Избыточная реакция (джен)

— Что случилось? — спросила Элли, с трудом выдираясь из-под пилотского кресла. Вообще-то фраза была куда длиннее. И цветистее. И содержала как минимум три загиба. Но ретранслятор в ее комбезе был бетанский, с лицензионной прошивкой, а потому при переводе на интерлингву автоматически отфильтровывал все, содержащее хотя бы малейший намек на дискриминацию по половым, расовым, религиозным, финансовым, валидным, возрастным, гендерным или интеллектуальным признакам. От второй фразы транслятор оставил лишь: «Какого?!» и «Куда!?», хотя по поводу «Ты нас…» и выразил определенные сомнения кратеньким попискиванием, прежде чем Элли догадалась ткнуть в него подбородком, вырубая. С Питером и Киу Те они и так друг друга понимают отлично, а послу такое слушать, пожалуй, что и вообще не надо, во избежание межпланетного скандала. Он и так, бедолага, на нервах весь.

— Дык это… — пожал плечами Пит, морщась и потирая височный имплант. — Вилка, походу, — и добавил с некоторым сомнением в голосе: — Стабильная…

Про «повезло» он добавлять не стал, хотя и мог бы: стабильные ответвления от основных ПВ-туннелей попадались так же часто, как и девственницы в портовых кабаках, набитых пьяными наемниками, — и столь же долго сохраняли свое изначальное состояние. А корабль, вышедший из нестабильного туннеля, как правило, напоминал оплавленный и сжатый под чудовищным давлением мячик для пинг-понга и был приблизительно такого же размера. Только тяжелый очень.

Питер сидел с закрытыми глазами — проводил экстренную диагностику корабельных систем изнутри, и Элли не стала ему мешать. Выпрямилась, опираясь о спинку кресла и стараясь не шипеть даже на вдохе — спиной приложило знатно, но ребра целы, а значит, и ныть нечего. Сама виновата, надо было пристегиваться. Или хотя бы подождать с кофе до конца прыжка. Хорошо еще, что крутануло раньше, чем успела набрать в кружку кипятка, а то к ушибу добавился бы еще и ожог.

Питер снова потер виски, словно у него раскалывалась голова — впрочем, вполне возможно, что так оно и было: мозг пилота во время прыжка един с корабельным, и мигрень — самое естественное следствие любого нарушения штатной работы. А более внештатную ситуацию, чем спонтанный проход (а точнее сказать — продирание) по незнакомой и неотлаженной траектории, пожалуй, придумать было бы трудновато. Бросив быстрый взгляд в сторону левого кресла и убедившись, что с послом все в порядке (пристегнут, конечности на месте, несовместимых с жизнью травм не наблюдается, совместимых — увы! — тоже), Элли похромала направо, к креслу Киу.

Киу пилотом не был и потому глаз не закрывал, с любопытством разглядывая выведенную на обзорный экран звездную панораму. Вообще-то по документам (бетанским, на минуточку!) этот рослый молчаливый блондин проходил как Кьюберт Тедди, но с самого начала просил всех называть его именно Киу Те. Так, мол, ему привычнее. Ну, привычнее так привычнее, остальные тоже быстро привыкли — мало ли у кого какие тараканы? Нового сержанта желтого отряда десантников вон вообще зовут Конфеткой, но зубоскалить по этому поводу охота отпадает у всех, кто хоть раз того сержанта видел вблизи. Киу был отличным бойцом — и с точки зрения любого умного командира (а адмирал дендарийских наемников не без оснований была склонна причислять себя к таковым) это с лихвой искупало все его мелкие странности.

Элли навалилась грудью на спинку кресла Киу (так спина меньше ныла) и тоже уставилась на экран, пытаясь обнаружить реперные точки. Напрасно. Рисунки созвездий были совершенно не знакомы.

— Ну и куда нас выкинуло?

В сторону полномочного и всего из себя такого важного афонского посла Элли старалась лишний раз не смотреть, но и так чувствовала затылком его взгляд, полный одновременно паники и торжества. Посол подозревал ее с самой первой встречи, подозревал во всем и всегда, не прерывая этого занятия ни на секунду; вот и сейчас наверняка пребывал в полной уверенности, что туннельная развилка — дело рук Элли, наконец-то сбросившей маску и приступившей к реализации своих злодейских замыслов. То, что Элли оказалась единственной пострадавшей, он наверняка приписал типично женскому коварству, а также наивной попытке отвести от себя подозрения. Посол был с Афона, и это многое объясняло. Хотя и не оправдывало — во всяком случае, с точки зрения Элли, которой за последние две недели до смерти надоело оберегать трепетную и ранимую душевную организацию дипломата-женоненавистника.

* * *

Новая Юрюзань Дэну не понравилась сразу. Еще до того, как он попытался проложить к ней маршрут — и понял, что из-за этой одной точки придется не только добавлять три новых прыжка, но и полностью ломать всю ранее построенную трассу. Еще даже до того, как название услышал и вообще узнал, что существует такая планетка. Вот как только Станислав Федотович в пультогостиную вошел (вразвалочку так вошел, засунув руки в карманы и беспечно насвистывая фривольный мотивчик), вот как только бросил преувеличенно жизнерадостным тоном:

— О! Вот вы где! Добрый вечер, ребята!

Вот так сразу Дэну все резко нравиться и перестало.

Потому что капитан врал.

Потому что вечер для капитана, похоже, вовсе не был таким уж добрым. Да и сам Станислав Федотович тоже вовсе не был ни беспечен, ни весел — он был собран и напряжен, как перетянутая струна. Немного смущен, куда больше раздражен и очень-очень сердит — Дэн даже чуть не перешел на автомате в боевой режим, когда просканировал и понял, насколько. Но удержался. Если бы Станиславу Федотовичу нужна была немедленная помощь боевого киборга — он бы так и сообщил. А раз притворяется спокойным и беззаботным — значит, дело не срочное и не стоит пугать остальных.

— Добрый вечер, Станислав Федотович. — Дэн не стал вскакивать с диванчика, выдержал тон нейтральным-флегматичным и поздоровался за всех, потому что ни Теодор, ни Ланс так и не соизволили оторваться от симулятора. Дуэль их истребителей перешла в заключительную фазу, астероидный поток густел по мере приближения к базе, которую один защищал, а второй пытался взять на абордаж, боезапас у обоих был израсходован на три четверти и счет шел на секунды. Тут не до вежливости с капитаном, зачем-то решившим посетить пультогостиную в столь напряженный момент.

— А я вот чайку решил попить! — продолжил капитан все тем же преувеличенно жизнерадостным тоном, фальшивым настолько, что на этот раз проняло даже Теодора. Пилот дернулся и на секунду отвлекся от экрана, чтобы глянуть — все ли с капитаном в порядке и капитан ли это вообще замер у чайника с кружкой наперевес?

— Станислав Федотович, а с вами все… Твою ж мать!!! Так нечестно!

Последние высказывания были обращены к Лансу, не упустившему удобного случая и влепившему полную обойму инерционных торпед зазевавшемуся кораблику противника прямо под удобно подставленные сопла. Ланс относился к играм куда серьезнее, особенно к таким играм, где можно летать.

Дэн смотрел на капитана в упор. Капитан смотрел в обзорный иллюминатор, словно надеялся разглядеть там что-то помимо черноты, утыканной острыми иглами звезд. Местная станция гашения располагалась на границе системы, а «Космический Мозгоед» вынырнул из червоточины аккурат с противоположной стороны и теперь огибал желтый карлик. Больше суток полета, разглядеть пока невозможно не только саму станцию, но и планету, на орбите которой она пришвартована. Но капитан упорно таращился в темноту, напряженно сжимая в руке чашку. И улыбался.

Дэн почувствовал, как мурашками стягивает кожу на затылке, а в кровь безо всякой команды со стороны процессора выбрасывается изрядная доза норадреналина — точно такую же улыбку, больше похожую на оскал, Дэн видел на лице капитана только один раз. Еще на Степянке. И страшно ему тогда стало точно так же…

Переход в боевой режим. Тотальное сканирование корабля. «Опасность? Нужна помощь?» — «Ланс, сидеть!» Маша, скан по параметрам! Ну?!

Результат отрицательный.

Ф-фух… Выход из боевого режима. «Ланс, все в порядке. Ошибочка вышла. Извини». Мощности собственного сканера Дэна могло и не хватить на самые дальние закоулки двигательного отсека, но от внимания корабельного искина может спрятаться разве что щурек, да и то только дохлый. И если Маша утверждает, что никаких лишних сорванных боевых киборгов на борту корабля нет, значит, их там действительно нет, и капитан так улыбается не по этому поводу.

Переход в боевой режим и обратно вместе со сканированием длились долю секунды, никто, кроме Ланса, и заметить не успел. Дэн по-прежнему сидел в углу диванчика и надеялся, что изображать спокойствие и беззаботность у него получается лучше, чем у Станислава Федотовича.

Капитан меж тем вышел из ступора, зачем-то потыкал кружкой в кофеварку, заметил рассеянно и невпопад:

— Да-да, все в порядке… Вы играйте, ребята, играйте, я только чайку…

Два кресла (пилотское и навигаторское, временно оккупированное Лансом) скрипнули в унисон — и на капитана в упор уставились уже три пары глаз. Хотя Ланс на чуть приотстал, предварительно стрельнув короткими вопросительными взглядами сначала в Теодора, потом в Дэна, и только потом повернув голову в сторону Станислава Федотовича с типично лансовой недоуменной покорностью: ну раз все смотрят, то, наверное, мне тоже надо?

— Станислав Федотович, — осторожно поинтересовался Теодор, — а с вами точно все в порядке?

Капитан наконец отвлекся от сосредоточенного созерцания пустоты, занервничал, еще крепче вцепился в кружку и рявкнул:

— Да что же мне теперь, даже чая попить нельзя, что ли?! Совсем распустились, м-мозгоеды!

После чего демонстративно прошагал к столу, аккуратно водрузил на него кружку и плюхнулся на первый попавшийся стул. И снова замер. Теперь уставившись уже на кружку.

— Да можно, можно, нам-то чего… — пожал плечами успокоившийся Теодор, разворачиваясь обратно к экрану, на котором светилось обидное «гейм овер, лузер!»: рявкающий ни с того ни с сего и вообще ведущий себя нелогично капитан выглядел куда более нормальным и привычным, чем капитан извиняющийся, причем так бодренько и жизнерадостно. — Да мы вообще тут с Лансом не доиграли… Эй, а где Ланс?

Ланса в пультогостиной уже не было, а значит, не было и возможности отыграться. Теодор честно попереживал по этому поводу некоторое время, секунд пятнадцать, а потом нацепил наушники и вернулся к игре, уже в одиночку.

Дэн смотрел на капитана. Капитан смотрел на кружку. Пустую — кипятка он в нее так и не налил, хотя и бросил шарик заварки.

Капитан колебался. Хотел поговорить о чем-то важном — и одновременно не хотел. И никак не мог принять решение — не по поводу разговора, о чем-то другом, но не менее важном. Капитан не мог не понимать, что Дэн сразу же считает его состояние, — но при этом пришел в пультогостиную. Значит, именно с Дэном он и хотел поговорить. Но так, чтобы не слышал Теодор…

О чем?

Дэн зябко передернул плечами и пожалел, что свитер остался в каюте. Нет, в пультогостиной вовсе не было холодно, климат-контроль работал на славу, поддерживая внутри корабля оптимальную рабочую температуру в двадцать пять градусов, и кутаться в клетчатый плед, которым застилали вызывающе розовый диванчик, было как-то совсем уж глупо. Но хотелось. Очень. Вот при одном только взгляде на мрачно уставившегося в пустую кружку капитана — так сразу и хотелось завернуться в этот плед по самые уши.

Потому что причин, по которым капитан хотел бы поговорить именно с Дэном, но так, чтобы остальные не слышали, было не так уж много. И ни одна из них Дэну не нравилась.

А еще больше ему не нравилось то, что капитан не пришел к нему в каюту или не позвал к себе. Если разговор предстоял трудный и касался бы лично навигатора и никого более, то последнее было бы самым логичным вариантом. Но капитан, похоже, хотел, чтобы остальные не только не слышали того, о чем пойдет речь, но и вообще не знали, что подобная беседа состоялась.

Раз такое дело, то понятно, что при всех Станислав Федотович говорить не станет. Скоро ужин, а потом долгие споры между Теодором и Полиной по поводу выбора фильма с последующим совместным его просмотром, в пультогостиной все время будет народ. Поговорить незаметно не получится точно. До самого позднего вечера, пока все не разойдутся по каютам.

Капитан, словно подслушав навигаторские мысли, решительно отодвинул стул и бодрым шагом покинул пультогостиную. Кружка так и осталась стоять на столе. Чуть помедлив, Дэн убрал ее обратно в шкафчик, вынув шарик заварки, конечно. Споласкивать не стал — кружка была чистой.

В тот вечер Дэн просидел в своем кресле до двух часов ночи, делая вид, что просматривает и сравнивает новые варианты маршрута, еще вчера выстроенного и одобренного и пилотом, и капитаном. Фильм давно кончился, все разошлись. Даже Тед, охотно махнувшийся с навигатором дежурством — все давно привыкли, что тот предпочитает ночные смены. Дэн сидел в пультогостиной один. Долго.

Но капитан так и не вышел. Хотя и не спал — если верить любезно предоставленной Машей биометрии.

Можно было постучаться самому; тем более что сейчас вероятность обнаружения этого остальными членами команды стремилась к нулю — в состоянии бодрствования, кроме капитана, пребывали только Михалыч и Ланс, но первый обретался в своем обожаемом машинном отделении, а от второго Дэн и так не собирался ничего скрывать. Можно было бы. Но...

Но ни одна из причин, по которой капитан мог бы возжелать поговорить именно с Дэном и именно тайно, Дэну не нравилась. Категорически. И он предпочел решить, что капитану виднее. Не хочет говорить? И хорошо. Наверное, просто причина не такая уж и важная. Наверное, оно и к лучшему, что поговорить днем не получилось.

О необходимости «незначительного изменения маршрута» с тем, чтобы заскочить на Новую Юрюзань, капитан сообщил уже утром, за завтраком. Причем сообщил мимоходом, как о чем-то незначительном и пустячном. И Дэну снова не понравился капитанский тон. Ну и сама эта Юрюзань в придачу не понравилась тоже. Еще до того, как он начал прокладывать к ней маршрут и убедился, что и на этот раз интуиция его не подвела.