В одном темном-темном замке (джен)

История о выбитых пробках

— Идея! — Дин Томас победным жестом вскинул над головой сжатый кулак.

Аудитория отреагировала вяло.

Ночь с пятого на двенадцатое сентября 1994 года (впоследствии вошедшая в историю Хогвартса как Трансильванская Промашка) тянулась уже достаточно долго, чтобы любые приходящие на ум идеи успели утратить свою свежесть. В особенности — мысль намылить шею Ли Джордану, чтобы в следующий раз соблюдал должную долготу слогов, раз уж вздумалось на проверочной работе по астрономии прикрывать транспортировку шпаргалки румынским наговором, вычитанным в старом альманахе . Эффект получился что надо: как будто у реальности разом выбило пробки. Факелы и свечи погасли, точно их водой облили, Люмос намертво заклинило, и даже звезды над Астрономической башней, казалось, поблекли. Результатом воцарившейся вслед за этим паники стали пять отдавленных ног, пара расквашенных носов, сорванный голос профессора Синистры и имевшая широкое хождение легенда о том, как Лаванду Браун одарил французским поцелуем некий благоухающий корицей и яблоками хулиган. «Как штрудель, что ли?» — ехидно интересовалась потом Джинни, но Лаванда лишь отворачивалась, надув пухлые губки.

В Большой зал уже стекались остальные классы. Кастовые рефлексы являли себя во всей красе. Хаффлпафф бестолково метался ослепшей отарой. Рэйвенкло затеял мозговой штурм. Гриффиндор искал, кто виноват. Слизерин хранил вид надменной невинности. Преподаватели при поддержке старост пытались поддерживать дисциплину, но в неверном сиянии звезд и привидений все зачинщики беспорядков были на одно лицо (преимущественно — на белокожее лукавое лицо близнецов Уизли). Ближе к полуночи подоспел спешно отозванный с магической конференции Дамблдор. В присутствии старого волшебника все сразу же наладилось. Ну, кроме освещения, конечно.

Спустя восемь часов утро так и не наступило. Вернее, оно пришло в Лондон и Эдинбург, в Годрикову Впадину и Хогсмид, но умудрилось бочком обойти окрестности Хогвартса. Были испробованы все известные британской магической науке контрчары и отвороты, но Джордан не поленился уколоть палец, и произнесенный на крови наговор держался, точно его гвоздями прибили. Каминные переговоры с румынским министерством несколько обнадежили: Валахскую Ночь, как выяснилось, мог успешно одолеть любой практикующий экзорцист-вампироборец. Правда, таковой существовал в единственном экземпляре и как раз уехал в недельный отпуск. И нет, отозвать его не было никакой возможности: сотрудничество сотрудничеством, а ценных специалистов обижать не следует. В общем, же не парле па инглиш, ферштейн?.. Хорошо хоть подсказали напоследок, что заклятье, кэпкэуны его знают по каким причинам, не распространяется на магловские керосиновые лампы.

Жить сразу же стало веселее, после обеда даже возобновились уроки. Правда, на зельеварении в отсутствии огня под котлами пришлось заняться теорией, и Снейп, которого воцарившаяся ламповая атмосфера раздражала почти до зубовного скрежета, умудрился завалить даже отчаянно сопротивлявшуюся академическому натиску Гермиону. С личным временем было хуже. На завтрак подали холодный драммак и фрукты, на обед — отбивные из сырой брюссельской капусты. Родители бомбардировали чад посылками с сухим пайком, совы надрывались, домовики скучали и с не предвещавшей добра завистью поглядывали на почтовых птиц. Сидеть в гостиных факультетов при потухших каминах оказалось не слишком уютно, а на передвижения по коридорам без сопровождения преподавателей был наложен строжайший запрет. Уж слишком часто после таких прогулок приходилось искать заблудившегося Невилла или лицезреть стыдливо разрумянившуюся Лаванду Браун, выплывавшую из очередного темного угла.

За шестеро не отличимых друг от друга суток гриффиндорцы перепробовали, кажется, все. Играли в волшебные шахматы, исчезающие карты, плюй-камни, вышибалочку, города, слова, правду или действие, а особо отчаянные — даже в бутылочку на раздевание (в случае Симуса Финнигана — на одевание). Загадывали загадки, пели песни, травили старые анекдоты. Даже попытались поставить пьесу, но дело не продвинулось дальше разногласий внутри труппы: Гермиона отказывалась играть чернокожую героиню, Дин и Анджелина обвиняли ее в расизме, близнецы забрасывали спорящих двусмысленными шуточками, младшие ученики хихикали, портреты в некотором обалдении смотрели со стен... И вот, когда окончательно измучившиеся мальчишки-четверокурсники от безысходности отправились спать и даже прикрутили до минимума фитиль прихваченной с собой лампы — новая идея.

— Что еще? — вяло спросил Гарри.

— Мы… ну, то есть маглы, когда сидят без света, рассказывают друг другу страшные истории, — замогильно взвыв на последних двух словах, пояснил Дин. И, увидев, что его по-прежнему не понимают, пояснил еще раз: — Знаете, те, про маньяков или зомби. И непременно нужно, чтобы в самый пугающий момент кто-то хватал тебя в темноте за колено.

— А вот с этого места подробнее! — пискнул из угла девичий голос.

— Лаванда?! — Гарри в ужасе натянул одеяло до самого подбородка, пряча старенькие боксеры. — Что ты здесь делаешь? Это же мужская спальня!

— Ах, да разве разберешь в таких-то потемках! — с непередаваемой величавостью ответила та.

— Я как раз, кажется, знаю одну неплохую историю, — дипломатично вклинился в воцарившееся неловкое молчание Симус. — Мне бабушка рассказывала. Слушайте! — выдержав приличествующую случаю тревожную паузу, он начал.

История о проклятом доме

— Случилось это очень-очень давно. Рядом с бабушкиной деревней стоял старый заброшенный дом...

— Как Визжащая хижина? — нервно вклинился уже начавший дрожать Невилл.

— Нет, не как Визжащая хижина, — с преувеличенным терпением отозвался Симус. — По-настоящему ветхий и пугающий дом. И каждую ночь в нем горел свет. Однажды соседские дети сговорились пойти и посмотреть, кто живет в этом доме. Но когда они вошли, дверь вдруг ИСЧЕЗЛА! И раздался страшный-страшный голос: «Вы вошли в обитель зла, и никогда не покинете этого дома!».

Рассказчик снова сделал паузу и оглядел присутствующих. В скудном свете лампы выражения их лиц показались ему перспективными. Правда, Гарри, у которого жизнь сначала с Дадли, а потом с Дамблдором напрочь отшибла способность пугаться чего бы то ни было, откровенно задремывал, зато Дин сидел, как на иголках, Рон крепко обнимал подушку, а Невилл явно подумывал, не пора ли уже хлопнуться в обморок.

— Дети очень испугались, — зловеще прошептал Симус, — но взялись за руки и прошли в соседнюю комнату. И вдруг из стен полилась вода! Они попытались плыть, но откуда-то появились самые настоящие агиски! Те схватили двух малышей и… вы можете себе представить, как ужасно это было!

— Вообще-то… — пискнул Невилл, но Симус яростно замахал рукой, призывая к молчанию.

— Четверо детей сумели выплыть и попали в следующую комнату. Потоп закончился, но только они обрадовались, как пол раскололся, и оттуда вылетели злобные кларихуны!

— Но кто…

— Они похитили их души! — взревел Симус. Больше его никто не решался перебивать. — Выжила только одна девочка и один мальчик. Но когда они зашли в последнюю комнату, оказалось, что там их подстерегает Ланнан-ши! Конечно, девочка была ей не нужна и смогла сбежать. Выбравшись из дома, она все рассказала родителям. Жители деревни отправились к дому, но тот был пуст, и никаких детей, живых или мертвых, в нем не было!

С выражением проговорив последнюю фразу, он воздел руку, ожидая воплей ужаса. Но мальчишки лишь недоуменно переглядывались.

— Эй, да что с вами?! Страшная же история!

— Была бы страшная, если бы ты не перебарщивал с ирландской мифологией, — раздался из темноты серьезный голос. — Агиски, кларихуны… с тем же успехом можно сказать кизляки и слонопотамы.

Невилл ахнул и, бормоча что-то, подозрительно напоминающее «свят, свят, свят», вжался спиной в стену.

— Фред! Джордж! — крикнул Рон, вытаскивая в пятно света одного из слабо упирающихся братьев. — А вы что здесь делаете? Тоже спальни перепутали?

— Мы тут приключаемся, братец, — беззаботно отозвался Фред. — В замке скука смертная. Думали, может, хоть Гарри, как обычно, подкинет движнячка, а у вас тут, вижу, фольклорный клуб образовался. Разве ж это страшилки?

— Может, покажем им класс, Фред?

— Может, и покажем.

Братья переглянулись, и в неверном свете керосинки зрителям почудилось, что в их глазах сверкнули дьявольские огоньки. В изножье Роновой кровати кто-то ойкнул очень знакомым девчоночьим голосом. Уизли-младший молча подвинулся. С Гермионой под боком было как-то спокойнее.

История о клатбище домашних жывотных

— Эта история случилась давным-давно в одном американском городке, — очень тихо и серьезно начал Джордж. — Она была такая жуткая, что маглы даже сняли по ней движущуюся картину и показывали ребятам в школах, чтобы они не повторяли роковых ошибок. Один простец с семьей переехал в поисках работы на новое место и поселился в доме рядом с мрачным лесом и большой дорогой, по которой, как бешеные, носились огромные грузовики...

— Он работал лесником? — пискнул из темноты голосок Колина Криви.

— Народ, у вас какая-то безразмерная комната! — недовольный тем, что его перебили, фыркнул Джордж. — Нет, он работал доктором... или учителем, я уже не помню. Еще ценные вопросы будут?

— Работал доктором в лесу? — поразился невидимый Колин.

— Работал доктором в клинике, где зашивал рты маленьким любопытным пронырам! — зловещей скороговоркой ответил Фред.

Колин издал придушенный хрип, аудитория затрепетала.

— ...а чуть дальше в лесу было одно место, — продолжал Джордж, — где дети хоронили разных животных, которых сбивали грузовики. Наверное, их владельцы напортачили с чарами, потому что машины были злющие-презлющие и давили всех подряд. Малышне оставалось только отскребать лопатой раскатанные трупики и закапывать их в...

Невилл поперхнулся, откуда-то из темноты раздался такой звук, словно кого-то тошнило.

— З-звин-ните, — пробормотал голос, поразительно похожий и одновременно не похожий на начальственный тенорок Вуда, к дверям метнулась серая тень. Кто-то из гриффиндорских охотниц тихонько хихикнул, Дин с Роном откровенно заржали.

— В общем, — Джордж отчаянно пытался спасти остатки гнетущей атмосферы, — это было страшное место. Настолько страшное, что даже его название было специально написано с ошибкой. Чтобы случайные прохожие сразу понимали, куда их занесло!

— Жуть! — восхитился Дин.

— Про название непонятно, — ввернула Джинни, — почему ошибка — это страшно?

— Может, у них Снейп правописание преподает? — предположил Невилл.

Комната громыхнула хохотом. Когда порыв истерического веселья утих, из угла донеслось суховатое покашливание.

— Это и правда смешно, мистер Лонгботтом. Но не думаю, что я вправе допустить в своем присутствии насмешки над...

— Профессор МагГонагалл?! — ахнул Рон. — А что вы здесь де...

— Слежу за дисциплиной, — невозмутимо отозвалась профессор, ее глаза сверкнули в темноте белыми кошачьими огоньками. — Половина факультетских девочек в мужской спальне в такой час... Но вы продолжайте, продолжайте, мистер Уизли. Очень занимательная история. Вон и мисс Грейнджер хочет ответить...

Гермиона торопливо опустила по привычке вскинутую руку и даже вытерла ее украдкой о Роново одеяло. Владелец кровати смущенно отпрянул: близость девичьей руки к его голым сбитым коленкам навевала какое-то очень странное чувство.

— Вообще-то, это имеет смысл, — торопливо сказала гриффиндорская отличница. — С точки зрения теории рун намеренное искажение названия могло бы... если бы Джордж не перепутал всю историю, конечно. На самом деле и грузовики никто не заколдовывал, и ошибка была...

— Спасибо, Гермиона! — саркастически отозвался Джордж. — Так стало намного страшнее!

— Случайные прохожие в лесу? — поразился притормаживающий на сюжетных поворотах Колин.

Фред издал неясное рычание и, кажется, пару раз ударился головой о стену. Предполагаемая стена отозвалась негодующей репликой в духе Лаванды Браун. В воздухе распространились ароматы корицы и яблок.

— Так чем все закончилось-то? — сонно спросил Гарри.

— Умерли, — обреченно отозвался Джордж.

— Кто умер? — уточнил настырный Колин.

— Все умерли.

— Все-все?

— Все-все.

— А!

В последовавшем за этим обменом репликами неловком молчании деликатный голосок профессора Флитвика прозвучал неожиданно громко:

— Мне кажется, что...

— Ой, и вы здесь! — невежливо удивилась Викки Фробишер.

— Что поделать, моя дорогая. Должен же кто-то следить за дисциплиной. Половина коллег-женщин в мужской спальне в такой час...

— Половина? — уточнила привыкшая к точности Гермиона. — Но...

— Я, с вашего позволения, милочка, тоже женщина, — потусторонне прошелестела с подоконника Сивилла Трелони, запашок хереса при этом смешался с вездесущими яблоками и корицей в какой-то совсем уж пайно-маффиновый коктейль. — Что бы там ни утверждали на этот счет всякие завистники. Но речь не обо мне. Я, слава Тересию, не та особа, которая будет всячески выпячивать свое присутствие. Тем более, когда мой пророческий дар подсказывает мне, что профессор Флитвик намеревается что-то сказать!

— О, я всего лишь хотел предложить, чтобы следующую историю нам рассказал Невилл.

Невилл смущенно замер. Людная тьма комнаты ждала.

— Ну... — наконец промямлил мальчик, — я действительно знаю одну довольно страшную историю.

История о вишневом варенье

— Жила-была… — начал Невилл, но вдруг остановился и робко попросил. — Только, пожалуйста, не перебивайте. А то я в жизни не сумею рассказать.

— Эх, что это я первый попросить не додумался, — сердито буркнул Джордж. — А еще лучше сразу не накрыл всех Силенцио. Вы бы к концу истории мантии намочили от страха, гарантирую.

— Мистер Уизли, если вы не перестанете перебивать Лонгботтома, я опробую идею с Силенцио на вас, — любезно предупредила МакГонагалл. — Рассказывайте, Невилл.

— Жила-была одна старая в-ведьма, — голос Невилла дрогнул и едва не сорвался. — Была она не… не то чтобы злая, но очень уж строгая и суровая, не терпела беспорядка и особенно не любила, когда кто-то трогал ее вещи. Поэтому в окрестных деревнях половина жителей страдала заиканием, бессонницей и всевозможными фобиями. Ее даже хотели потихоньку сжечь, но, когда пришли к ней во двор с вилами и факелами, она посмотрела ни них так многозначительно, что все сразу передумали и извинились. Однажды одна магла подарила ведьме рецепт необыкновенного вишневого варенья. Было оно вкусное-превкусное, вот только делать его следовало по-особенному: никакого колдовства, ни-ни. Ведьма, охая от радикулита, тянулась к веткам, рвала в жестяное ведро мелкие вишни: две тысячи двести семь штук, вот сколько влезло! Ворочала тяжелый таз, мыла в холодной воде прозрачный банки, аккуратно снимала на блюдце розовую пену. Варенье вышло просто чудесное: прозрачное, тягучее, с гладкими бусинами ягод, одна к одной. По воскресеньям и праздникам ведьма доставала варенье и накладывала себе ровно пять чайных ложек и еще три — своему внуку. И так дорожила этим своим сокровищем, что деревенские даже боялись упоминать вслух слово «вишня», мало ли что! Но… но… — Невилл опустил глаза, его полные щеки дрожали. — Понимаете, внук… ему было мало трех ложек, и однажды ночью, когда ведьма спала, он решил стащить немного варенья. Н-н-ночь б-была б-б-безлунная. Х-храп старой в-ведьмы разносился по дому, точно клич боевой трубы. У мальчика сердце замирало так, что каждый раз ему начинало казаться, что оно остановилось вовсе. Половицы под ногами, как нарочно, громко скрипели. Где-то в темноте таились натянутые, точно незримые лучи в гоблиновском банке, Круциатусы, готовились ужалить…

— Но Круциатус не может… — начала было Гермиона.

Рон, от напряжения, страха и голода впившийся зубами в край наволочки, без лишних слов зажал ей ладонью рот. Но было уже поздно. Невилл, который и так держался из последних сил, горько разрыдался. Из темноты к нему метнулось сразу несколько рук. Подали воды, носовой платок и нашатырь, погладили по вздрагивающей макушке.

— Наверное, то, что сделала с ним ведьма, было ужасно, — благоговейно сказала Лаванда.

— Н-не ос-собенно, — пробормотал деморализованный Невилл. — П-подумаешь, руки удлинялись на два дюйма в секунду и свивались кольцами… да и п-проснулась бабушка почти сразу. Т-трудно было выпутать из рук мебель, а в остальном н-н-ничего. Оно того стоило.

В спальне как-то сама собой воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим похрапываем уснувшего Гарри. Не было слышно ни шороха конфетных оберток, ни препирательств о том, кто на чью ногу сел, даже окружавшая Лаванду многозначительная возня и та стихла. Гриффиндорцы пытались представить себе свитые кольцами, точно гигантские спагетти, руки, из которых пришлось выпутывать мебель, но фантазия пасовала перед реальностью.

Захваченные послевкусием истории, гриффиндорцы не сразу заметили, как темнота в комнате из черной сделалась серой и зыбкой, предрассветной. Где-то на противоположном боку Земли вернулся из своего отпуска румынский экзорцист-вампироборец, и тягучие ассонансы его наговора неотвратимо вели в Хогвартс утро.