Царь царей (джен)

Он провел на троне тысячи лет, и в эти тысячи лет его размазанное по Паутине сознание лишь пару раз смогло уцепиться за реальный мир. Но всё же этого было достаточно, чтобы знать, что человечество еще борется.

Еще через многие тысячи лет Астрономикон внезапно погас.

Все попытки Императора влить толику своих и без того умалившихся сил в машину, чтобы воскресить хотя бы слабое свечение, были бесплодными, как и его попытки быть услышанным. Ему оставалось только сдерживать демонов и надеяться.

Спустя другие тысячи лет Император с удивлением понял, что демоны кончились. Паутина была абсолютно пустынна, но освободиться он не мог: Золотой Трон с неуничтожимой надежностью археотеха продолжал перекачивать его силы в древнюю структуру.

Император снова кричал. Разумеется, его никто не слышал.

Еще через многие тысячи лет энтропия наконец-то стала овладевать и механизмами Золотого Трона. В его работе наконец-то случилась ничтожная заминка. Ничтожной, её всё же хватило, чтобы Император сумел умереть.

Он воскрес на поверхности Терры, вновь облеченный могуществом. Вокруг не было ничего, кроме планетарного мегаполиса, обратившегося в пыль. Вот сколько прошло времени.

Его окружала пустыня, и точно такая же пустыня раскинулась в психическом пространстве. Ни следа ни человека, ни ксеноса, ни демона — ничего во всей системе, от солнца до облака Оорта. Быстро опустилась ночь, и Император увидел Галактику, огромную спираль, свернувшуюся во тьме. Небо изменилось так, как оно не могло бы измениться в результате естественных процессов.

На второй день он достиг небольшого оазиса, укрытого тенью скал. В нем были вода, мхи и несколько зеленых ростков. Всё. Императору, поддерживаемому невообразимой психической мощью, не докучали ни голод, ни жажда, но всё же он напился.

Этот оазис был первым не-песком, что встретил Император. Если тут и сохранились остатки цивилизации, то все они были глубоко погребены под пустыней. В эту же ночь, когда снова взошла Галактика, он отправил в её сторону ярчайший психический зов. Впрочем, он не знал, есть ли там кто-то, кто мог его услышать.

Спустя три дня — три дня бесплодных поисков, когда Император уже было решил поднимать пески мыслью и волей — на фоне Галактики он увидел искру. Искра ярко горела в эфирном пространстве, сияние её стремительно нарастало. Это происходило потому, что она приближалась; она зажглась куда раньше, но достаточно близко, чтобы быть видимой, оказалась только сейчас.

Император следил за её полетом. Спустя шестьдесят четыре часа искра — корабль — вышла из варпа в Солнечной Системе. Она летела быстрее любого известного Императору корабля и вскоре достигла Терры и начала спускаться.

Император не скрывал своего присутствия, и корабль безошибочно опускался к нему. К этому времени Император уже знал, что на небольшом судне четверо людей, каждый из которых обладал ощутимым психическим потенциалом.

На то, чтобы убить их, у Императора ушло бы не больше пары секунд.

Впрочем, пока он не чувствовал ни угрозы, ни порчи Хаоса и потому воздержался от насилия.

Серебряный корабль изящной незнакомой конструкции приземлился в паре сотен метров от него. Император приблизился, а тем временем на песок Терры ступили люди. Они были молоды, здоровы и смотрели только с любопытством, без малейшей тени страха. Император не скрывал своего психического присутствия, но с момента появления людей в системе умерил сияние и спрятал свою подлинную суть. Удивленное молчание длилось недолго — иной человек с волосами цвета молодой листвы воскликнул: "Жесть, чувак, как тебя сюда занесло?"

Император только улыбнулся им, не разжимая губ. Еще секунда — и на том же языке, лишь отдаленно напоминавшем готик, он ответил:

— Это неважно. Подойдите ближе.

Они подошли. Император спросил:

— Какой сейчас год?

— Ну... — потянула рыжая девчонка, не ожидавшая такого вопроса, — сто тридцать девятый, — и, сама не зная почему (а Император, конечно, прекрасно знал), добавила: — Двадцать пять тыщ сто тридцать девятый.

— От чего?

— Ты тут все двадцать пять тыщ, что ли, просидел? — перебил зеленоволосый. — Жесть, чувак, серьезно, ты же старше даже седого Сана будешь...

— Да ну, он шутит, наверн, или просто совсем мхом... — другой подросток огляделся и поправился: — Песком тут порос, бывает же такая херня, когда психические меморайзеры сбоят, и даты на всех воспоминаниях слетают.

— Да не выглядит он свихнувшимся, — заметила рыжая. — Я вообще не вижу у него меморайзеров.

Темный внимательный взгляд Императора проникал куда глубже, чем они могли представить.

Маленькая девчушка, до этого молчавшая, потянула подругу за рукав: "Невежливо это, его обсуждать при нем," — сказала она своим друзьям — и только им — мысленно. Император, конечно, слышал. Он вновь заговорил, и от звука его голоса, негромкого и громкого одновременно, эти люди замолкли. Голос сказал им:

— Подойдите ближе.

Они подошли.

— Что вы знаете об Империуме Человечества? — спросил Император.

Они попытались вспомнить. Император смотрел, как они вспоминали, но не помешал сказать:

— Это такое государство, которое было тыщ семьдесят тому назад.

— У мя на экзамене вопрос был про Вэ Рэ, — так он сокращал "Великую Реформацию Империума" — поделился зеленоволосый и с гордостью добавил: — Я завалил.

Они почти спросили, а не связан ли отшельник с пустынной планеты с Империумом, которым он интересовался, но этих мыслей Император не позволил им подумать.

— А что же Терра?

— Она была утеряна в Позднем Империуме там.

— Со всей системой в варп засосало, — уточнила рыжая. Император уже не смотрел на них — его темный взгляд падал на их красивый серебристый кораблик. Рыжей девчонки хватило, чтобы вернуться к тем вопросам, что они должны были задать: — Вы в порядке? А как вы потерпели крушение? А ваш корабль можно починить?

Они не были из служб спасения — беззаботные и безрассудные, они просто развлекались полетами на задворках Галактики, поймали сигнал, поспешили на помощь и успели первыми. Им было несколько десятков лет, но и по меркам своей цивилизации и по сути своей они были еще подростками.

— Подойдите ближе, — приказал Император.

Они подошли. Он всмотрелся в них, в их желание помочь, напрочь лишенное всякого страха, и скорректировал предыдущее утверждение. Нет, не подростками они были — детьми. Детьми, не знавшими ни войны, ни смерти. И отдавая этим детям следующий приказ, Император уже не скрывал свою суть:

— Подумайте о своем мире.

Они подумали — а он посмотрел им в глаза и глубже. Пока он смотрел, солнце успело сместиться на небе, и поднявшийся ветер присыпал их ноги белым песком.

— Вот как, — устало сказал Император, и их отпустило. Они покачнулись, затем подняли глаза на Императора, всё моментально поняли и — и несмело потянулись к нему. Император отшатнулся.

Они не знали истории и не знали, кто перед ними, поняли только, что он оттуда, из того темного страшного времени. И последнего, несмотря на то что он с ними делал, оказалось для них достаточно, чтобы сострадать. Какими они были глупыми детьми — какими добрыми они были детьми.

Император отвел взгляд, посоветовал:

— Лучше летите домой.

— А вы?

— Я увидел всё, что когда-то хотел увидеть.

Прежде чем он отвернулся от них, маленькая девчушка просто, как будто не было в этом ничего такого, подошла к нему, взяла за руку и потянула к кораблю. Император не сдвинулся ни на дюйм, конечно. "Пожалуйста," — сказала она. Они все смотрели на него, и они все хотели ему помочь. Они считали, что ему нужно помочь.

Император мягко разжал державшую его ручку и качнул головой.

— Мне нужно побыть одному.

Они ощутили его горечь, и они поняли и это.

— Но, — твердо сказала рыжая, — мы вернемся. Очень скоро.

— И вообще припасов у нас дофига, воздух тутки нормальный, — добавил зеленоволосый. — Так что мы еще побудем — кто еще может похвастаться, что был в таком месте. Если вдруг... если вдруг чо... заходите...

— Дверь открыта, — присоединился к нему другой мальчик.

— Да, дверь открыта.

Император молчал. В их мыслях он читал почти что жалость. Он её не понимал. Дети робко улыбнулись ему и тихо отступили, оставляя наедине со своими мыслями. Солнце опускалось всё ниже и ниже.

Тот, кто был Императором Человечества, стоял в пустыне, отбрасывая длинную тень. Его глаза теперь не видели ни детей, ни корабля — только далекие войны сорокового тысячелетия, только единственное, что знало его сердце. Тьма опустилась прежде, чем он вновь пошевелился.

Он наклонился, коснулся земли Терры, сжал её в кулаке, поднялся. И песок — прах людской — просыпался чрез его пальцы.