Шесть «наполеонов», или Пендибуль миссис Хадсон (джен)

Ясным апрельским днем 1913 года Шерлок Холмс, изрядно постаревший и одетый, как подобает провинциальному джентльмену в годах, возник на пороге моей квартиры. На какой-то миг я по привычке восхитился его идеальной маскировкой, но потом с грустью понял, что это не маскировка — просто мы очень давно не виделись, и он сильно изменился, проводя год за годом на своей пасеке в Суссексе…

— Ба, дружище, кого я вижу! — я от души обнял его.

— Ватсон, вы почти не изменились! — я знал, что Холмс льстит мне, ведь я основательно располнел, но все равно такие слова были бальзамом для моего сердца.

Приехав по делам в Лондон, Холмс решил, пользуясь случаем, навестить меня. И как выяснилось, не только меня. Он предложил мне вдвоем нанести визит миссис Хадсон — та жила сейчас на окраине столицы. И вот уже кэб мчит нас по аккуратным улочкам Ноттинг-Хилла…

Миссис Хадсон сидела в кресле-качалке у камина. Она постарела еще больше, чем мой друг. Сколько ей уже было — семьдесят пять, восемьдесят? Ее молоденькая компаньонка — мисс Тёрнер, как она представилась нам, — шепотом объяснила, что миссис Хадсон страдает старческой забывчивостью и за ней нужен глаз да глаз. Но добавила, что при этом хозяйка дома обладает прекрасным для ее возраста зрением, а также не утратила своей любви к кулинарии и рукоделию.

Когда мы вошли и поздоровались, я опасался, что миссис Хадсон не узнает нас с Холмсом, но она приветливо улыбнулась и надтреснутым голосом поприветствовала нас обоих, назвав по именам. Холмс улыбнулся, а у меня на глаза навернулись слезы.

Старушка показала нам изделие, которое она только что закончила. Это была очаровательная вышитая безделушка, нечто вроде набитой ватой подвески — с петелькой наверху и кисточкой внизу. Необычной была ее форма — треугольник, два угла которого были завернуты назад и связаны там ленточкой. Словно преступник с руками, заломленными за спину. Миссис Хадсон объяснила, что эта вещица называется «пендибуль» и ее можно использовать в качестве игольницы или елочной игрушки. И добавила, что вышила ее для своей дорогой мисс Тёрнер.

За чаем с молоком неспешно потекла беседа — о погоде, о политике, о давних делах Холмса… Я заметил, что компаньонка хозяйки порывается что-то сказать нам, но сдерживается.

Холмс выразил желание осмотреть садик за домом, попросил мисс Тёрнер показать его нам и поманил меня за собой. Там, под цветущей яблоней, девушка рассказала, что на днях произошел неприятный случай, и она надеется, что прославленный сыщик, раз уж он попал сюда в гости, даст ей совет.

Недавно они с женихом договорились о помолвке, и вчера он должен был торжественно преподнести ей кольцо. Он вхож в дом и хорошо знаком с миссис Хадсон, поэтому та решила внести свой вклад в это событие — устроить небольшой праздничный ужин и самолично испечь пирожные «наполеон», рецепт которых она вырезала из воскресной газеты. Мода на эти кондитерские изделия недавно пришла из России, где в прошлом году торжественно отпраздновали столетие победы над Бонапартом.

Я пару раз видел такие пирожные на званых обедах. Они были треугольные, по аналогии с головным убором знаменитого императора, и слоеные — не иначе как в память о высоких берегах острова Святой Елены.

А компаньонка между тем продолжала свой рассказ… Вспомнив о знаменитом деле Холмса под названием «Шесть Наполеонов», миссис Хадсон решила испечь шесть таких пирожных. А жениху пришла в голову счастливая, как ему казалось, мысль спрятать кольцо в одно из них и преподнести его невесте в таком виде на скромном ужине, устроенном в доме миссис Хадсон. Так он и поступил: утром вручил кольцо миссис Хадсон, чтобы она спрятала его в одно из пирожных, а вечером, за столом, взял из ее рук тарелочку с «наполеоном» и протянул невесте. Но мисс Тёрнер, аккуратно съев пирожное, не обнаружила там кольца… Встревоженные влюбленные вместе с хозяйкой дома разрезали на мелкие части и съели остальные пять пирожных. Кольца не было ни в одном из них!

— А что же миссис Хадсон? — воскликнул я.

— Вчера она очень сокрушалась… На наши вопросы о том, куда она положила кольцо, она отвечала, что еще не настолько стара, чтобы спутать с чем-то треуголку Бонапарта.

— А сегодня? — спросил Холмс.

— А сегодня она уже начисто забыла и о кольце, и о пирожных, — печально ответила девушка.

Холмс повернулся и пошел в дом. Я в недоумении двинулся за ним. Неужели он ничем не поможет мисс Тёрнер? Та шла рядом, понурившись, — видимо, наши мысли совпадали.

Войдя в гостиную, мой друг попросил у миссис Хадсон разрешения взять маленькие ножницы и ту самую безделушку, которую она вышила для компаньонки. Вручив и то, и другое мисс Тёрнер, он сказала ей:

— Распорите эту вещь и вытряхните набивку.

Мисс Тёрнер повиновалась. Под непонимающими взглядами — моим и миссис Хадсон — она осторожно распорола пендибуль и вывернула его. На стол выпали клочки ваты и тихо звякнувшее обручальное кольцо. Женщины ахнули, а я в полном изумлении вскричал:

— Но как, Холмс?

— Элементарно, мой друг… Миссис Хадсон, судя по ее словам, помнила, что кольцо нужно спрятать в «треуголку Бонапарта». Но перепутала «треуголки»: вместо пирожного спрятала кольцо в пендибуль. Форма-то у них одинаковая. А потом просто-напросто забыла об этом…

По пути домой, в кэбе, я встревоженно спросил Холмса, не обидели ли мы нашу дорогую миссис Хадсон разгадкой этого маленького дела.

— Не думаю, Ватсон… Не далее как завтра она забудет и об этом деле, и о нашем визите.

Я вздохнул и опустил голову. Мой друг, как всегда, был абсолютно прав.