— Они собираются. А дети сидят по кроватям спокойные, но напуганные. В смысле — вы понимаете, действительно спокойные. Не кричат, не задают вопросов, как вчера, а просто тихо друг с другом переговариваются. Как взрослые.

— Вы можете повернуться, Алиса, — сообщил Сан Саныч.

Все еще раздраженная и хмурая, она раздала всем по тарелке с бутербродами и чай. Может быть, они были правы оба — она зря так набросилась и подозревает военных. В конце концов, она сама терпеть не могла, когда в ее работу вмешивались спасатели, пожарные или силовая группа, почему военные должны чем-то от нее отличаться?

— Вам сообщили, на чем мы едем? — спросил Горюн, в упор глядя на нее и крепко сжимая в руках чашку.

Алиса покачала головой — да и какая разница?

* * *

До поста дорожной полиции они добрались за пять часов — разумеется, двести километров дороги расчистить не смогли за столь короткий срок. Детей разделили и посадили в два автобуса, и Алиса с Горюном оказались распределены между ними — на случай выхода силы из-под контроля. Рядом с Алисой оказались два военных, приставленных следить за порядком, и один из них сел с ней рядом, дружелюбно улыбнувшись.

Впереди автобусов ехал огромный трактор с ковшом.

Они ехали безумно медленно, а болтливый военный, сначала так понравившийся Алисе, умудрился довести ее до белого каления глупыми историями с обилием постельных сцен и пошлыми вопросами.

Дети тоже постепенно разошлись и от былого испуга — возможно мнимого, выдуманного Алисой, — не осталось и следа. Снова посыпались вопросы — где они, где мама с папой, почему здесь все разрушено и кто они все такие.

Алиса с удовольствием спросила бы хоть кого-то, но ей запретили, стоило только невинно заикнуться об имени и фамилии.

— Вам не разрешено задавать им вопросы, — пояснил ей второй военный. — Просто сидите и делайте свою работу. И не глупите.

Ничего другого, как послушаться, она сделать не могла.

Сюрприз поджидал их около дома, где жила Алиса. Забравший их в центре города водитель решил наперво подбросить Алису, а потом уже Горюна, и так они втроем оказались свидетелями самого неожиданного из появлений.

— Это же Варя, — вяло удивилась Алиса и оглянулась на Горюна, дремавшего на заднем сидении.

— Что?

— Ну, Варя, суицидница с моста, помните? В тот день пропали дети из «Вереска».

Полноватая, сгорбившаяся девушка излучала нешуточный страх, Алисе были уже знакомы эти опущенные плечи и тщетная попытка обнять себя руками.

— Чернова, я чертовски устал, избавьте меня от своих проблем, — буркнул Горюн. — Вы выходите или нет?

— Вы меня не поняли, да? Это Варвара Прянова, дважды почти самоубийца, она вызвала смерч на реке и не прижилась в интернате. Я с вами о нем говорила… просила, чтобы ее перевели в другое место.

В глазах Горюна наконец мелькнул интерес.

— В последний раз, когда я ее видела, она лежала в больнице, отходила от попытки отравления. Ее должны были перевести в психушку.

— И что она здесь делает? — нахмурился он, разглядывая сидящую на лавочке девушку.

— Лучше спросите, как она узнала мой адрес.

Они переглянулись.

— Никаких проблем, если девчонка наша, отвезу ее в подвал, — вмешался сидящий на водительском сиденье Влад. — А так замерзнет совсем же.

Алиса чертыхнулась и решительно открыла дверь. Действительно — о чем она только думает? На улице зима, снега вон сколько нападало, что дворы до сих пор заметены.

Увидев ее, Варя вскочила со скамейки и кинулась вперед.

— Алиса, Алиса, где ты была? Я так долго искала, где ты живешь!

А потом она неуклюже обхватила Алису руками, а та собственным телом ощутила, насколько же девчонка замерзла. Это было ощутимо даже сквозь толстый яркий пуховик, она тряслась так, что Алиса неловко обняла ее в ответ.

— Ну… ну что ты. Зачем искала?

Позади них захрустел снег, Варя тут же отскочила, пряча глаза, а Алиса с облегчением увидела, что Горюн все же сжалился над ней и вышел из машины.

— Итак? — спросил он хмуро. — Что я вижу, Чернова? Неформальные отношения с…

— Не надо! — поспешно воскликнула Алиса, боясь, как бы Горюн не закончил фразу. — Пожалуйста, не надо. Варя! Что ты здесь делаешь? Кто выпустил тебя из больницы? Боже, что я несу. Идемте все ко мне…

Она посмотрела на Горюна.

— А… Андрей, вы зайдете? Уверена, у меня найдется что-нибудь поесть и попить горячего. А потом я вызову вам такси.

— Я и сам умею, Чернова, — ответил он с легкой иронией в голосе. — Но спасибо за предложение. Зайду. Только отпущу Влада.

— И возьмите мою сумку, пожалуйста. Идем, Варя.

Не выдумав ничего лучше, она схватила девчонку за руку и мягко повела ее к подъезду.

— Что ты здесь делаешь?

— Тебя искала, — испуганно ответила Варя. — Кто это?

— О… это мой начальник. Когда все это с тобой случилось, ну… на мосту, его не было, но обычно он появляется в подобных случаях. Тебе вот повезло с ним тогда не познакомиться. Хотя это как знать, — неуклюже закончив представлять Горюна, Алиса оглянулась.

Он о чем-то разговаривал с Владом, повесив на плечи две сумки.

— Если он будет груб с тобой, то ты не должна обращать на это внимания. Он со всеми так. И бояться его не надо. На самом деле он ничего. Так… теперь еще раз. Почему ты здесь? Кто отпустил тебя из больницы?

— Врач, — пожала плечами Варя, — она сказала, что я в порядке и могу идти домой. Она была такая странная, Алиса. Ну не знаю, как будто ей сказали что-то… — она запнулась и поежилась.

— Что?

— Как будто ее по голове треснули хорошенько, — наконец нашлась Варя.

Подошел Горюн и молча всучил Алисе сумку.

— По голове… — пробормотала она, ища ключи. — Могу себе представить. Как ей в голову могло прийти тебя одну отпустить? И потом, ты же помнишь, тебя должны были вернуть в психдиспансер.

Под пальцами звякнул металл, и Алиса облегченно вздохнула, ей не давала покоя мелкая дрожь девчонки, и она прекрасно помнила, как сильно устал Горюн. А также свое ночное поведение, как она только додумалась идти к нему, будить и изливать свою усталость. Как будто он устал меньше нее или меньше работал. Откаты делали ее еще глупее, чем есть, да к тому же начисто лишали такта.

В лицо дунул холодный порыв ветра, и Алиса впустила всех в подъезд.

Отопление в доме уже включили. Скинув с себя куртку, Алиса помогла раздеться Варе и попыталась отобрать куртку у Горюна, но тот на нее раздражено шикнул и, не спрося, ушел в ванну, откуда тут же раздалось журчание воды.

— Проходи, — Алиса подтолкнула Варю в кухню.

За пару дней ее отсутствия квартира чуть потеряла жилой вид, но зашумевший чайник скрасил тишину.

— Варя, врач не могла отпустить тебя одну, — наконец сказала Алиса, стараясь избегать иронии в голосе. — Ты несовершеннолетняя. Приняв тебя в больницу, они взяли на себя ответственность за твою жизнь. Если бы тебя по дороге сбила машина, в этом была бы виновата врач. Ты понимаешь? Варя, скажи мне, ты сбежала?

— Нет! — возмутилась она. — Я обещала тебе вести себя хорошо. Она правда меня отпустила, вот, подожди, я покажу.

Она кинулась в коридор и столкнулась на пороге с умывшимся и немного взбодрившимся Горюном.

— Ой… я, я, извините…

— Ничего, — буркнул он, обходя ее по кругу.

— Я сейчас!

Упав на стул, Горюн на миг закрыл лицо руками, а потом остро и внимательно взглянул на нее.

— Вот от кого не ожидал, Чернова, так это от вас, — сказал он тихо, и как будто даже без привычной раздражительности.

— Чего не…

Но тут вернулась Варя, и Горюн махнул рукой.

— Вот, — она протягивала Алисе лист тонкой синей бумаги. На таких обычно делали выписки.

Но выписка лично в руки подростку? Недоуменно разворачивая бумагу, Алиса вчиталась в малопонятный для нее текст — результаты анализов, рекомендации, ничего необычного, но понимания от этого не прибавилась.

— Разве выписки дают не опекунам или родителям? — беспомощно спросила Алиса, глядя на молчащего Горюна. — Я помню, когда болела, мне никогда такого не давали.

— По логике должны бы, — он протянул руку и ловко выхватил у нее выписку, на мгновение задев ее пальцами, отчего Алиса смутилась. Этими руками прошлой ночью он ее обнимал. — Варвара?

Девчонка опасливо кивнула.

— Сядь, пожалуйста, и отстань от Черновой, она обещала мне ужин и чего-то горячего, — его голос стал мягким. — А мы поговорим. Меня зовут Андрей Горюн, я руководитель северного ЦКМ, и, к сожалению, это я настаивал на твоем пребывании в интернате. Кажется, я был неправ.

Помявшись на месте, Алиса залезла в холодильник и вытащила из морозильной камеры остатки сосисок, несколько яиц, помидоры и принялась за нехитрую готовку. На что-то большее у нее вряд ли хватило бы сил, да и продуктов особо не было. В последние дни перед выездом она питалась на работе и лишь изредка готовила себе утром завтрак, состоявший все из той же яичницы.

Ей было немного неудобно готовить Горюну такое, все же он здесь по ее просьбе и к тому же, судя по всему, решил разговорить Варю. Но не идти же в магазин?

— Понимаю, что тебе там не понравилось, но смерч на реке опаснее, чем твои отношения со сверстниками. А я знаю, какими они бывают, — Алиса не видела его, но была уверена, что он сложил локти на стол и внимательно, серьезно смотрит на Варю. И изредка чуть поднимает уголки губ улыбке, желая приободрить. — Тебя давно проверяли на магические способности?

Варя не ответила, и Алиса все же обернулась.

— Он хочет сказать, что и сам уже понял, что ты в интернате — очень плохая идея. Просто раньше у него лучшей не было.

— С чего вы, Чернова, вдруг за меня решили говорить? — нахмурился он.

— Потому что назад ей нельзя.

— Отвернитесь назад к плите и замолчите, — беззлобно посоветовал он, но Варе его слова не понравились.

— Не надо так с…

— Варя-Варя, — поспешила остановить ее Алиса. — Все в порядке, он может со мной разговаривать, как захочет, я совсем не в обиде. Просто он так с людьми общается…

Алиса поспешно захлопнула рот под насмешливым взглядом Горюна и отвернулась к плите.

— Извините меня, Чернова, я просто хотел сказать, что обойдусь без ваших подсказок, — по голосу было слышно, что, говоря это, он улыбался. — Она права, Варвара, я просто так привык разговаривать. Так значит, магические способности?..

Девчонка еще немного помолчала и, когда Алиса уже собралась снова вмешаться, ответила:

— Знаете, меня проверяли много раз, и иногда приборы показывали, что я немножко маг. Но часто ничего не показывали вообще. Они говорили, что я ни тот, ни другой. Бездарность.

Наступила задумчивая тишина, прерывала которую только Алиса, стуча ножом о разделочную доску.

Неожиданное откровение Вари немного ее удивило, до сих было известно только то, что она начисто лишена каких-либо способностей. А тут все-таки есть сила — пусть она и бесполезна для самой девчонки, но объясняла такой сильный выброс. На него, хоть и бессознательно, она потратила почти весь резерв своих сил, и теперь Варю ждала обычная жизнь. Впрочем, обычная ли, с двумя-то попытками суицида и этим странным появлением у нее дома.

Та выписка вроде бы была настоящей, Алиса знала, какова на ощупь бумага, сделанная специально для больничных документов. Да и откуда бы нелюдимой Варе взять подделку? Может быть, украла?

Алиса обернулась, желая посмотреть.

— Вы знали? — спросила она с легким укором.

Горюн отрицательно помотал головой.

— Таких вещей не сообщают, Чернова. Ни то, ни другое, — повторил он за Варей, — означает, что человек стоит на учете до семнадцати лет, а потом его убирают из списков. После силы уйдут навсегда. Но они должны были мне сообщить об этом, учитывая, какой силы выброс был, черт…

— И вы не смотрели списки.

— На кой оно мне было, Чернова? — уязвлено взвился Горюн. — У меня дел мало, чем следить за всеми и проверять каждую бумажку?

— Да я не… не хотела ничего…

— Не кричите на Алису!

Алиса снова отвернулась к плите, скрывая покрасневшее от стыда лицо.

— Разве я кричу? — сбавил голос Горюн. — Чернова…

— Нет-нет, все в порядке. Варя, я же говорила тебе, он так всегда разговаривает. Не обращай внимания.

— Но он тебе грубит!

— Меня это не задевает, — вздохнула Алиса, доставая две тарелки для яичницы. — Ты лучше отвечай на вопросы, ладно? Вся эта история — это очень серьезно, понимаешь?

За спиной воцарилось недолгое молчание, и можно было услышать только Варино сопение и шорохи соседей за стеной.

Алиса была настолько уставшей, что даже спать не хотела. И выглядела она ужасно — не мытые три дня волосы, наспех убранные в хвост, осунувшееся лицо — она проходила мимо зеркала в прихожей и хорошо все разглядела. И на работе, наверняка, дел много — куда отправят невесть откуда появившихся детей. Так же, как ее — в детский дом, или как Лизу с Марком — в интернат? Что будет с ними?

И тут еще Варя — маленькая, беспомощная, и Алиса несет за нее ответственность.

Она поставила перед обоими гостями тарелки едой и принялась варить кофе, уже на троих, потому что ничего не соображала. Вопросы крутились в голове, как в блендере, и ничего путного из этого компота не выходило.

— Спасибо, — сказала Варя, а Горюн сухо кивнул.

— Значит, приборы показывали, что сила в тебе есть, — сказал он еще раз и тут же засунул в рот яичницу, прожевал, проглотил и продолжил: — А в интернате ты не проявляла магию? Не выходило случайно колдовать?

Девочка покачала головой.

— Я пыталась, — насупилась она и посмотрела на Алису с неясной надеждой в глазах, но та старательно ее проигнорировала, следя за кофе. — Когда меня…

Она запнулась и опустила глаза.

— Ты могла бы надавать им по роже стулом, — тактично подсказал Горюн, кривя в улыбке рот. — Эти дикари понимают только такой язык.

«Ну да, конечно, — мрачно подумала Алиса. — Они это понимают, когда таких со стульями много. А когда один — ничего не поможет».

Но вслух говорить ничего не стала — незачем, и хорошо, что Андрей ничего этого не знает. Хоть кто-то из присутствующих рос в полноценной семье… наверное. Она ведь ничего о нем не знала, совсем. Кроме наличия хомячка и племянницы.

— А в больнице? — спросил Горюн. — Может быть, ты в больнице колдовала?

— Но я не умею, — возразила Варя. — И не умела, и не надо мне это! Я хочу, я хочу…

Алиса искоса на ее взглянула и поняла, что пора спасать положение, иначе скоро придется девчонку успокаивать.

— Варя, тебе невкусно? — спросила Алиса с напускным огорчением — идиотская манипуляция, но раз девчонка так ее любит… Впрочем даже так — вела она себя гнусно, но видеть слезы было выше каких-либо сил.

— Очень вкусно, — ответил Горюн, по-видимому осознавший, что где-то перешел черту.

— Вкусно, — вяло отвлеклась от попыток заплакать Варя и ожесточенно запихала в рот ложку.

— Варя, расскажи, как ты ушла из больницы, — попросила ее Алиса, посылая Андрею выразительный взгляд.

Они долго ждали ответа, пока девчонка, давясь, пыталась прожевать еду, и вскоре Горюн милосердно поднялся со стула вышел в ванну, откуда вновь зашумела вода.

— Не торопись, Варя, — мягко попросила ее Алиса. — Никто тебя не искусает. А Горюн, он… хороший, просто очень в глубине души. И мы, знаешь, почти не спали, устали жутко. В общем, не смотри, как он говорит, а смотри, что говорит. Ты будешь кофе?

Та судорожно закивала, и первая кружка досталась ей. Следующую Алиса налила Горюну и поставила турку на плиту снова, поскольку та вмещала в себя только две кружки воды максимум.

— А он правда всегда так с тобой разговаривает?

— Ну, — сморщилась Алиса. — Иногда бывали исключения, но, в общем, всегда. Он такой, знаешь… чудной.

— А по-моему, он хам…

— Ну, и это тоже, — Алиса беспомощно развела руками, и в это время хлопнула дверь ванной, вернулся Горюн.

С волос его текла вода, и он тут же отмахнулся на предложение дать полотенце.

— Я ничего важного не пропустил?

— Варя так и не рассказала ничего.

— Да обычно! — схватившись за кружку, словно за спасательный круг, Варя нервно ссутулилась. — Врач пришла на обход, осмотрела меня и сказала, что меня сегодня выписывают. И я должна прийти после сончаса в ординаторскую. Мне там все расскажут.

Она захлебнулась словами и тут же отпила из кружки кофе.

— Я пришла, а она такая странная, знаете. Не узнала меня сначала, а потом как будто вспомнила и давай рыться в ящиках. Отдала мне бумагу, сказала, что я должна соблюдать диету, и отправила домой.

Горюн недоуменно смотрел на Алису, и та пожала плечами, потому что тоже ничего не понимала.

— Эти загадки кончатся когда-нибудь? — устало спросил он. — Я еще ни с одной не разобрался, а тут снова. Варвара, я тебе верю, но все же обязан спросить — эту бумагу…

Он схватил выписку в руку.

— Вы ее не крали? Не залезли в ординаторскую, потому что боялись, что вас вернут в интернат?

— Ну нет же! — тут же возмутилась Варя. — Я не воровка! Да как вы…

— Я тебе верю, — мягко перебил ее Горюн. — Это просто дурацкий вопрос, вот и все. У меня к ним талант, знаешь ли.

Он крепко сжимал кружку с кофе, и Алиса невольно засмотрелась на его руки, вспоминая прошлую ночь и переживая давно позабытое трепетное чувство внутри себя. Это было странно — чувствовать одновременно дикую усталость, уныние от осознания предстоящей работы и неземную легкость в теле.

Поэтому, когда он залпом допил кофе и подставил кружку, она, ни слова не сказав, налила ему вторую, оставив себе лишь жалкие остатки с гущей.

— И на выходе вас никто не остановил? — скорее утвердительно произнес Горюн.

— Там никого не было, — буркнула Варя, доедая. — Спасибо, Алиса, очень вкусно.

— Пожалуйста… — усевшись, наконец, на стул, она поняла, что устала еще больше, чем ранее осознавала. Мышцы приятно ныли, словно после долгой физической работы или занятий спортом. — Мне кажется… пусть Варя останется у меня сегодня, уже темно на улице, чтобы ехать разбираться… ну, с врачом. И ее нет на работе, наверное. А завтра я все выясню, если вы разрешите мне опоздать.

— Я вас вообще планировал на работу завтра не пускать, — мрачно сообщил Горюн. — Так что высыпайтесь, а потом позвоните мне, расскажете. У вас есть, куда положить Варвару?

Она слукавила, кивнув — откуда бы, в доме был один диван, одно одеяло и одна подушка. Но она переживет, это всего лишь одна ночь.

* * *

Вопросов по-прежнему оставалось много. Они растворялись в снежной каше на улицах, где Алиса, застряв вместе с таксистом и Варей в пробке, досыпала. Столица стояла, а уличное радио, вместо того чтобы играть песни, речитативом сообщало, на каких улицах заторы и где лучше всего объезжать. Как оказалось, лучше всего было за городом, где много снега, зато в разы меньше машин. Но туда им было не по пути.

— Не помню я этого адреса, — в который раз удивился таксист. — Весь центр города знаю, как пять пальцев, и улицу эту, а больницы там не помню.

— Зато я помню, — сонно сообщила Алиса. — Я заходила с пешеходной улицы, не помню названия…

— Невская?

— Угу…

— Туда мне нельзя, — буркнул водитель и попытался перестроиться в правый ряд, где машины начали хоть немного двигаться. Соседи немедленно заматерились из-за закрытых наглухо стекол, а Варя еще сильнее сжалась в комочек на заднем сидении.

Наверное, она считала Алису немного предательницей, ведь она везла ее обратно — в больницу, а потом снова в психдиспансер. Но девчонка ничего не сказала вслух, только с утра порывисто и неуклюже обняла Алису перед самым выходом. Словно бы они расставались надолго.

Это было нелепо. Зачем она понадобилась Варе, откуда эта привязанность? Ответы тонули в той же каше из грязи и снега под колесами желтого авто. Алиса сама прекрасно знала, как нужен кто-то, когда гормоны внутри бушуют, а ты одна на всем свете. Но никогда ей не хотелось быть рядом с черствой двадцатилетней девицей.

— Алиса, ты ко мне будешь приходить? — донеслось с заднего сиденья робкий голос.

— Конечно, я ведь обещала, нет? Значит, буду.

А потом у них возникло затруднение. Такси подъехало к зданию, где до своего отъезда в Сосновый Яр Алиса навещала Варю. Но выйдя на улицу и не веря себе, дважды обойдя дом, она не нашла там ни следа больницы. Здание словно в одночасье обветшало, покрылось пылью и мокрыми разводами от брызг машин. Ни вывески, дверь заперта, а во дворе ни единой машины скорой помощи.

Алиса беспомощно смотрела на здание и отчетливо хотела плакать. Она совсем перестала понимать этот мир. Куда он ее ведет? В бездну безумия?

— Варя, ты ведь отсюда вчера ушла? — спросила Алиса, особо не надеясь ни на что. В вопросах не было смысла, но они держали сознание на грани реальности.

— Да… я… я, я точно была здесь. А где больница?

— А я говорил, нет здесь больницы, — крикнул им курящий таксист. — Она на транспортной развязке на границе с Южным округом и на Королева.

— Может быть, эвакуировали? — Алиса не обратила внимания на слова таксиста. — Но откуда это выбитое стекло и пыль внутри?

— Ты же сама была здесь, — воскликнула Варя. — Ты не помнишь?

— Помню… Вот что… поехали в психдиспансер. Выясним все там.

Он оказался на месте, но дальше приемной их с Варей не пустили. Медсестра за стойкой регистратуры, покопавшись в бумагах, заявила, что не знает ни о какой Варваре Пряновой. Всеми правдами и неправдами вызванная врач Александра девчонку узнала, что сказала, что ничего насчет лечения сказать не может.

— Мне известно о повторном инциденте, но ее положили в другую больницу, м-м-м, послушайте, не помню, куда конкретно, — она нахмурилась.

— Ее положили в обычную детскую больницу, вылечить желудок, а потом собирались перевести ее к вам, — упрямо сказала Алиса.

— Ничего такого не знаю. Никаких бумаг и распоряжений мне не давали. А вы съездите к ее семье, они должны знать.

Упоминать о том, что Прянов сидит в следственном изоляторе, а несовершеннолетние дети находятся на контроле у нарколога, Алиса, разумеется, не стала. Разговаривать с Александрой смысла не было, и она, позволив себе не звать главврача, увела Варю в кафе греться. Водителя они отпустили, рассудив, что для обдумывания ситуации необходимо время.

Внутри было тепло и сухо, и обеим удалось немного успокоится.

— Скажи, пожалуйста. Вот ты в прошлый раз попыталась… ну… ты понимаешь. Тебе вызвали скорую, сняли острые симптомы. Куда тебя привезли и что сказали? И самое главное — кто.

Варя долго хмурилась и явно стеснялась затронутой темы, но под твердым взглядом Алисы ответила.

— Меня увезли в ту больницу, которой нет. Но я не помню, я спала. Я ничего не помню… Я… я тебя ждала.

Алиса слегка раздраженно схватила ее за руку, боясь перейти на долгий и полный лжи разговор о бессмертной любви.

И принялась вспоминать — о переводе в психдиспансер ей сказала врач из исчезнувшей больницы. Кажется, речь шла о двух или около того днях, чтобы посмотреть на общее состояние. И вот теперь… Она нахмурилась, стараясь вспомнить, говорила ли врач о номере диспансера. Но по всему выходило, что нет. Это, выходит, она сама напридумывала себе, что Варю положат к той же Александре? Что ж, неплохой ответ хотя бы на эту загадку.

— Варя, я тебя не брошу, — как можно ровнее сказала Алиса, глядя ей в глаза. — Но мы должны поступать по закону, ты понимаешь? Если я тебя заберу, в конце концов меня посадят за похищение, и посадят надолго. И ты останешься одна.

Жестокая фраза, но грусть в глазах девчонки сменилось испугом.

— Поэтому мы поедем в детский дом и все выясним.

Как оказалось, там ее обыскались. Алису всю едва наизнанку не вывернули, пока расспрашивались, где она нашла Варю. Пришлось рассказать правду.

— Да вы перепутали, наверное, — сказала ей служащая. — Вареньку положили в пятьдесят первую на Королева. А она и сбежала, там сестры безалаберные, как дети.

В ответ усталая Алиса показала выписку из шестидесятой больницы, и к их компании добавилась пара алисиных сторонниц из отдела надзора за детьми-магами.

В конце концов, так не придя к общему мнению, Алиса заручилась разрешением навещать Варю, а также обещанием сообщать обо всех ее передвижениях по больницам.

Обняла напоследок девчонку и уехала, раздавленная грудой неотвеченных вопросов.

* * *

— В каком смысле — больницы нет? — удивился развалившийся на компьютерном стуле Горюн.

Выглядел он по-прежнему отвратительно, впрочем, как и Алиса — об этом ей не преминул напомнить на входе Игорь. Который, судя по всему, пребывал в мрачном настроении.

— В прямом. Просто пустое здание и все, — Алиса плюхнулась на подоконник и прислонила голову к стене. Мышцы все так же ныли, требуя отдыха.

— Чернова, вы сдурели? — ласково спросил он, подобравшись. — Перемерзли на улице, переспали в кровати?

— Я серьезно говорю, — повторила она. — Здание пустое, необитаемое, стекло одно разбито, внутри пыль километровая. И я не могла перепутать, — категорично заявила она, видя, что Андрей собирается ее перебить. — Я, по-вашему, полная дура, что ли?

Он смотрел на нее некоторое время, а потом словно сдулся — опустил плечи и закрыл лицо руками.

— Господи, как же я устал.

У Алисы защемило сердце и немедленно захотелось подойти к нему, но она испугалась, что оттолкнет. Здесь работа, не гостиница, где всем наплевать на них. Здесь нельзя. Да и чужая она ему.

— Чернова… придумайте что-нибудь, — попросил он. — Один ответ, и чтобы вся картина сложилась.

— Я…я… мне жаль, — сказала она несчастным голосом. — Наверное, все-таки я дура… или…

Он махнул рукой. Пару раз глубоко вздохнул, собираясь с силами.

— Значит, та больница пуста. Это какой номер, кстати?

— Шестидесятая на Перекошенной улице. Это рядом с Невской.

Он нахмурился, затем одним движением подъехал на стуле к столу и лихорадочно что-то напечатал.

Алиса, не отрываясь, смотрела в его лицо, на котором попеременно сменялись выражения растерянности, усталости, а потом злости.

— Перекошенная, тридцать-б? — спросил он упавшим голосом. — Я не мог ее вспомнить, но сейчас смотрю на здание и отчетливо понимаю, что там лежала моя племянница два года назад с аппендицитом… Я постараюсь выяснить, что там случилось. А вы идите… идите досыпать и возвращайтесь хотя бы с частью ответов.

— Я выспалась, — легко соврала Алиса. — А вы нет, лучше вы идите, а я подежурю. Ничего здесь без вас не случится.

Внизу что-то загрохотало, но, к ее удивлению, Горюн даже не дернулся, просто пристально ее осмотрел, а потом тяжело кинул.

— Спасибо. Действительно, не помешало бы. Позвоните мне, если что случится из ряда вон.

Она кивнула, с облегчением наблюдая, как он одевается, перекидывает сумку через плечо, а потом на пороге вдруг разворачивается.

— Кстати, Чернова. Вы давно в последний раз видели лисиц?

— Я? О… — она задумалась. — Давно. Мне кажется, очень давно.

Он кивнул и вышел из кабинета, предоставив Алисе возможность рыскать по ящикам в поисках ключа.

— Лисы всегда пропадают к бедам, — скорбно сказала Наташа, ставя на стол чашку с чаем. — Я помню, лет десять назад был страшный ураган, и тогда все лисы тоже исчезли. Мы с братом кормили одного лисенка в парке рядом, но он так и не вернулся.

— Это просто животные, милая, — раздраженно заметил Игорь. — Тем более, сейчас зима, они все в зимней спячке. Вот посмотри на Чернову, ее только в рыжий перекрасить, натуральная лиса выйдет. Либо спит, либо ест, третье дано, только когда Андрей начинает орать.

— Лисы не впадают в спячку, — буркнула Алиса, успешно проглотив слово «идиот». Незачем было злить его, да и Наташа обычно очень расстраивалась, когда кто-то отвечал Игорю на его глупые реплики. — Они просто выращивают подшерсток, как собаки, и так зимуют. Как можно жить в этом городе, где их кишмя кишит, и не знать…

— Какая ты у нас образованная, — осклабился Игорь, опершись подбородком о ладонь. — Размышляю, не впасть ли мне в депрессию по этому поводу.

Однажды Горюн сказал, что иметь в должниках такого человека как Васильев — дело непростое, и в чем-то был прав. К счастью, Алиса приноровилась к постоянным грубым выходкам Горюна и сумела его кое-как понять. Он мог говорить сколько угодно гадостей, но это ни разу на нее памяти не повлияло на его поступки. Но Игорь же поддразнивал ее просто так — когда они встречались в коридоре, когда он приносил сделанные за нее отчеты, когда они ели в столовой. Это было бессмысленное хамство, но больше всего Алису удивляло, что, по-видимому, любившая его Наташа это терпела. Разумеется, он был с ней немного мягче, но не настолько, чтобы его можно было назвать милым.

Единственным человеком, с которым Игорь общался более-менее нормально, был Горюн, и то лишь потому, что тот отвечать не стеснялся и на Наташины нервы плевать хотел.

— Игорь, не надо, — попросила Наташа.

— Что не надо? — спросил зашедший в столовую Горюн — растрепанный, выбритый и выспавшийся.

Был уже вечер, в городе царило затишье, приемные часы закончились, и им нечего было делать. Поэтому все незаметно подтянулись к горячему чаю и еде.

— Дразнить нашу драгоценную Чернову, все время забываю, что я должен над ней трястись. Прости, любовь моя, — сказал он, обращаясь к Алисе. — И ты прости, Андрей, из-за меня тебе пришлось взять ее.

— Из-за тебе мне пришлось прервать свой выходной, мчаться черт знает куда, а потом получить выговор за твой идиотизм. И не думай, что я это забыл. Будешь заново сдавать технику безопасности, заодно проверишь мозги.

— А Чернова сдавала тоже лично? Наедине?

— А Чернова не настолько дура, чтобы затащить в полный троллейбус нестабильного огневика, а потом его еще и провоцировать, — не выдержала Алиса, звякнув о стол кружкой.

— Да я…

— Заткнись, — прервал его Горюн. — И ты, Чернова, тоже не реагируй.

— Как это мило, — буркнула она и вышла из-за стола.

— Вот именно, — ответил он раздраженно, — можешь себе представить, я работаю с идиотами. Так что имей хоть какое сочувствие, Чернова, прекрати психовать.

Немного подумав и сдавшись под взглядом Горюна, она села обратно, не забыв отвернуться от Игоря.

— Насчет детей, — начал Андрей. — Шпиль велел забыть обо всем, что мы там видели. Они теперь не наша забота, как Марк с Лизой. Не болтать, не выяснять. Похоже, военным велели разобраться с этим, только они разбрасываются грифом "секретно" направо и налево. Алиса, в понедельник заедешь в главное управление, подпишешь бумаги.

— Что значит — не наша проблема, — воскликнула Наташа, явно обрадованная, что ссора закончилась. — Вы столько там натерпелись, а теперь у вас отбирают дело!

— Какое еще дело, — нахмурилась Алиса. — Мы что, искатели, чтобы расследовать? Наша задача их обезвредить.

Она поймала одобряющий взгляд Горюна и немного удивилась.

— Но разве вам не интересно, почему это происходит?

— Интересно, — кивнул Андрей. — Но на наше интересно плевать все хотели. Тем не менее, я хочу, чтобы вы все были внимательны. Идете домой — смотрите на знакомые здания, вспоминайте, что в них было. Смотрите, не изменилось ли чего. Не закрылся ли неожиданно ближайший супермаркет. Смотрите внимательно.

— Зачем? — недоуменно спросил Игорь, вертя в руках пустую кружку.

— Затем, — отрезал Горюн. — Мое дело приказывать, твое выполнять. Чернова… боюсь, тебе придется переехать в другую квартиру. Мне позвонили из управления, сказали, там какие-то проблемы…

Он резко замолчал, а потом хлопнул ладонью себя по лбу.

— Идиот. Ладно, слушайте и молчите потом. Вчера загадочным образом опустела шестидесятая больница, здание пустое, оборудование пропало, никаких бумаг и никаких людей, — Горюн кинул на Алису быстрый взгляд. — Я посмотрел имена врачей, пробил через знакомого адреса и телефоны. Ни один из медработников не вернулся домой…

Алиса, уже собиравшаяся возмутиться насчет переезда, закрыла рот.

— Никаких серьезных выбросов вчера не было, по всем отделам тихо-мирно, но я бы не исключал вариант… — он закатил глаза и снова показался Алисе усталым. — Из пациентов я нашел старушку, она говорит, ее тоже выписали в тот же день. Рассказала много странного. Врачи собирались выписывать всех, но пациенты, конечно, стали возмущаться. И в итоге ушли только двое. Говорила, что люди странно себя вели — не узнавали соседей, забывали какие-то элементарные детали, вроде имен родственников…

Казалось, что Горюн силится собраться с мыслями и продолжить, но уплывающая из-под ног реальность не давала ни единого шанса.

— А старушка сама ничего не забывала? — спросила Алиса.

— Утверждает, что нет.

— Вы думаете, что они все исчезли так же, как дети с Вереска, — тихо сказала Алиса. — Только без выбросов, ведь там были взрослые, а Варя ушла раньше.

— Я не знаю, — развел он руками. — Формально в Вереске был обвал из-за плохого ремонта и обычных выбросов. Я не могу утверждать, что там случилось нечто из ряда вон выходящее.

— Зато был смерч на реке, — возразил Игорь. — Мост не так уж далеко от Вереска.

— Но ты не сможешь доказать, что эти события взаимосвязаны. Впрочем, ты прав, исключать тоже нельзя. У нас есть, скажем, статистика появлений. Люди появляются, и через них же случается выброс, вероятно из-за… перемещения.

Слова он подбирал аккуратно.

— А статистика исчезновений не точная. Поэтому я говорю вам смотреть в оба. Ситуация выходит из-под контроля, мы не можем предсказать, что будет завтра. Поэтому, Чернова, вы переедете и воздержитесь от прогулок по улицам. За вами будет приезжать водитель и возвращать обратно. Вы оба — то же самое.

— Зачем? — недоуменно спросила Алиса.

— Затем, дубина, что, как только люди свяжут все это с нами, станет горячо, — пояснил Игорь, а Горюн согласно кивнул. — Ты, конечно, среди нас сейчас единственный маг и можешь защищаться, как угодно, но смертоубийств хотелось бы избежать.

Она обвела всех одуревшим взглядом. Игорь резко посерьезнел, Наташа уже долго молчала, сидела побледневшая.

— Вы все с ума посходили? — спросила Алиса. — Думаете, они начнут за нами охоту. Мы же государственная организация…

— Снимите розовые очки, — устало попросил Горюн. — Люди толпами пропадают среди бела дня, такими же толпами появляются. Вы знаете, сколько местных погибло в Сосновом Яре? Я вот нет, это закрытая информация. Зато зайдите в сеть и посмотрите, сколько людей ищут своих родственников. Все летит к чертям, Чернова, а ты государством прикрываешься. Тебя сметет как щепку, если не будешь меня слушаться.

— А говорил, она не совсем дура, — осклабился Игорь.

— Заткнись уже! — вскочила Наташа. — Слышишь! Заткнись, я так устала от тебя! Ношусь с тобой, как с ребенком, а ты ведешь себя, словно все вокруг тебе должны!

— Наташа! — рявкнул Горюн, вскочил, а потом мягко усадил ее рядом с собой. — Не заводись. А ты, Васильев, — последний раз тебе говорю — откроешь рот не по делу, я засуну тебе туда половую тряпку и заставлю ее сожрать.

Алиса вздохнула и отвернулась. Ее не трогали оскорбления Игоря, хотелось, конечно, ответить поядовитее, но всерьез обижаться на него было верхом глупости.

— Действительно, выскажи мне наедине все что хочешь и прекрати, — сказала она. — Можешь письмо написать, я…. Я обязательно отвечу.

— Чернова!

Алиса мгновенно замолчала, пожалев о высказанном предложении.

— Нас четверо, и если мы раздеремся… — Горюн замолчал, а потом махнул рукой, встал и ушел.

После хлопка закрывшейся двери наступило тяжело молчание. Злясь на себя и Игоря одновременно, Алиса думала, что ей делать — покончить с этими перепалками раз и навсегда здесь или отложить до лучших времен. С одной стороны, ей совсем не хотелось тратить силы на ссору, а с другой — ей еще больше не хотелось вот так выводить из себя Андрея. Он держался только на честном слове, и этого не видел только дурак.

— Извини, Игорь, — сказала она безо всякого выражения.

— Ты еще и извиняешься перед ним!

— Что? — оторопело переспросил он.

— Извини за все обиды, что я тебе причинила. Мне жаль и все такое, ты победил, ты молодец, а я самая последняя дура. Ты не мог бы прекратить на меня кидаться, раз все так прекрасно разрешилось?

Алиса тоже поднялась, поставила кружку в таз для грязной посуды и ушла к себе. Голова кружилась от обилия информации, и ее слегка потряхивало. Вспомнилось вдруг, как на первом курсе ее успокаивали сигареты, тотчас же нестерпимо захотелось курить — подобные желания приходили к ней нечасто, но сегодня ему совсем не хотелось отказывать.

Она спустилась к водителям и, смущаясь, попросила у Влада сигарету.

— Ты что, Алиска-ириска, — засмеялся он. — Нервы сдали? Да уж, с этими мужиками и не такое может быть.

Он подкурил ей сигарету и следом затянулся сам.

— Вот так и портятся наши девчонки, Васильев выходит с больничного — и все хватаются за сигареты.

— Он с него не вышел еще, — буркнула она. — Просто нервы всем треплет.

— Да нормальный он, — примирительно сказал Влад. — Просто подход надо найти. Вот ты же нашла к Андрею. А Игорь прост, как деревянная ложка. Не переживай, Алиска-ириска.

— Я не переживаю, — не слишком убедительно ответила она.

Чуть позже, слегка успокоенная, она постучалась в дверь Андрея.

— Что надо?

Открыв дверь, Алиса увидела, что он читал что-то на мониторе, но взгляд поднял.

— Извините, — просто сказала она. — Я не хотела вас злить. А с Игорем мы совсем не воюем, обычные поддразнивания, ничего особенного.

Он долго смотрел на нее ничего не выражающим взглядом, а потом дважды кивнул и махнул рукой, веля заходить.

— Он лезет к тебе, потому что считает, будто ты заняла его место. Это не так, но тебе придется разбираться с этим самой. Я вам не нянька.

Алиса кивнула.

— Разберусь. Вы так и не попили чай, я принесу вам?

Он слегка пожал плечами и снова перешел на «вы».

— Как вам будет угодно. И вот что, Чернова, надеюсь, в этот раз вы меня не подведете. Я хочу, чтобы вы вечером проехались со мной по округе, посмотрели, чего не хватает, понятно вам? Игоря с Наташей я отправлю в другой район с Владом, а вы должны мне точно сказать, одна у нас в городе такая больница или нет.

Не понявшая, причем тут «не подведете», Алиса кивнула и опустила взгляд. Снова эти воспоминания в машине проклятого Брениннга. Но Горюн, как оказывается, неплохо изучил ее и тут же зло фыркнул.

— Черт, Чернова, я не то имел в виду, все, забудьте. И вот что еще…

Он спрятал лицо в руках — такой уже привычный жест, Алиса едва сдержалась, чтобы не протянуть свои руки, но это было идиотское желание. Она вовсе не тешила себя иллюзиями, не накручивала себя, просто как-то неожиданно поняла, что ближе этого человека у нее и нет никого. Даже несмотря на их странные, исключительно рабочие взаимоотношения.

На самом деле, это было очень грустно.

Она сцепила пальцы в замок и сосредоточилась на словах.

— Я знаю, вы общаетесь с Елагиным, — глухо продолжил он. — Позвоните ему, порасспрашивайте аккуратно, не замечал ли он чего-то странного. И подруг своих, всех, кого можете. Чем больше информации, тем легче хоть что-то понять. Но только аккуратно, Чернова, мало ли.

Горюн поморщился, а затем открыл шкафчик стола, вытащил лист бумаги и кинул ей.

— Смотрите.

Это оказался официальный ответ императорской службы статистики и архива. Отказ в предоставлении сведений из архива по ЦКМ, гриф засекречено и так далее и так далее.

Алиса вспомнила недавний разговор в машине. Горюн говорил, что поднимет данные по происшествиям за последние годы, а тут, выходит, ему отказали.

— Не понимаю, — пробормотала она. — Что в этом секретного, тем более вы — руководитель одного из ЦКМ. Это ведь ваша работа — составлять такие отчеты и отправлять в архив.

— Ага, — согласился он. — И, тем не менее, кто-то догадался посмотреть вперед нас и что-то углядел.

Невидяще она смотрела на бумагу с отказом, переваривая мысли. Так они вообще хоть когда-нибудь поймут, что происходит? Все закручивается так стремительно. Дети — больницы — Сосновый Яр — Варя. И ни одного ответа. Они как слепые котята тычутся во все углы и находят все больше и больше загадок.

Зазвонил телефон, Андрей в очередной раз чертыхнулся и поднял трубку. Молча выслушал чей-то голос на том конце и ответил:

— Понял. Чернова, выметайтесь из кабинета и ждите меня ближе к половине девятого, мне еще машину забирать. Кыш…

* * *

Вечер, как и следующие дни, не принесли ничего, кроме трескучего мороза. Без толку просидев до восьми, Алиса так замерзла, что, в итоге пересилив страх телефонных разговоров, позвонила в коммунальное хозяйство. Сантехника обещали отправить рано утром, и Алиса с мрачной Наташей обосновались в кухне. Говорить особо не хотелось, и в конце-концов из полудремы ее выдернул хлопок входной двери.

Напряженно переглянувшись с Наташей, они в тишине слушали тяжелые шаги по лестнице. Но это всего лишь был Горюн. И Алиса не понимала, почему она так и не нашла в себе силы встать и проверить это изначально.

— Наташа, сделай мне чай, — хмуро попросил он.

А потом они поехали кататься по городу. Печка в машине грела на полную, и ноги обдавало жаром. Алиса не очень понимала, как Горюн себе представляет ее действия. Она успела немного обдумать, сидя в тишине кухни, это странное происшествие с больницей.

О ней не помнил водитель такси, не помнил Горюн, когда она ему рассказывала, не помнила Наташа, когда она ненароком спросила. Зато была кое-какая разность во мнениях у медперсонала психдиспансера, и про нее помнила Алиса. А еще — до сих пор не было никаких слухов про исчезновение врачей из той больницы и, конечно, пациентов.

— Вы сказали, что узнали о врачах только по своим связям? — спросила Алиса давно молчащего Горюна. — Неужели никаких скандалов?

— Только паника в сети, — ответил он, бросая быстрые взгляды по сторонам. Но это было бесполезно. — Ищут пациентов, ищут врачей, но на официальном уровне — ничего. Скоро о подобных случаях так и будем узнавать — по сети. А сколько таких случаев произошло по стране?

Алиса обомлела, она никогда не думала о том, что проблема исчезновения людей касается всех, привыкла считать, что это маленькая локальная катастрофа столицы и ничего более. Но все же…

— И никаких следов? — не поверила она. — Пусть даже все засекретили, неужели не нашлось ни одной пропавшей жены генерала или дочери мэра?

— Чистки идут давно, — кратко ответил он.

— Невозможно заткнуть всех.

— Подумайте о том, что никто ничего не понимает, — раздраженно вздохнул он. — Даже мы, уж на что как близки к теме, не понимаем ни черта и вряд ли уже разберемся. Эта дрянь или прекратится в конце-концов или накроет всех с головой.

Алиса промолчала, мрачно вглядываясь в заснеженные улицы, но заметить что-то необычное не было никаких шансов. Если она помнила больницу только потому, что была кровно заинтересована сдать туда Варю, беда с другим пройдет мимо нее, потому что она не сможет вспомнить. Память подкидывала сюрпризы, заполняя выпавшее из нее пространство, как с тем же водителем такси. Даже Горюн не сразу вспомнил больницу. Так чего зря ездить и бессильно вглядываться в знакомые места?

— Так много вопросов, — тихо сказала она, размышляя, сорвется ли Горюн, если она скажет, что эта поездка бесполезна. — Например, почему такого не было с Вереском? Почему все помнили, что дети пропали? Если эти случаи — одно и то же, то… в чем разница. Почему в одном случае такой скандал, а в другом — тишина?

— А почему во время игр в Вереске был сильный выброс от обычной, лишенной дара девчонки, а тут нет? — раздраженно задал он встречный вопрос.

— Вы сказали, что это не обязательно связано…

— Отталкиваться надо хоть от чего-то, — поморщился он. — Чернова, у меня нет ответов на ваши вопросы. Черт, это бесполезно. Вы помните хоть что-то, замечаете исчезнувшие магазины?

Алиса мрачно покачала головой.

— И не вспомню, — уверенно сказала она. — Если мне это место не будет жизненно важно. Вы… вы были правы, нам остается только искать следы в интернете.

Эта поездка была изначально обречена на провал, Алиса не представляла, чего ждал от нее Горюн и зачем попросил ее с ним прокатиться. Это было… приятно, конечно. Но незримая неловкость разлилась между ними, стоило обоим лишиться рабочей обстановки. Она могла бы задать еще много вопросов, мозг то и дело выцеплял нестыковки в мешанине событий, но ответов не было ни у кого. Разве что только у того, кто за этим стоял. Но неужели это возможно? Может ли существовать человек, сумевший организовать эти катастрофы? И если это терроризм, то почему никто не берет за него ответственность? Ничего не требует. События просто бьют по столице, как молот по бронированному стеклу, оставляя трещины. Пока стекло держалось, но в конце-концов все рухнет им на головы. Или, может быть, стоит взять в расчет туда странную теорию Горюна о Суроззских топях. Что город не разрушен, а — у нее перехватило дыхание — просто закуклился в отдельной, искусственно созданной… что? Реальности? Но Алиса не верила в это, эта фантастика подойдет для дешевого развлекательного фэнтези. И столько крови там тоже никогда не будет. Зато будет смешная история о любви.

Вот только у них все наоборот.

Если в ближайшее время не появится никаких ответов… то что? Снова вопрос.

— Выкиньте из головы, Чернова, — мрачно сказал Горюн, словно угадав ход ее мыслей. — Единственно, что вы можете — поглощать выбросы и стараться быть в строю. Я отвезу вас домой, а завтра посмотрите другую квартиру.

Она кинула и долго всматривалась в его мрачное лицо.

— С ней ведь все в порядке, да? — просто спросила она. — Просто… ну, вы просто хотите, чтобы как меньше людей знало, где я живу, так?

— Надо же, какая проницательность, Чернова.

* * *

Ночью она проснулась от криков за окном и близкого зарева пожара. Ничего не понимая, Алиса вскочила с дивна и бросилась к окну. За домами, всего в паре улиц, там, где находился огромный спортзал с бассейном и парочка баров, все полыхало.

И в голове, в голове щелкало так, что зубы ныли.

А телефон за ее спиной разрывался вызовом. Звонил Горюн, но, подумав пару секунд, Алиса забросила его в карман куртки, наспех оделась и выскочила на улицу. Автоматически анализирующий происходящее мозг посчитал ответ лишней тратой сил. Она и так скоро будет на месте, и Горюн будет. Там и встретятся. Пусть он наорет, пусть. Главное — успеть сейчас, пока не рвануло. Хотя, похоже, уже поздно. Почему она не проснулась раньше?

На улице разбуженные соседи собрались в небольшие, недовольные нахохлившиеся стайки.

Алиса мчалась так быстро, поскальзываясь на оледеневших дорогах, что едва не упала, но добраться до места было важнее травм и ушибов. Если она успеет — спасет несколько жизней и даст спасателям и пожарным безопасно сделать свою работу. Потом, утром, ей будет плохо, но пусть. Когда ей в последний раз было хорошо? Давно. Никогда, пожалуй.

Небольшая улочка была оцеплена военными, повсюду стояли пожарные машины и кареты скорой помощи. Работа кипела. Алиса наскоро показала значок остановившему ее гвардейцу и ворвалась в самую гущу.

На самом деле, этого не требовалось, можно было постоять в стороне, раз в голове щелкало еще дома, она могла стоять даже там, но чем больше концентрация сил, тем легче заполнить ими себя здесь, тем меньше останется для новых пожаров. Она даже ничего не чувствовала, не понимая спросонья, что случилось. Дома горели, обдавая лицо нестерпимым жаром. Всюду сновали люди, кричали надрывно от боли, воздух чуть выше глаз раскалился, дрожа маревом и вливаясь в легкие раскаленным газом.

Силы было слишком много, чересчур. Может, и стоило ответить Горюну. Спросить, когда он приедет. И как он узнал, ведь вызов поступил, скорее всего, спасателям и пожарным. И что здесь делают военные? Снова эти вопросы.

Алиса торопливо вытащила телефон, но ее окликнули. Голос был знаком, и сквозь слезящиеся глаза она узнала спешащего к ней человека.

Марк, тот самый ликвидатор, что не выдержал отката в один из прошлых их совместных вызовов. Неужели он уже восстановился? Так быстро. Ведь Игорь все еще приходил в себя.

— Что ты тут? — спросил он. Лицо, бледное и воспаленное на фоне оранжевого зарева горящих домов, казалось предсмертной маской.

— Живу рядом. Откат даже там чувствуется. Что тут… что тут случилось? — их потеснили пожарные, и Алиса закашлялась. Но было все равно, чувство самосохранения отключилось, глядя на держащегося Марка, она поняла, что продержится еще долго. Если уж он на ногах…

— Не знаю. Сюда вызвали всех, но мало кто еще появился. Ты одна, где Горюн?

Она чертыхнулась и перезвонила, но на этот раз в ответ услышала только короткие гудки.

— Наверное, едет. Как ты, сможешь еще поработать?

Он кивнул и разговор закончился. Им не о чем было говорить. Если нет информации, нужно работать и не мешать остальным. А разговоры… они подождут, когда все закончится, она, возможно, попросит Горюна помочь ей. А может, и нет…

Они отшатнулись и спрятались за военный грузовик, когда рухнул дом, погребая под собой, возможно, уже мертвых жильцов. Искры и угли заполнили собой освободившееся пространство словно лава. Люди бежали от пламени, прыская по сторонам как муравьи, а Алиса, выглядывая из-за грузовика, бессильно смотрела на это. Ей не привыкать было к чувству, что она ничем не может помочь, не может погасить пламя, не может вытащить человека из завала. Ее работа была другого порядка, странная, но нужная.

И, тем не менее, вдалеке вспыхнуло что-то еще, она прикрылась рукой от яркого света, слыша в голове бесчисленные щелчки.

— До сих пор, — едва слышно охнул Марк. — От кого идут всплески? Если он так и будет продолжать, то лучше…

Он замолчал, а Алиса оглянулась на него.

— Вырубить? — понимающе спросила она. — Ты прав. Но здесь мы ничего не поймем. Ты… если что уходи, я справлюсь, а тебе, наверное, не захочется снова лежать в больнице.

Эта фраза истощила все внутренние ресурсы, что еще оставались. Больше она вряд ли что-то скажет.

А пожарные тем временем вернулись к рухнувшему дому и поливали руины пеной. В горячем воздухе отчетливо воняло гарью и кровью, хотя Алиса так и не смогла понять, как именно она пахнет. Просто кровью и все, как в Сосновом Яре, там тоже ей разило.

Наверное, Марк кивнул, но она ничего не увидела, потому что смотрела на полыхающую улицу. Пожары пытались тушить, но их было слишком много — несколько домов с обеих сторон дороги, позже здесь будет тихо и мертво. Но не сейчас.

— Они хотят сделать водную преграду, — сказал ей Марк.

— Что?

— Магия, — почти прошептал он. — Ненавижу магию, это все из-за нее. Они перекроют этот район водой.

Лучше бы воздух выкачали, — равнодушно подумала Алиса. — Что за ерунда. Почему именно вода. Это ведь так затратно, никаких сил не хватит продержать стену хотя бы часов пять.

Но ее никто не спрашивал, и следующие полчаса, под щелканье в голове и наступающую апатию, они наблюдали, как к месту подтягиваются люди. Много людей — исключительно в гражданском, наблюдали, как эвакуируют тех, кто умудрился не сбежать до этого. Слышала, как ей звонил Горюн, и даже смогла пролепетать в трубку, что она месте и ждет его. Он кричал ей в ответ какие-то слова, но в голове так громко щелкало, что Алиса их не понимала. Марк, который так и не ушел, уже лежал рядом с ней без сознания, но у нее не хватало сил кого-то позвать. Она знала, что Горюн придет и разберется, а она… она уже не могла. Бездна внутри разверзлась в ней и тянула на дно. И Алиса беспрекословно туда падала.

Водная стена оказалась очень зрелищной. Сияющий отражениями водопад поднялся с земли и тут же застыл коркой льда. Теперь они оказались заперты внутри. Вместе с чем-то еще.

Алиса смотрела на мир, не веря ни своим глазам, ни чувствам. Но, тем не менее, это были ответы на все их вопросы, все, что мучили их столько времени. Все до единого, нужно только шагнуть и рассмотреть их ближе. Она протянула руку, но видение оказалось обманчиво далеко. Она не знала что это, но, несомненно, когда придет в себя, когда щелканье прекратится, когда голова сможет соображать, все поймет. Вот только сделает ли с этим что-то?

А потом стена взорвалась, и последний вопрос, который успела задать себе Алиса, это — откуда Марк узнал, что они хотят сделать водную стену. Ведь он все время был рядом с ней.